Том 6. Созревание плодов. Соляной амбар - Борис Пильняк

К вечеру лазутчики донесли, что на площади, на бульварчике против казначейства-тюрьмы и против Дворянского Клуба строится городскими ребятами свой Порт-Артур.

Вечером произошло первое столкновение армий. Чертановские пошли к городскому Порт-Артуру, городские пошли к чертановскому, – встретились, кидали друг в друга глышками, – врукопашную не сходились, – кричали друг другу:

– Эй вы, японцы! морду разобьем, только попадись!..

Неделя прошла, главным образом, в караульных дозорах и в усовершенствовании крепостей. За неделю пришли новые вести с Дальнего Востока, – японцы оказались, главным образом благодаря своего малого роста, куда подвижнее русских, – в газетах писалось, что японцы то тут, то там в разных и никак не русски названных местах прошли такие-то и такие-то расстояния и высадились в таких-то и таких-то не русски названных местах, – и к концу недели само собою стало понятно, что чертановцы – в силу малых своих количественных размеров против города – японцы, а городские – русские.

Первый бой разыгрался в следующее воскресенье, после обеден в церквах. В чертановской школе, кроме чертановцев, обучались также игумновцы и одинцовцы, они пришли на чертановскую сторону. С утра производились мелкие вылазки тех, кто не посылался матерями к обедне и кто не дожидался дома воскресного после обедни пирога. Часам к двенадцати русских, то есть городских, собралось великое скопище.

Городские пошли на приступ – брать чертановский Порт-Артур.

Чертановцы штурм выдержали. Ледяные стены оказались неприступными. Глышки чертановцев ставили отличные синяки, хотя те же глышки так же отлично ставили синяки и на чертановских скулах. Русские расположились кругом в расстоянии полета глышки, прекратив стрельбу. Русланы также перестали стрелять, сберегая снаряды. Вылазки Русланов оказались невозможными, за их малочисленностью. Война принимала затяжной характер, становилось даже скучно.

И в это время, примерно к часу дня, на помощь чертановцам пришли одинцовцы и игумновцы, те, которые были у обедни, – пришли с пиками и булавами, а также с колчанами, то есть со школьными котомками, набитыми самым замечательным «огнестрельным оружием» – с оледеневшими глышками конского навоза. С моста они бросились «на ура» на русских и в рукопашный бой. Крепость сделала вылазку.

«Ура» каждого из Русланов ему самому казалось самым громким. Огнестрельное оружие уже не годилось. Зазвенели уши и посыпались искры из глаз, из носов потекла кровь от палочных ударов куда попало, по рукам, по плечам, по головам, посыпались синяки и поползли ссадины, от которых не было больно в геройстве дня.

Должно быть, на самом деле никакой рукопашный бой не длится больше минуты, – городские дрогнули, побежали вдоль улицы к своему Порт-Артуру. Должно быть, на самом деле все отступления губительны, – городских били булавами по спинам и шеям, сшибали с них шапки огнестрельными глышками.

Бой оказался за чертановцами.

Правда, городского Порт-Артура они не взяли, но уличный городской простор принадлежал чертановцам, городской Порт-Артур был обложен и вылазок не делал. И та, и другая сторона отдавала должное бойцам. У городских хорошо дрались братья Шиллеры, хорошо дрался Николай Бабенин, – неплохо Леопольд Шмуцокс, он кидался глышками без промаху и дальше всех, а еще того лучше он сам уворачивался от глышек – и не только увертывался, а на лету подхватывал враждебную глышку, точно в мячик играл, бросая глышку сейчас же, одним махом по врагу. У чертановцев лучше всех дрался Барсуков, силач, ударит – с ног долой, а храбрее всех был Андрей Криворотов, он не боялся синяков и лучше всех умеЛ дразниться, такое кричал, что даже городские смеялись. Чертановцы – скопом – бились ловче городских.

День прошел к вечеру за шутками у стен городского Порт-Артура, как в «Тарасе Бульбе».

Еще прошла неделя, мел уже февраль.

Город решил победу оставить за собою.

В новое воскресенье полки собирались с утра и после обедни. На углах стояли дозоры. Ни тот, ни другой Порт-Артур вылазок не делал.

Русланы оказались менее выдержанными. Построившись рядами по куреням деревень, они пошли на городской Порт-Артур, подошли к Порт-Артуру, кричали зловеще:

– Эй вы! русские! морду разобьем, только попадись!..

Тогда русские со стен городского Порт-Артура бросились на вылазку, а одновременно из-за кошкинского забора, из засады – с саженным колом в руках – выскочил дурачок Тига-Гога, бородатый и нечеловекоподобный. Сделав ось из себя, вертясь с шестом вокруг оси, бородатый городской идиот сразу по десятку валил японцев. Чертановцы, игумновцы, одинцовцы бросились к своему Порт-Артуру. На их плечах русские ворвались в крепость, во главе с Тигой-Гогой.

