Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки - Александр Анатольевич Васькин

Объявление имен лауреатов приурочили ко дню рождения Ильича, в апреле. Первым среди писателей Ленинскую премию в 1957 году получил Леонид Леонов за роман «Русский лес», а Муса Джалиль удостоился этой награды посмертно за цикл стихотворений «Моабитская тетрадь». В 1959 году лауреатами стали Мухтар Ауэзов за роман «Путь Абая» и Николай Погодин за драматическую трилогию «Человек с ружьем», «Кремлевские куранты», «Третья патетическая». В 1960 году Ленинской премии удостоились Максим Рыльский, Мирзо Турсун-заде и Михаил Шолохов (за роман «Поднятая целина»). Что бросается в глаза: обязательное соблюдение принципов социалистического интернационализма и дружбы народов. Среди награжденных непременно должны были присутствовать представители национальных литератур. И так было из года в год.

Например, в 1961 году лауреатами стали москвич Александр Твардовский, ленинградец Александр Прокофьев, украинский писатель Михаил Стельмах и эстонец Юхан Смуул. А в 1962 году вместе с Корнеем Чуковским премию разделили белорус Петрусь Бровка и литовец Эдуардас Межелайтис. Таким образом, вручение премии преследовало не только поощрительные цели, но и сугубо идеологические: достижение некоего «культурного» баланса, один-два писателя из центра, остальные из союзных республик, что демонстрировало опять же мудрость «ленинской национальной политики» (прямо как нынче на американской премии «Оскар» – только там все зашло гораздо дальше!).

12 апреля 1962 года Чуковский в Переделкине записал: «Сейчас в три часа дня Александр Трифонович Твардовский, приехавший из города (из Ленинского комитета), сообщил мне, что мне присуждена Ленинская премия. Я воспринял это как радость и как тяжкое горе. Чудесный Твардовский провел со мною часа два… Оказалось, что провалились Н. Н. Асеев, Вал. Катаев. Я – единственный, кому досталась премия за литературоведческие работы. Никогда не здоровавшийся со мною Вадим Кожевников вдруг поздоровался со мною. Все это мелочи, которых я не хочу замечать»{375}. Вот вам и первая ласточка: стал здороваться Кожевников! Какое счастье! А поздоровался он не потому, что зауважал Корнея Ивановича, а потому, что с лауреатами Ленинской премии здороваться надо по статусу. Так что это вовсе не мелочь: не хочешь, а заметишь Чуковского. Авось и самому Кожевникову премию дадут…

Хорошо, что Твардовский (член комитета) не сказал Чуковскому всей правды: что тот мог бы и не получить премию за свою книгу «Мастерство Некрасова», ибо против этого выступал ЦК КПСС, в недрах которого родилась записка о «нежелательности выдвижения на Ленинскую премию К. И. Чуковского»{376}. В дневнике от 13 апреля 1962 года Твардовский раскрывает подробности: «Съездил в город 11-го на 12-е, проголосовал, подписал протоколы в Комитете, привез Чуковскому премию (он и не подозревает, что не будь моего, то есть одного еще, сверх 70, голоса, он бы остался без нее)»{377}.

Сходные мысли посещали и другого писателя, члена комитета от Украинской ССР, Олеся Гончара. 5 апреля 1962 года он отметил в своем дневнике:

«Третий день работает Комитет. Пересевает претендентов. Сколько черных страстей бушует в эти дни! Нажимаются все кнопки, все рычаги знакомств и протекций, люди что-то гадают, прикидывают, выторговывают… В водовороте распрей и страстей нередко забывается главное – само произведение, выставленное на обсуждение; оказывается – не это ли здесь самое главное, и мысль читателя, зрителя – зачем она здесь? Уже завалили одного, второго, третьего… Соискатели ходят под окнами, как тени, ведрами пьют валидол, а мы – шкаликами водку (в коротких перерывах между заседаниями). Расул [Гамзатов] когда входит в зал заседаний – вокруг сразу повеет густой дух спиртного… Сразу же и берет слово, чтобы величать Чуковского. Не хватает кворума. Ждем Суркова. Вот он влетает сердитый, окрысенный, в разных ботинках (один на резине, второй – на коже).

