Рождественские повести - Чарльз Диккенс

Они и, правда, принадлежали ей, и она стояла в них, в этих башмаках, румяная и довольная, а лицо ее было промыто до такого же яркого блеска, как и в минувшие времена, но локти стали совсем гладкими - теперь на них даже виднелись ямочки, говорившие о том, как расцвела ее жизнь.

- Как ты поздно, Клеменси! - сказал мистер Бритен.

- Да видишь ли, Бен, у меня была куча дел! - ответила она, заботливо следя за тем, чтобы все ее свертки и корзинки были благополучно перенесены в дом. - Восемь, девять, десять... где же одиннадцатая? Ах, моя корзинка одиннадцатая! Все на месте! Убери лошадь, Гарри, и если она опять будет кашлять, дай ей вечером горячего пойла из отрубей. Восемь, девять, десять... Где же одиннадцатая? Ах, я забыла, все на месте! Как дети, Бен?

- Резвятся, Клемми, резвятся.

- Дай им бог здоровья, деточкам нашим! - сказала миссис Бритен, снимая шляпу, обрамлявшую ее круглое лицо (супруги уже перешли в буфетную), и приглаживая ладонями волосы. - Ну, поцелуй же меня, старина!

Мистер Бритен с готовностью повиновался.

- Кажется, я сделала все, что нужно, - промолвила миссис Бритен, роясь в карманах и вытаскивая наружу целую кипу тонких книжек и смятых бумажек с загнутыми уголками. - По всем счетам заплатила... Брюкву продала, счет пивовара проверила и погасила... трубки для курильщиков заказала, семнадцать фунтов четыре шиллинга внесла в банк. А насчет платы доктору Хитфилду за то, что он принимал у меня маленькую Клем, ты, конечно, догадываешься, Бен, - он опять не хочет брать денег.

- Так я и думал, - проговорил Бен.

- Да. Он говорит, что сколько бы у нас ни было детей, Бен, он никогда не возьмет с нас ни полпенни. Даже если их десятка два народится.

Лицо у мистера Бритена стало серьезным, и он уставился на стену.

- Ну разве это не любезно с его стороны? - сказала Клеменси.

- Очень, - согласился мистер Бритен. - Но к подобной любезности я не стал бы прибегать слишком часто.

- Конечно, - отозвалась Клеменси. - Конечно, нет. А еще пони... продала его за восемь фунтов и два шиллинга. Недурно, а?

- Очень хорошо, - сказал Бен.

- Ну, я рада, что ты доволен! - воскликнула его жена. - Так я и думала, и, пожалуй, это все, а значит, кончаю письмо и остаюсь известная вам К. Бритен... Ха-ха-ха! Вот! Забери все бумаги и спрячь их под замок. Ах! Подожди минутку! Надо наклеить на стену вот это печатное объявление. Оно еще совсем сырое, только что из типографии. Как приятно пахнет!

- Насчет чего это? - спросил Бен, рассматривая объявление.

- Не знаю, - ответила ему жена, - я не читала.

- "Продается с торгов... - начал читать хозяин "Мускатной терки", ...если окажется непроданным до назначенного срока..."

- Так всегда пишут, - сказала Клеменси.

- Да, но не всегда пишут вот что, - отозвался он. - Слушай-ка: "Жилой дом" и проч., "службы" и проч., "ягодники" и проч., "ограда" и проч., "господа Сничи и Крегс" и проч., "красивейшая часть незаложенного собственного имения Майкла Уордна, эсквайра, намеревающегося продлить свое пребывание за границей".

- Намеревающегося продлить свое пребывание за границей! - повторила Клеменси.

- Так тут написано, - проговорил Бритен. - Видишь?

- А я еще сегодня слышала, как в старом доме прошел слушок, будто вскоре от нее должны прийти вести - и более радостные и более подробные, чем раньше! - сказала Клеменси, горестно качая головой и похлопывая себя по локтям, должно быть потому, что воспоминания о прежней жизни пробудили в ней старые привычки. - Ай-ай-ай! Тяжело у них будет на сердце, Бен!

Мистер Бритен испустил вздох, покачал головой и сказал, что ничего в этом не понимает и давным-давно уже не пытается понять. Сделав это замечание, он принялся наклеивать объявление на окно с внутренней стороны. Клеменси после недолгих безмолвных размышлений поднялась, разгладила морщины на своем озабоченном челе и убежала взглянуть на детей.

Надо признать, что хозяин "Мускатной терки" питал глубокое уважение к своей супруге, но он по-прежнему относился к ней снисходительно, и Клеменси чрезвычайно забавляла своего мужа. Он очень удивился бы, скажи ему кто-нибудь, что ведь это она ведет все хозяйство и своей неуклонной бережливостью, прямотой, добродушием, честностью и трудолюбием сделала его зажиточным человеком. Такие деятельные натуры никогда не говорят о своих заслугах, и очень часто видишь (на всех ступенях общественной лестницы), как их оценивают по их же собственной скромной мерке, в то же время неразумно восхищаясь поверхностным своеобразием и оригинальностью тех людей, чья внутренняя ценность так невысока, что если бы мы поглубже заглянули к ним в душу, то покраснели бы за то, что приравняли их к первым!

