Средневековая история. Цена счастья - Галина Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас Гардвейг в бешенстве, не контролирует себя. Если наломает дров – потом пожалеет.
Эдоард знал точно, что, если бы его девочки ввязались во что-то подобное, он все равно простил бы их. Рано или поздно. Потому что глупые соплюшки. Вот Амалию он простить не мог. Она была взрослой, она осознанно вела страну к мятежу и бунту. А Анелия… да соплюшка она еще. Поумнеет.
– Когда?
– Да хоть бы и завтра с утра.
Их величества переглянулись. Они понимали друг друга с полуслова. Гардвейг отдавал дочь на проверку, а если что – и на растерзание. Но ему важнее была страна.
Эдоард принимал эту жертву, но старался помочь Гардвейгу. И это тоже было оценено по достоинству.
– Джерисон, ты можешь оказать мне услугу?
– Да, дядя. Что случилось?
– Ничего особо страшного. Рик?
Ричард, не вставая с кресла, перебросил приятелю пергаментный свиток.
– Это должно остаться между нами. Сам понимаешь.
Джес прочитал. Выругался. Потер лоб.
– Нет, чего-то я не понимаю! Но – как?!
– Как и обычно.
Джес вздохнул:
– Честное слово, у меня ощущение, что я живу в мире, который перевернулся. Моя жена оказывается красавицей, любовница – убийцей, принцесса – шлюхой… что еще ждет впереди?
– Может, ты просто заглянул под маски? – усмехнулся Эдоард, с грустью глядя на сына. Взрослеть тяжело в любом возрасте.
– Может быть. Что требуется от меня?
– Завтра я приглашу Анелию сюда, во дворец. От тебя требуется встретить ее, сопроводить, ну а после осмотра будем действовать уже по ситуации.
– То есть?
– Либо Рик сделает ей предложение – и все будет замечательно. А автора сего опуса будем искать и казним.
– Либо?
– Стоунбаг.
Слово упало тяжело. Увесисто так… Джеса передернуло.
– Ваше величество…
– Джес, она нам еще за это спасибо скажет. Гардвейг ее за такое вообще казнил бы, – вмешался Рик.
– А вы?
– А мы ее через пару лет выпустим, и пусть идет куда пожелает.
– Я возьму людей, которым…
– Нет. – Эдоард взмахнул рукой, отметая все возражения. – В том-то и дело… Джес, как бы ни повернулось, никто не должен об этом знать. Все должно быть тайно.
– Тогда почему…
– Не в резиденции? Во время королевской прогулки дворец почти пуст. Все будут на прогулке, а ты займешься Анелией.
– И я, отец.
Эдоард кивнул сыну.
– Как пожелаешь. Но сам ты не должен беседовать с Анелией до окончания осмотра или присутствовать там, Альдонай упаси! Если что, Джес, ты с ней справишься?
– Уж как-нибудь, – усмехнулся граф Иртон. – Единственная женщина, с которой мне сложно, это моя жена.
– До сих пор сложно? – вскинул брови Эдоард.
– Не настолько, дядюшка. Она постепенно поддается на уговоры, да и Миранду она любит. А остальное – дело времени. Договоримся.
– Вот и отлично. Знаешь, я был бы рад видеть твою супругу при дворе, но ей это определенно не по душе.
– Вся в отца. Что он на верфи жил бы, что она, дай ей волю, в мастерские перекочует. С лекарями чуть ли не в обнимку ходит…
– Но ведь лечат они неплохо?
– Докторусы в бешенстве. – Рик улыбался. – Ну и пес с ними. Главное, что отец здоров.
Эдоард уже успел рассказать Рику часть правды, и принц был искренне благодарен графине. А гильдии давно королю поперек горла стояли.
– Гардвейг тоже чувствует себя получше. Если повезет – еще лет десять будет править. А Ативерна и Уэльстер – дружить.
– После… – Джес выразительно потряс свитком.
– Вот именно. А теперь слушай мой приказ. Ты встречаешь принцессу, объясняешь ей все и сопровождаешь на осмотр. Приглашаешь докторусов, ждешь вердикта. Если она невинна – извиняешься и провожаешь к Рику, пусть сам свою невесту утешает. Если же Анелия уже давно не девушка, отвезешь ее в Стоунбаг. Все ясно?
– Абсолютно. Я все сделаю.
Анелия чувствовала себя не очень хорошо. Что-то было не так. Что-то было неправильно. Видимо, крысиные инстинкты проснулись. И вопили, что ее загоняют в угол. Но девушка пока держалась. Хотя яд пару раз проверила на сохранность. И даже переложила в карман платья маленький пузырек.
Чего стоило Гардвейгу не оторвать ей голову по возвращении – бог весть. Нельзя, нельзя, ведь Уэльстер будет выставлен на посмешище. Мальдоная с ней, с этой соплюхой, ну шлюховата оказалась, в мамочку, но ведь остальные пострадают! И честь ее сестер окажется под сомнением, и репутация Гардвейга – тоже король, за дочерью не уследил, и… да много всего.
С другой стороны… Гардвейгу не давало покоя кое-что другое.
Граф Лорт.
Эдоард оказался благороднее, чем думал Гардвейг. Он не спросил, он словом не помянул Лорта, полагая, что в своем курятнике Гардвейг сам разберется. И тот ему был искренне благодарен.
Альтрес, Альтрес, что же ты наделал…
Правда ли это?
Скорее всего – да. Но винить брата Гардвейг не мог. За сокрытие информации – да! Тут ему голову мало оторвать! А с другой стороны, было уже такое. Когда Альтрес убирал своей волей заговорщиков, а Гардвейг об этом узнавал задним числом. Тогда и надо было рвать и метать, сейчас-то уж чего?
Много воли брату дал? Странное дело, а сколько – нормально?
Случись что с ним – и Альтрес остается регентом при Милии. И при его детях. И решения о жизни и смерти других людей ему принимать придется волей-неволей. Годом раньше, годом позже – он ведь больше чем на пару лет и не рассчитывал. Это сейчас надежда появилась.
Ничего он брату не сделает, разве что отчитает, чтобы много на себя не брал. Но Альтрес мог, мог… Чтобы скрепить союз с Ативерной, мог он на такое пойти – и учителя убрать, и Анелию припугнуть, чтобы молчала. Эх… тяжело болеть.
Надо бы отправить братцу записку с голубем. Хотя… он и так все узнает. Есть ведь в посольстве его люди… кстати! Вот их и надо расспросить. И начать с барона Килмори.
Увы, по возвращении в резиденцию бароном Гардвейг заняться не успел. Килмори не смогли найти, а потом королю стало не до него – разболелась нога, Тахир пришел со своими притираниями, потом обезболивающее дали… одним словом, Гардвейг уснул. А когда проснулся утром – было уже поздно. Анелия отбыла во дворец.
Когда королю доложили об этом, он расстроился. Но не сильно.
Отбыла и отбыла, теперь пусть будет как будет. Девственна? Значит, вскоре станет королевой. Нет? Тогда не обессудь, дочка.
Родственные чувства? Помилуйте, да о чем вы? Вот уж чего Гардвейг в жизни не испытывал, разве что к брату. Альтреса он любил. Милию ценил, потому что та родила сыновей. Сыновей… да, наверное, любил, как свое продолжение. Но опять же как можно любить ребенка, который пока и осмысленное-то что-то сказать не может?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});