Тысяча и одна ночь. Том III - Древневосточная литература

«На голове и на глазах!» – отвечал ей отец и быстро вернулся от нее и, придя к Тадж-аль-Мулуку, потихоньку передал ему эти слова. И они поднялись и пошли к ней, и, увидев Тадж-аль-Мулука, царевна обняла его в присутствии отца, и приникла к нему, и поцеловала его, говоря: «Ты заставил меня тосковать!» А потом она обратилась к отцу и спросила: «Видел ли ты, чтобы кто-нибудь перешел меру, восхваляя это прекрасное существо? А он к тому же царь, сын царя и принадлежит к людям благородным, охраняемым от гнусности». И тогда царь Шахраман вышел и своей рукой закрыл к ним дверь. Он пошел к везирю царя Сулейман-шаха и тем, кто был вместе с ним из послов, и велел им передать их царю, что его сын во благе и радости и живет сладостнейшею жизнью со своей возлюбленной, и послы отправились к царю, чтобы передать ему это. А после царь Шахраман велел вынуть подношения, угощение и припасы для войск царя Сулейман-шаха, и, когда все то, что он приказал, было выпито, царь вывел сотню коней, сотню верблюдов, сотню невольников, сотню наложниц, сотню черных рабов и сотню рабынь и пригнал все это в подарок царю. А сам он сел на коня с вельможами своего царства и приближенными, и они выехали за город, а когда султан Сулейман-шах узнал об этом, он поднялся и прошел несколько шагов ему навстречу. А везирь с Азизом сообщили ему, в чем дело, и царь Сулейман шах обрадовался и воскликнул: «Слава Аллаху, который привел мое дитя к желаемому!» А потом царь Сулейман шах взял царя Шахрамана в объятья и посадил его рядом с собою на престол, и они стали разговаривать между собою и пустились в беседу. После этого им подали еду, и они ели, пока не насытились, а затем принесли сладости, которыми они полакомились, и плоды свежие и сухие, и они поели этих плодов. И не прошло более часа, как Тадж-аль-Мулук пришел к ним в великолепных одеждах и украшениях, и его отец, увидя его, поднялся и обнял и поцеловал юношу, и поднялись все, кто сидел, и цари посадили юношу между собою и просидели часок за беседою. И царь Сулейман-шах сказал царю Шахраману: «Я хочу написать запись моего сына с твоею дочерью при свидетелях, чтобы весть об этом распространилась, как установлено обычаем. И царь Шахраман отвечал ему: «Слушаю и повинуюсь!»

И тогда царь Шахраман послал за судьей и свидетелями, и они явились и написали запись о браке Тадж-аль-Мулука и Ситт Дунья, и роздали бакшиш[122] и сахар и зажгли куренья и благовония. И был это день веселья и радости, и радовались этому все вельможи и воины, а царь Шахраман принялся обряжать свою дочь.

Тадж-аль-Мулук сказал своему отцу: «Этот юноша, Азиз, – благородный человек, и он сослужил мне великую службу, так как он трудился вместе со мной и сопровождал меня в путешествии. Он привел меня к моей цели и терпел вместе со мной испытания и меня уговаривал терпеть, пока мое желание не было исполнено. Он со мной уже два года, вдали от своей страны, и я хочу, чтобы мы приготовили ему здесь товары и он уехал бы с залеченным сердцем, ибо его страна близко». – «Прекрасно то, что ты решил!» – сказал ему отец. И тогда Азизу приготовили сотню тюков самых роскошных и дорогих материй, и Тадж-аль-Мулук оказал ему благоволение и пожаловал ему большие деньги.

И он простился с ним и сказал: «О брат и друг мой, возьми эти тюки и прими их от меня в подарок, как знак любви. Отправляйся в твою страну с миром!»

И Азиз принял от него материи и поцеловал землю перед ним и перед его отцом, и простился с ними. И Тадж-аль-Мулук сел на коня вместе с Азизом и провожал его три мили. А потом он распрощался с ним и заклинал его впоследствии вернуться, а Азиз сказал: «Клянусь Аллахом, о господин, если бы не моя мать, я бы не покинул тебя. Но не оставляй меня без вестей о себе!» – «Будь по-твоему, – сказал Тадж-аль-Мулук и потом воротился. А Азиз ехал до тех пор, пока не прибыл в свою страну, и, вступив в нее, он поехал дальше и прибыл к своей матери. И оказалось, что она устроила могилу посреди дома и посещала эту могилу, и когда Азиз вошел в дом, он увидел, что его мать расплела волосы и распустила их над гробницей, плача и говоря:

«Поистине, стоек я во всяких превратностях,И только от бедствия разлуки страдаю я.А кто может вытерпеть, коль друга с ним больше нет,И кто не терзается разлукою скорою?»

И она испустила глубокий вздох и произнесла:

«Почему, пройдя меж могилами, я приветствовалГроб любимого, но ответа мне он не дал?»И сказал любимый: “А как ответ мог я дать тебе,Коль залогом я средь камней лежу во прахе?Пожирает прах мои прелести, и забыл я васИ сокрылся я от родных своих и милых”».