Мистеру Бритену было приятно думать о том, как он снизошел до Клеменси, женившись на ней. Она служила ему вечным доказательством доброты его сердца и кротости его характера, и если оказалась отличной женой, то в этом он видел подтверждение старой поговорки: "Добродетель в себе самой таит награду".

Он только что кончил наклеивать объявление, а оправдательные документы, касавшиеся всего, что сделала и этот день Клеменси, спрятал под замок, в шкаф для посуды, - все время посмеиваясь над деловыми способностями жены, и тут она сама вернулась с известием, что оба маленьких Бритена играют в каретном сарае под присмотром некоей Бетси, а маленькая Клем спит, "как картинка", после чего супруги уселись за столик пить чай, поджидавший прихода хозяйки. Они сидели в маленькой, очень опрятной буфетной, где, как и подобает, было множество бутылок и стаканов, где внушительные часы точно показывали время (половину шестого), где все стояло на своем месте и было донельзя начищено и натерто.

- Первый раз присела за весь день, - сказала миссис Бритен, глубоко вздохнув с таким видом, словно она уселась на целый вечер, но немедленно вскочив, чтобы подать мужу чашку чаю и намазать ему хлеб маслом. - Это объявление так живо напомнило мне о прежних временах!

- А, - произнес мистер Бритен, держа блюдце, как устрицу, и, как устрицу, проглатывая его содержимое.

- Через этого самого мистера Майкла Уордна, - сказала Клеменси, мотнув головой в сторону объявления о продаже, - я потеряла место.

- И заполучила мужа, - добавил мистер Бритен.

- Да, тоже через него, - согласилась Клеменси, - и я премного благодарна ему за это.

- Человек - раб привычки, - сказал мистер Бритен, глядя на жену поверх своего блюдца. - Как-то так вышло, что я привык к тебе, Клем, ну и увидел, что не могу без тебя обойтись. Так что мы с тобой взяли да и поженились. Ха-ха! Мы с тобой! Кто бы мог подумать!

- Да уж, кто бы мог подумать? - вскричала Клеменси. - Это было очень благородно с твоей стороны. Бен.

- Ну, что ты! - возразил мистер Бритен с самоотверженным видом. - Тут и говорить не о чем.

- Нет, это так, Бен! - простодушно молвила его жена. - Я, право же, так думаю, и я очень тебе благодарна. Ах! - Она снова взглянула на объявление. Ты помнишь, когда узнали, что она ушла, моя милочка, и даже след ее простыл, я не смогла удержаться и все рассказала, столько же ради нее, сколько ради них; да и можно ли было удержаться?

- Во всяком случае, ты все рассказала, - заметил ее муж.

- А доктор Джедлер, - продолжала Клеменси, поставив на стол свою чашку и задумчиво глядя на объявление, - в горе и гневе выгнал меня из дому! За всю свою жизнь я ничем так не была довольна, как тем, что не сказала ему тогда ни одного дурного слова и что не было у меня к нему никакого дурного чувства даже в то время; а ведь потом он сам искренне раскаялся. Как часто он сидел в этой комнате и все твердил мне, что жалеет о своем поступке, и в последний раз это было как раз вчера, когда тебя не было дома. Как часто он сидел в этой самой комнате и часами говорил со мной о том о сем, притворяясь, будто это ему интересно, а на самом деде - только в память о былых днях и потому, что она любила меня, Бен!

- Да как же ты до этого додумалась, Клем? - спросил ее муж, удивленный тем, что она ясно осознала истину, которая лишь смутно мерещилась его пытливому уму.

- Право, не знаю, - ответила Клеменси, дуя на чай, чтобы остудить его. - Не могу объяснить тебе это, даже пообещай ты мне награду в сто фунтов.

Мистер Бритен, возможно, продолжал бы обсуждать эту метафизическую тему, если бы Клеменси вдруг не увидела в дверях за его спиной некий реальный факт в образе джентльмена, который носил плащ и сапоги, как все, кто путешествует верхом. Он как будто внимательно прислушивался к разговору и не спешил прервать его.

Тут Клеменси поспешно встала. Мистер Бритен тоже встал и поклонился гостю.

- Не хотите ли пройти наверх, сэр? Наверху есть очень хорошая комната, сэр.

- Благодарю вас, - сказал незнакомец, устремив пристальный взгляд на жену мистера Бритена. - Можно мне войти сюда?

- Конечно, сэр, войдите, если желаете, - ответила Клеменси, приглашая его войти. - Что вам будет угодно потребовать, сэр?

Незнакомец заметил объявление и начал читать его.