История жизни бедного человека из Токкенбурга - Ульрих Брекер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я чту твои картины[406] — во всех своих комнатах и повсюду я развешу их перед своими глазами. Всегда будет у меня повод для размышлений и верный путь среди всех рифов, какие только появятся предо мной. <...>
ИЗ ДНЕВНИКА
<ПОСЛАНИЯ К МОНАРХАМ>
7 марта [1789 г.]
К КОРОЛЮ ПРУССКОМУ[407]
Сир![408]
Тот, кто осмеливается писать к В<ашему> В<еличеству>, — свободный швейцарец, не ждущий от Пруссии ни милости, ни гнева. Это — бедный мирянин, который некогда пару месяцев служил под знаменами Великого Фридриха.[409] С тех пор все известия о Пруссии важны для него и более всего интересны.
А между тем, сир, доходят сюда из Пруссии отнюдь не утешительные новости, которые, если они верны, должны огорчать всякого честного швейцарца, всякого благомыслящего немца и всех истинных христиан по всей Европе. А именно: ходят слухи, сир, что Вы двинули немалые армии, которые собираются действовать против Иосифа и Екатерины в пользу турок.[410] Ради Бога, что это Вы задумали, сир? Что сделал Вам человеколюбивый Иосиф? Чем помешала Вам Екатерина, этот оплот христианства, этот бич Вашего исконного врага — турок?
Неверно и немыслимо считать, что эти державы, соседи Ваши, питают коварные замыслы против Ваших земель, — потому прежде всего, что они вовлечены в войну с турками. От Вас же, сир, в жизни не ждал я того, что Вы способны столь вероломным образом примкнуть к врагам соседей своих, к врагам всего христианства. Фридрих Вильгельм никогда не сделал бы этого, если бы у него мозги не свихнулись. Если же он сделает это, то, поверьте мне, сир, призовет он на свою голову рано или поздно чужих, роковых гостей. Но нет, так миролюбивый Вильгельм не поступит. Ведь с самого начала царствования он показал себя миролюбивым отцом своих подданных, врагом всякого непотребства. В своих эдиктах и церковных распоряжениях он показывает себя почитателем христианской религии.[411]
Но вот сделается он мамелюком[412] и вероломно станет в ряды врагов христианства. Это был бы его прискорбный поступок как прусского короля. Такого можно было бы ожидать от какого-нибудь бесславного французика, но не от природного немецкого монарха. Нет, Вильгельм, я отказываюсь верить в то, что Вы строите подобные планы.
Скорее я поверю, что намерение Ваше состоит в том, чтобы держать в узде беспокойных поляков и быть готовым к любой неожиданности. А что до меня, ничтожной пылинки, то Вы мне вообще не обязаны отчетом. Однако есть более высокая инстанция — уж Вы мне поверьте, Вильгельм, — где потребуют от Вас отчета всенепременнейше. Взоры всех благомыслящих людей Европы обращены к Вам и призовут Вас на свой суд вопреки всяческим мытарям,[413] ловкачам и придворным лизоблюдам, которые приложат все силы к тому, чтобы расцветить неблагородное дело яркими, блестящими красками и нарядить кривду в одежды непреложной правды.
Да и у нас миллионы честных швейцарцев воспылают пламенным гневом, если Вы решитесь, Боже упаси, на этот шаг. Вместе с легионами древних швейцарских воинов, обнажив наши острые мечи, мы стали бы на Вашем пути подобно ангелу пред Валаамовой ослицей[414] и, воодушевленные древним швейцарским мужеством, стояли бы плечом к плечу, не ведая страха ни перед Вашими долговязыми аистами,[415] ни перед жерлами Ваших пушек и огнедышащих драконов.[416]
Итак, задумайтесь, Вильгельм, над тем, что Вы делаете.
В надежде на лучшее остаюсь пожизненно коренным швейцарцем и другом Пруссии.
К КОРОЛЮ ШВЕДСКОМУ[417]
Ваше шведское величество да не прогневается на некоего швейцарца за то, что тот не смог удержаться, чтобы не обратиться к Вам, ибо трон Ваш так прочно огражден придворными каббалистами,[418] что никакой голос разума не достигает его.
Так слушай же, Густав, какие известия из Швеции доходят к нам в Швейцарию. При Вашем вступлении на трон они не находили восторженных слов, достойных Ваших высоких добродетелей и добрых талантов, Вашего человеколюбия, мирных устремлений и высокой мудрости, так что всякому хотелось сделаться шведом, для того чтобы жить в счастии под скипетром второго Соломона,[419] у которого серебро и золото рассыпаны по улицам, словно камешки. Правда, вскоре слухи превратили Вас в католика. Может быть, так оно и есть.[420] Ибо dato слухи не приносят ничего такого, что походило бы на вышеуказанную высокую мудрость.
Густав, какой демон внушил Вам мысль вмешаться в нынешнюю турецкую войну? Какой дьявол подал Вам совет половить рыбку в мутной воде? Отнять обратно у Екатерины потерянные Вами земли![421] Вы решили, что теперь самое время для этого, потому что она выше головы занята войной с турками. «Найдем обоснование и причины, и весь свет посчитает, что шведы правы».
Нет, Густав, это дело не пройдет. Свет догадлив, и провести его не так-то легко. У Ваших манифестов[422] написано на лбу, что все в них ложь и обман. При чем тут Екатерина, если Ваши подданные бунтуют,[423] недовольные Вашим правлением! Вы еще станете утверждать, будто она сама затеяла это возмущение! Нет, шведский король, это неблагородно — у нас сказали бы преподло — нападать на соседа в недоброе для него время, тогда, когда он и так занят борьбой с врагом христианской веры. Но, поверьте мне, русские скоро повернут штыки и против Ваших норманнов,[424] и больше не стать Швеции вовеки такой, какою она была тогда, когда мучила всю Германию, о чем говорят еще и по сей день печальные памятники ее жестокости на берегах Бодензее.[425]
Я советовал бы Вам по-доброму: заключите мир, пока есть еще время, иначе можете получить как следует по шапке, границы Ваши будут урезаны, и Вам основательно нащелкают по носу. Поскольку русские — это ребята, которые шутить не любят. Не мешайте двум империям драться с дикими турками и сидите-ка себе дома.
Что же это вы, земные боги, не можете полюбовно поделить землю и владеть ею с миром! А если уж невозможно прожить без войн, что же это вы,
