XVII. Наваррец - Игорь Александрович Шенгальц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обещаю вам, что доставлю письмо по назначению.
— Сделайте это как можно скорее, барон. А теперь прощайте, меня ждут государственные дела!..
Мы дружно поклонились и вышли из кабинета.
— Хотел я быть мушкетером, но быть гвардейцем тоже неплохо! — заявил д'Артаньян, пока мы спускались вниз по лестнице.
Я раскрыл тот первый лист, что отдал мне Ришелье. Это была не расписка.
Четким и красивым почерком было начертано: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Ришелье».
Бог мой! Да это же индульгенция за любые мои будущие проступки! Вот уж поистине царский подарок.
— Я планирую на время снять квартиру, подлечить раны, — сказал фон Ремер.
— Живите у меня! — щедро предложил д'Артаньян. — Все равно господин барон съехал и отправляется отдохнуть на природу.
— Благодарю, — кивнул тевтонец. — Пожалуй, я воспользуюсь вашим предложением…
Я же мимоходом глянул на адрес, указанный на конверте, который мне предстояло доставить.
Опять судьба вступила в игру, не иначе.
На конверте значилось: «Аббатство Руамон. Лично в руки аббату-настоятелю».
Я уже слышал не столь давно название этого аббатства и даже встречал аббата-настоятеля лично. Шевалье де Бриенн, блондин с глазами убийцы, изобретатель ширинки, убийца королевского кабана, человек, знающий русский язык.
Значит, пришло время нам встретиться. Что же, я готов!
*****
Синее-синее небо над головой, слева и справа обширные желто-красно-зеленые поля, за ними густые охотничьи леса. Поют птицы, легкий ветерок обдувает лицо. Красота!
Я неспешно ехал по дороге, приближаясь к аббатству Руамон. С момента встречи с кардиналом Ришелье прошло три дня, я слегка залечил раны, полученные в битве за сундук, решил все текущие дела в Париже и с чистым сердцем и спокойной совестью отправился в путь.
Грядущая встреча с де Бриенном меня немного пугала. Кем окажется этот человек? Пошатнет ли он мою, уже сложившуюся картину мира. Или опять наш разговор пройдет впустую, как в первый раз?..
Поглядим.
Я все же наведался на Королевскую площадь, дом номер три. Но слуги сообщили мне, что хозяйка срочно уехала несколько дней назад, и когда вернется, неизвестно. Причастен ли к ее отъезду граф Рошфор? Скорее всего, да. Но я не верил, что он причинит Ребекке вред. Скорее всего, он ее не похитил — это было бы чересчур, а просто хитростью выманил из Парижа. Ведь и меня он хотел убить, но так и не убил. Пожалел? Или передумал по какой-то ведомой только ему причине? Ответа у меня не было. Единственное, что меня по настоящему беспокоило в этой истории — роль Мари де Шеврез. Как бы герцогиня не попыталась отыграться за свои неудачи на Ребекке. Но в данный момент я ничего поделать не мог. Ни Мари, ни Рошфора в Париже тоже не было, и как их отыскать я не знал.
Поэтому все, что мне оставалось — это выполнить приказ кардинала и убраться из города. И оказалось, что мне вполне достаточно чистого воздуха, прекрасной погоды и отсутствия врагов вокруг. Не так уж и много требуется для счастья!..
Впереди показались стены обители, еще четверть часа, и я доберусь до места.
Чем ближе я подъезжал к аббатству, тем больше мелких деталей подмечал. Слева на лугу паслось стадо баранов, охраняемое монахом и собакой. Удивительно, но монах не пил вино и не дремал в тени деревьев.
На полях тоже работали монахи, и тоже не отлынивали. Несмотря на жаркий полдень, все трудились в поте лица.
Добравшись до ворот аббатства, меня ожидал еще один сюрприз. На входе дежурили два молодых монаха с явственной военной выправкой. В руках они держали заряженные мушкеты — весьма непривычное зрелище для святой обители.
— Что вы хотели, господин? — вполне вежливо поинтересовался один из них.
— Желаю видеть отца-настоятеля, у меня к нему личное послание, — нейтральным тоном ответил я.
— Попрошу вас обождать минутку, сейчас позовем начальника караула. Он решит ваш вопрос!
Боже, как серьезно и строго. У меня было ощущение, что я стою на проходной Челябинского танкового училища, а монахи — те же срочники, только с мушкетами вместо автоматов.
— Ничего, я подожду.
Через несколько минут прибежал начальник караула — крепкий монах средних лет с внимательным взглядом.
— Что вы желаете, господин?
— А вам не доложили? — я начал понемногу выходить из себя. — Мне нужно встретиться с аббатом, у меня для него письмо.
— Отдайте его мне, я передам!
— Нет, это личное послание, и вручить его я должен лично. Это понятно?
Начальник караула смерил меня долгим взглядом, потом что-то прикинул про себя, и сказал:
— Хорошо, следуйте за мной! О вашей лошади позаботятся…
Я спешился без возражений и пошел за ним, с любопытством оглядываясь по сторонам. Это была очень странная обитель господа, совершенно не такая, как я себе представлял.
На большой площади, как на плацу, по кругу бегали монахи. Лица у всех были печальны, взгляды — тоскливые. У некоторых виднелись свежие и не очень свежие многоцветные синяки.
Одному из монахов снайперским выстрелом на голову какнула птичка, но он лишь уныло обтерся рукавом сутаны, ни на мгновение не снижая темпа движения.
За монахами следом, практически наступая им на пятки, бежали еще два монаха, здоровых, как кабаны, со злыми, бандитскими лицами и палками в руках.
Шлеп!
Палка в руках одного из детин взвилась в воздух и сочно впилась в жирную спину молоденького монашка, слегка отставшего от основной группы.
— Господи помилуй, господи помилуй! — тот взбрыкнул, поддал ходу и вырвался в лидеры.
Да что тут, вашу мать, происходит?!?
Монахи гнусавыми, фальшивыми голосами громко затянули строевую песню:
— Расскажу я вам историю, ребята!
Привели ко мне трех миленьких девчат.
Они были все, как иха мать,
Иха мать была известна блядь![30]
Эта песенка всколыхнула что-то полузабытое в моей душе. Видак «Supra», кассета с двумя фильмами, подписанными синей ручкой на белой наклейке сбоку, пацаны из двора рядом, с интересом уставившиеся на экран старенького советского телека.
Неужели?
Впереди виднелась высокая часовня. Мы дошли до ее входа и остановились.
— Прошу обождать пару минут, сейчас я позову аббата-настоятеля!
Я лишь кивнул,
