Приди, полюби незнакомца - Кэтлин Вудивисс

— Сплетников в Билокси не меньше, чем в Натчезе, да и где угодно. Мне приходилось о нем слышать и, если он оказался хоть в одной таверне, где до него побывал твой отец, уверен, что о нас ему все известно. Может, ты и не знаешь, дорогая, но нам тут все перемывают косточки. Особенно когда у порога околачивается сам великий Эштон Уингейт… — Малкольм замолк, глядя куда-то поверх голов. В темных глазах его появился металлический блеск, на скулах заиграли желваки. — А вот и он сам, этот дьявол.

Ленора оглянулась, гадая, кто это так резко испортил ему настроение; сердце ее забилось при виде того, кто ее настроение может только поднять. Эштон! Само это имя мелодичным звоном отдалось в голове и как бы придало силы для того, что ей предстояло.

Твердые губы Эштона сложились в едва заметную улыбку, и он вежливо прикоснулся к своей шляпе, приветствуя их. И тут же глаза его, встретившись с ее глазами, потеплели. Непроизнесенные слова любви повисли в воздухе, в ожидании, пока она подхватит их и донесет до сердца. И они не растворились в воздухе, Ленора услышала их.

Теперь, когда его увидели и он уже больше не мог наблюдать незаметно, Эштон перешел на другое место и стал у края могилы, где, как он надеялся, его присутствие не будет давать покоя Малкольму. Отсюда он также мог наблюдать за Лирин… или, если ей так этого хочется, за Ленорой. Если она настаивает на этом имени, с его стороны это не будет означать никакой уступки, разве что временный компромисс, пока дело не прояснится. В его сердце она все еще оставалась Лирин, а если выяснится, что это не так, что ж, ему останется лишь с достоинством признать свою неправоту. Но Лирин ее зовут или Ленорой, он знал, что любит эту женщину, ибо память об отдаленном прошлом заглушалась более близкими воспоминаниями, общими для обоих.

В свою очередь Ленора незаметно наблюдала за Эштоном, любуясь его великолепной фигурой. На нем был угольно-черный пиджак, светло-серый галстук и примерно того же оттенка брюки в полоску. Рубашка, как всегда, была отменно накрахмалена, из-под узких брюк выглядывали до глянца начищенные черные ботинки. Солнце покрыло его кожу бронзовым загаром, и на этом фоне карие глаза, опушенные черными ресницами, казалось, излучали собственный свет. И этот свет передался ей, когда их взгляды снова встретились.

Небольшая группа людей застыла в скорбном молчании, когда священник бросил на гроб горсть земли и произнес:

— Прах возвращается во прах…

Ленора смахнула слезы, струившиеся по щекам, и судорожно вздохнула. С подавленным рыданием Мейган повернулась к кучеру, который плакал, не переставая. Роберт Сомертон потянулся к пиджаку и, вынув из кармана фляжку, надолго припал к ней. Малкольм не замечал ничего вокруг, не отрывая взгляда от Эштона. Бросив быстрый взгляд через плечо, Малкольм заметил, что Эштон направляется к мистеру Тичу, и если он и испытал некоторое облегчение, то выразилось оно только в том, что его тяжелые плечи несколько обмякли.

— Доброе утро, мистер Тич, — Эштон мрачно кивнул коротышке. Затем, отвернувшись, он поднял голову и посмотрел на низкие тяжелые облака.

— Подходящий день для похорон, а?

— Да вроде, — неопределенно откликнулся Хорэс, исподтишка поглядывая на собеседника. — Только, пожалуй, жарковато. Дождик бы не помешал.

— Может, так. А может, только духоты прибавится, — любезно откликнулся Эштон, видя, как пот струйками стекает по круглому лицу Тича. «Интересно, — подумал он, — это только из-за жары, или коротышка отчего-то нервничает?»

— Между прочим, не ожидал вас здесь увидеть, Хорэс. Вы что, к родственникам приехали?

— Д-да… — Тич прикусил язык, но было уже поздно. Не то чтобы ему было стыдно солгать Эштону, но он боялся, что тот скажет шерифу, а дальше — целый обвал расследований. Он стряхнул с рукава пылинку, стараясь выглядеть так же непринужденно, как и его оппонент, но почему-то, во всяком случае в присутствии Эштона, это ему никогда не удавалось.

— Вообще-то это Марелда придумала поехать в Билокси. На океан, что ли, хотела посмотреть…

Эштон задумался над этим объяснением, вспомнив, как говорил Марелде, что у Лирин здесь имение. Хорошо зная эту даму, он не мог поверить, что они с Тичем оказались тут случайно. Марелда порой умела действовать очень решительно, и оставалось только гадать, что же именно привело ее сюда. Эштон пристально посмотрел на Хорэса и спросил:

— Вы случайно не знали убитую?

Хорэс высокомерно отмахнулся.

— Вы что, Эштон, взяли на себя обязанности шерифа, что допрашиваете меня?

— Да вовсе нет. — В душе Эштон посмеялся над напыщенными манерами коротышки. — Шериф Коти показал мне тело, и мне тогда же почудилось что-то знакомое, только я не мог сообразить, где видел эту бедняжку. А когда встретился с вами, вспомнил. — Эштон заметил нервное подергивание век Тича, его короткие руки прижались к потному лбу. — Я ошибаюсь или действительно Мэри одно время была в услужении у вашей сестры?

Прикрыв глаза, Хорэс молча выругал себя за то, что приехал сюда. Это было так давно, он думал, все уже забыли. Стараясь не показать волнения, он взял легкий тон:

— Ну и что? Вы же не собираетесь повесить на меня это убийство? — Хорэс тревожно взглянул на Эштона.

— Хорэс, честно говоря, я не понимаю, чего вы так волнуетесь. Меньше всего я думал о вас. Девушку, может, вы слышали, изнасиловали, а я просто не могу представить, чтобы вы были на это способны.

Хорэс нашел повод оскорбиться этим заявлением.

— Вы что хотите сказать, что я не мужчина? — Голос его окреп. — Я заставлю вас…

Видя, что привлекает внимание собравшихся, Хорэс умолк. Ловя на себе их взгляды, Хорэс вытянул короткую шею, поднялся на носках, затем вновь опустился — точь-в-точь петушок, готовый закукарекать… или взорваться, что, пожалуй, точнее соответствовало его нынешнему положению. Если он будет хвастать своими подвигами, в которых другие могут усомниться, это наверняка вызовет у шерифа подозрения. Но в то же время позволить Эштону Уингейту утверждать, что на такие подвиги не способен, тоже не годится. Не мог же он объявить во всеуслышание, что Корисса посоветовала Мэри убираться подобру-поздорову после того, как он затащил ее в дровяной сарай. Он прекрасно помнил ту свару, которая началась потом между ним и сестрой по поводу того, как обращаться со слугами и черномазыми. В конце концов, другие плантаторы делают с ними что хотят, а почему ему нельзя? Больше всего Тич хотел, чтобы его считали мужчиной. Но не обязательно доказывать свою мужественность с совсем молоденькими, пока Марелда не соизволила снизойти до него, Тич всегда обращал внимание на невинных девчушек. И Мэри тоже была когда-то очень молодой… и совсем неискушенной.