Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей - Луи Жаколио

— Хорошо. Ты знаешь, что тебе следует делать дальше?

— Знаю, господин.

— Ступай же. Я тебя не задерживаю.

Гонец ушел.

— Господа, надо торопиться! — сказал Пеггам, обращаясь к Коллингвуду и Надоду. — Времени терять нельзя ни одной минуты. Иди за мной, Надод. Адмирал постарается пока задержать здесь своего секретаря, а мы тем временем впустим в дом своих людей.

Десять минут спустя Фредерик Бьёрн был отпущен Коллингвудом, призывавшим его к себе будто бы для того, чтобы посоветоваться с ним об одном деле. Разумеется, в действительности дела никакого не было, и ни в каком совете своего секретаря адмирал не нуждался. Коллингвуд сделал очень большую ошибку, выдумав такой неудачный предлог, но еще большую ошибку совершил Фредерик Бьёрн, не постаравшись хорошенько вдуматься в ложь адмирала. Фредерик Бьёрн знал, что посетители Коллингвуда были Надод и Пеггам, следовательно, он должен был понять, что у адмирала не могло быть тут никакого дела к своему секретарю.

Во все время разговора с адмиралом Фредерик сидел, как на горячих угольях. Сначала он испугался, что посетители ушли, но потом адмирал сообщил ему, что они дожидаются в соседней комнате решительного ответа, которого он, адмирал, не пожелал им дать, не посоветовавшись сначала с секретарем. Фредерик видел, что адмирал что-то путает, но не задумывался над этим, помышляя лишь о том, как бы поскорее вернуться на веранду и посмотреть, не случилось ли что-нибудь новое.

Нового ничего не случилось — кроме того, что в дом герцога Эксмута был введен отряд в двадцать пять вооруженных «Грабителей».

А Фредерик Бьёрн об этом и не догадывался, развлекаемый болтовней адмирала, выдумки которого были так нелепы, что во всякое другое время навели бы Фредерика на подозрения. Но в этот день успех всех принятых им мер вскружил ему голову, и молодой человек утратил свою обычную чуткость и прозорливость.

Впрочем, главной причиной, почему он до некоторой степени лишился присущего ему самообладания, был страх, что бандиты уйдут и что его друзья явятся, прежде чем адмирал его отпустит.

А между тем ему бы стоило только задать себе мысленно вопрос: ради чего адмирал спрятал Пеггама и Надода и пригласил к себе, под самым пустым предлогом, своего секретаря — и в уме его сразу бы просветлело. У него мелькнуло бы подозрение, и тогда, прежде чем действовать, он, разумеется, постарался бы хорошенько расследовать загадочное обстоятельство.

К несчастью, эта мысль не пришла в голову Фредерику, всецело поглощенному заботой о похищении троих злодеев.

Когда Грундвиг и два его товарища пришли в Саутварк, было уже около полуночи, и на борту всех трех кораблей люди давно спали.

К счастью, в распоряжении капитана Билла, когда он съезжал на берег, оставалась лодка с «Олафа», дежурившая у пристани день и ночь, в противном случае им нелегко было бы добраться до Эдмунда Бьёрна, который тоже уже больше часа тому назад лег спать, не предполагая никакой тревоги.

Узнав о приезде брата и обо всем, происходившем в Лондоне, Эдмунд встревожился. У него явилось предчувствие чего-то дурного, хотя он сам не мог дать себе отчета, почему. Тем не менее он энергично принялся за формирование небольшого отряда, который должен был содействовать аресту бандитов и освобождению Фредерика Бьёрна. Мысль, что старший его брат находится в опасности, засела в голове Эдмунда, и он никак не мог от нее отвязаться. Но когда Гуттор и Билл подтвердили ему рассказ Грундвига, что Фредерик Бьёрн находится в доме Коллингвуда на полной свободе, Эдмунд несколько успокоился, и страх его до некоторой степени рассеялся. Когда же ему сообщили просьбу брата оставаться в Саутварке и командовать эскадрой, он не пожелал даже слушать это и объявил, что лично примет начальство над отрядом, которому поручено выполнить дело, задуманное старшим Бьёрном.

Фредерик требовал пятьдесят человек, а Эдмунд собрал шестьдесят и разделил их на два отряда: один под начальством его самого и капитана Билла, а другой — под командой Грундвига и Гуттора. Это были самые сильные и храбрые из розольфцев, еще недавно имевшие случай доказать свои боевые качества. Когда они шли на своем корабле в Англию, то подверглись нападению пиратов и после отчаянного абордажного боя истребили их всех, а корабль их пустили ко дну.

Был на исходе второй час ночи, когда отряд выступил из Саутварка по направлению к Эксмут-Хаузу.

Над огромным спящим городом царило глубокое молчание. Густой туман увеличивал ночную темноту, так что в двух шагах впереди не было ничего видно. На темном фоне ночного города выступала еще более темная полоса Темзы, похожая на чернильную реку, по краям которой там и сям мелькали красные и зеленые фонари кораблей, зажженные в соответствии с правилами о морском и речном судоходстве.

Навстречу отряду попадались собаки, с ворчанием убегавшие прочь; изможденные голодом нищие, грязные бродяги и жулики, поспешно прятавшиеся где-нибудь в стороне, думая, что идет патруль. Погода была сырая, пасмурная. Идя рядом с Грундвигом и Гуттором, Эдмунд чувствовал, что в нем снова начинают оживать утихшие было опасения; однако он ничего не сказал своим спутникам, не желая ослаблять их энергию и уверенность. Тщетно старался он подавить в себе страх и ободриться; он никак не мог себе представить, что можно было так легко захватить троих опасных злодеев, по всей вероятности, принявших надежные меры для своей безопасности. План старшего брата казался Эдмунду фантастичным, несбыточным; он боялся неудачи и даже почти предвидел ее.

Ему был известен смелый и предприимчивый характер Фредерика, редко задумывавшегося над опасностью. Эдмунду казалось просто невероятным это ночное вступление в отель герцога Эксмута и беспрепятственное им овладение.

Хотя Эдмунд Бьёрн с детства привык смотреть на себя как на главу своей фамилии, тем не менее в сердце его не было ни малейшей досады на Фредерика, отнявшего у него право старшинства. Благородный и великодушный, он искренне, всем сердцем полюбил старшего брата и готов был с радостью отдать за него свою жизнь. Пускаясь в это опасное предприятие, он прежде всего думал не о себе, а о Фредерике.

Однако не время было поддаваться слабости. Послышался голос Грундвига, указавшего на блестевший вдали фонарь Эксмут-Хауза. Это значило, что розольфцы уже приближались к цели. Сделав над собой усилие, Эдмунд отогнал от себя черные мысли и приготовился к самой упорной борьбе.

— Господин мой, — сказал Грундвиг, — я полагал, что вам теперь следует идти тише, чтобы не дать заметить своего приближения. Ведь с освещенной стороны нам к отелю подходить нельзя.