– Слава богу! – говорит Прокофьев.

– Вы скажите “слава богу” Шолохову, который никогда у вас не бывает!

Сурков – стреляный лис. При всей внешней самостоятельности суждений хорошо знает, кому в рот заглядывать. И заглядывает.

– Катаев?.. Как? Оставляем?

О, конечно! Такая вещь! Нас бы не поняли!..

А в закулисье то же Сурков:

– А Катаев?.. Что это такое? “Белеет парус” – это жилет, к которому пришиты огромные рукава, волочатся хламидой по земле… Вот его тетралогия! А вообще – наш Комитет? Но это же рынок, “ярмарка тщеславия”! Торговля напропалую идет!

Вспомнилось, что Сурков этот как-то написал сам себе такую эпитафию:

Пошто грозите ему адом,

Забыв его земной удел?

Всю жизнь свою он голым задом

На муравейнике сидел!

Под “муравейником” следует понимать московскую писательскую организацию. Кстати, вчера она снова завалила предложенных в правление (на перевыборах) Л. Соболева, Поповкина и др.

<…> Два вечера подряд просмотры: ансамбль Игоря Моисеева и академический хор Свешникова. Ансамбль – эффектный, блестящий, выступает в бешеном темпе… Но интересует постановщика, видно, больше экзотичность танца, чем народная его основа. Сегодня секция композиторов выступила на обсуждении – против. С. С. Смирнов, как неутомимый демагог, сразу же выступил “с недоумением”:

– Меня удивляет позиция секции… И смущает… И непонятно…. И я в недоумении… и т. д.

Выступил Шостакович и нервно, перебирая клавиши пуговиц, взволнованно объяснял, почему он против. И потом при голосовании, хотя весы склонились уже в другую сторону, его рука мужественно и одиноко торчала в воздухе, отстаивая свое. Я просто влюблен в этого человека. Честный, принципиальный»{378}. Занятное чтение…

Гончар, кстати, утверждает, что Шолохов в 1960 году не приехал получать Ленинскую премию в положенный день. Он пишет, что Шолохов сидел в Ростове-на-Дону со своими друзьями за столом, когда ему передали, что звонит Екатерина Алексеевна Фурцева с призывом явиться в Москву. Михаил Александрович отказался: «Не хочу я получать премию вместе с футбольной командой… Не полечу!» И не полетел. И это соответствует действительности. О какой футбольной команде он говорил? О «Спартаке», о «Динамо»? Быть может, ЦСКА? Нет. Футбольной командой Шолохов назвал авторский коллектив книги «Лицом к лицу с Америкой. Рассказ о поездке Н. С. Хрущёва в США», состоявший аж из двенадцати человек! Первым по списку Алексей Аджубей. Хотя первым он был тогда не только по списку – зять самого Хрущёва! Непонятно только, под каким углом он обозревал поездку тестя: как главный редактор «Известий» или как член семьи первого секретаря ЦК КПСС? Возможно, что под обоими углами. А «футбольная команда» получила-таки премию. Двенадцать человек одного не ждут.

Участие в сессиях комитета давало возможность киевлянину Гончару узнать свежие политические анекдоты:

«– За что нам дали золотую медаль в Токио, на олимпиаде? – За прыжок с высоты»;

«– Культпросвет – что это такое?

– Маленький просвет между двумя культами»;

«Содержание бесконечных речей Хрущёва журналисты передают коротко:

– Дела у нас идут хорошо, но голода не будет».

А дела в стране шли плохо: появились очереди за хлебом уже в самой Москве, а не только в провинции…

А