На мосту по воскресному времени прогуливались саддердиновские ученики-скорняжники и фреевские подмастерья, с гармонией. Увидев, что в детскую игру вмешался Тига-Гога, и решив, что это «не игра», парни бросились на Тигу, а также на всех тех, кто попадался им под руку.

Победа, полная победа осталась за чертановцами, – русский Порт-Артур был взят и разгромлен, стены расковырены пиками, пещеры провалены танцами на них.

Андрей Криворотов вернулся домой с надорванным ухом и совершенно счастливый, в отличных проектах на будущие замечательные бои. Отец срочно отправил сына в заднюю комнату, запретив ему оттуда выходить в наказание. Мать промывала сыну ухо борною водой и присыпала йодоформом.

Затемно к дому Криворотова подъехали санки с медвежьей полостью. Из санок вышел исправник Бабенин и позвонил в парадное – дернул за проволоку, прогремел в прихожей валдайским колокольцем. Андрей, сидевший в наказание без огня, разглядев исправника, потихоньку проюркнув в коридор, отпер исправнику дверь, сказал почтительно:

– Здравствуйте!

Исправник приветствия не заметил, торжественно прошел холодным коридором, в запахах нужника. В прихожей исправника встретил отец – доктор Иван Иванович.

– Здравствуйте, Иван Иванович! – сказал Бабенин.

– Здравствуйте, Николай Евграфович! – прошу в гостиную, – сказал Иван Иванович и добавил: – А я только что собирался к вам.

– Надо полагать, по одному и тому же делу, – сказал Бабенин, – очень рад.

Прошли в гостиную, сели около круглого стола, закурили, улыбнулись друг другу.

– Як вам по поводу детского населения, – сказал исправник.

– Я тоже по этому поводу намеревался к вам, – сказал Иван Иванович.

Оба вновь улыбнулись и затянулись.

– Мой сын Коля пришел домой сейчас с синим глазом…

– А мой Андрюша с оторванным ухом…

– Разумеется, – сказал исправник, – я могу поставить на следующее воскресенье городовых на посты к соляному амбару и на бульвар, хотя вообще, будучи военным, я не против детских военных игр. Но дело не в этом. Дело в том, – вы подумайте только!.. – крестьянские дети сельца Чертаново сами себя называют– японцами?! – где патриотизм?! – каково?! – А в придачу к этому кучка крестьянских мальчишек сельца Чертаново, называя себя японцами, систематически побеждает городских мальчиков… Недопустимо! – как это должно выглядеть со стороны?..

– Это, конечно, – да, явно неудобно, – сказал Иван Иванович.

– Я позволил себе обеспокоить вас, Иван Иванович, по двум причинам, – сказал исправник. – Во-первых, по всем сведениям, имеющимся у меня, коноводом со стороны детей сельца Чертаново является ваш, Иван Иванович, сынок Андрюша, единственный мальчик интеллигентных родителей, а следовательно, поскольку он также причисляет себя к японцам, на вас, Иван Иванович, может упасть нежелательная тень отсутствия патриотизма. Во-вторых, вы, Иван Иванович, являетесь попечителем чертановской школы… Вам понятно, Иван Иванович, – сейчас, во время войны, когда все сословия русского общества едины в патриотическом своем порыве, вмешательство полиции в детские забавы, да еще военного характера было б неудобно… Если я просил бы вас, Иван Иванович, переговорить от своего лица с учителями чертановской школы… или даже собрать сход мужиков и сделать им внушение… я тогда мог бы ограничиться разговором с вами, Иван Иванович, и не выставлять посты в следующее воскресенье ни на бульвар, ни к соляному амбару…

Иван Иванович вполне согласился с Николаем Евграфовичем.

Они выкурили еще по папиросе, поговорили о войне, как два патриота, о наглости японцев, об организации в Камынске общества Красного креста, которое намеревалось, организовавшись по инициативе Николая Евграфовича, провести среди населения сборы для постройки двуколок на предмет развоза раненых, – поговорили о будущей победе и распрощались.

Сын отправлен был снова в темную комнату. Отец покричал на сына, – черт, мол, знает, что такое, путайся теперь с исправником!., затем отец успокоился и ушел к Никите Сергеевичу, потолковать о войне. Мама, уважая распоряжения папы, из дальней комнаты Андрея не выпустила, – но к Андрею пришел Климентий, и мама, со свечкою, чтобы полунарушить папино распоряжение, читала Андрею и Климентию вслух о детях капитана Гранта.