И когда она так говорила, вдруг вошел Азиз и подошел к ней, и при виде его она упала без чувств от радости. И Азиз полил ей лицо водой, и она очнулась и взяла его в объятия, и прижала к груди, и Азиз тоже прижал ее к груди и приветствовал ее, а старушка приветствовала его и спросила, почему он отсутствовал.

И Азиз рассказал ей обо всем, что с ним случилось, с начала до конца, и поведал ей, что Тадж-аль-Мулук дал ему денег и сто тюков товаров и материй, и она обрадовалась этому. И Азиз остался с матерью в своем городе и плакал о том, что сделала с ним дочь Далилы-Хитрицы, которая его оскопила.

Вот что выпало на долю Азиза. Что же касается Тадж-аль-Мулука, то он вошел к своей любимой Ситт Дунья и уничтожил ее девственность. А потом царь Шахраман стал снаряжать свою дочь для поездки с ее мужем, и принесли припасы и подарки и редкости и все это нагрузили и поехали. И царь Шахраман ехал вместе с ними три дня, чтобы проститься, но царь Сулейман шах заклинал его вернуться, и он возвратился. И Тадж-аль-Мулук с отцом, женою и войском ехали непрерывно, ночью и днем, пока не приблизились к своему городу. И вести об их прибытии побежали, сменяя друг друга, и город для них украсили…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто тридцать седьмая

Когда же настала сто тридцать седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царь Сулейман-шах приблизился к своему городу, город украсили для него и его сына. А потом они вступили в город, и царь сел на престол своего царства, и его сын Тадж-аль-Мулук был рядом с ним. И он стал давать и одаривать и выпустил тех, кто был у него заточен. А потом его отец сделал вторую свадьбу, и песни и развлеченья продолжались целый месяц, и прислужницы открывали Ситт Дунья, и ей не наскучило, что ее открывают, а им не наскучило смотреть на нее. А потом Тадж-аль-Мулук вошел к своей жене, свидевшись сначала с отцом и матерью. И они жили сладостнейшей и приятнейшей жизнью, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений».

Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане (продолжение)

И Дау-аль-Макан сказал везирю Дандану: «Поистине, подобный тебе развлекает печальное сердце и, беседуя с царями, идет наилучшим путем в обращении с ними.»

А в это время они осаждали аль Кустантынию, пока не прошло над ними четыре года, и они стосковались по родным землям, и войска стали тяготиться, и им надоело не спать ночами, осаждая город, и воевать ночью и днем.

И царь Дау-аль-Макан велел привести Бахрама, Рустума и Теркаша и, когда они явились, сказал им. «Знай те, что мы провели здесь эти годы и не достигли цели, даже напротив, увеличились наши заботы и горести. Мы пришли, чтобы отомстить за царя Омара ибн ан Немана, и был убит среди нас мой брат Шарр-Кан, так что из этой печали стало две печали и из этой беды – две беды. А виновница всего этого – старуха Зат-ад-Давахи. Это она убила султана в его царстве и взяла его жену, царицу Суфию, но ей недостаточно было всего этого, и она обманула нас и зарезала моего брата. А я обещал и дал великие клятвы, что непременно отомщу. Что же вы скажете? Поймите эту речь и дайте мне ответ».

И все склонили головы и ответили: «Самое правильное мнение у везиря Дандана».

И тогда везирь Дандан подошел к царю Дау-аль-Макану и сказал ему: «Знай, о царь времени, что от нашего пребывания здесь нет больше пользы, и лучше всего нам отправиться на родину и остаться там некоторое время, а потом мы вернемся и выступим походом на рабов идолов». – «Прекрасно такое мнение! – сказал Дау-аль-Макан. – Люди стосковались и хотят видеть свои семьи, и я тоже взволнован тоскою по сыну Кан-Макану и дочери моего брата Кудыя-Факан. Она в Дамаске, и я не знаю, что с нею сталось».

Услышав это, воины обрадовались и призвали благословение на везиря Дандана. А потом царь Дау-аль-Макан велел глашатаю кричать, чтобы выступили через три дня. И воины стали снаряжаться, а на четвертый день забили в литавры и развернули знамена, и везирь Дандан выступил в передовых войсках, а царь в середине, и рядом с ним был старший царедворец.

И войска двинулись и шли непрерывно, ночью и днем, пока не достигли города Багдада, и люди обрадовались их прибытию, и прекратилось их горе и несчастье. И оставшиеся встретились с отсутствовавшими, и все эмиры разошлись по домам, а царь поднялся во дворец и пошел к своему сыну Кан-Макану, который уже достиг семи лет и стал выходить и садиться на коня. И царь отдохнул после путешествия и пошел в баню вместе со своим сыном Кан-Маканом, а потом вернулся и сел на престол своего царства, и везирь Дандан встал перед ним, а эмиры и приближенные встали перед царем, служа ему.