Оливия Джоулз, или Пылкое воображение - Хелен Филдинг

Внезапно плохой рашайда скомандовал остановиться, сам проехал еще немного вперед и скрылся за каменной грядой. Вернувшись, приказал Оливии спешиться и завязал ей глаза грубой черной повязкой, от которой разило чем-то недобрым.

А тем временем на катере ЦРУ «Ардэш» Скотт Рич ориентировал поисковую группу, которая разыскивала GPS. Три агента на лошадях, переодетые беджа, приближались к заданной точке с трех разных сторон, намеренные осуществить захват в клещи. Вдруг раздался треск – ожила связь с Великобританией.

– Рич, – послышался голос Уиджетта.

– Что? – Рич прикрыл глаза, что не сулило ничего хорошего.

– Помнишь агента Сурайю Стил?

– Ну?

– Она работает на Феррамо.

– Источник?

– Спорщик в Тегусигальпе. Малый опять в кутузке. Когда его брали, этот придурок кричал, что он наш внештатный агент и требовал соблюдения дипломатической неприкосновенности. Якобы это мы его подучили подкинуть в номер Джоулз пакет с белым порошком, а потом позвонить в местное отделение полиции. Ребята из консульства пустили по горячим следам своих агентов на местах, и следы привели прямиком к Сурайе Стил.

– Где она сейчас?

– Под арестом. Дает показания. Такое впечатление, что вчера поздно вечером у нее был разговор с Феррамо. А, может, все к лучшему. Агента Джоулз устранили довольно-таки быстро. Феррамо вряд ли успел получить...

Скотт кулаком двинул по кнопке селектора и вырубил Уиджетта на пол фразе.

Остаток путешествия Оливия провела, цепляясь за хорошего полицейского Мухаммада, на лошадь которого ее пересадили. Они уже миновали пустыню, выстеленную гладким песчаным покровом, и свернули в холмы – на крутую тропу, усеянную камнями. Оливия, управляющая лошадью с завязанными глазами, стала опасна для себя и для окружающих. Хороший полицейский Мухаммад обращался с ней очень мило и вежливо: подбадривал, твердил, что мистер Феррамо ждет ее в гости, что все отлично и что сразу по приезде ее ждет угощение.

Позднее девушке припомнилось, что даже тогда, когда ей завязали глаза, она до идиотизма легкомысленно отнеслась к своему положению пленницы. Чем мечтать о приключениях, лучше попытала бы счастья с Добрым Мухаммедом: покрепче обняла бы его за талию, посильнее прижалась к спине, сыграла на слабости рашайда к дорогим безделушкам и посулила золотые монеты из пояса от «Дольче и Габбаны». Но от зноя и нарушения биоритма она как-то размякла и плохо соображала, а на душе было весело и радостно. В голове крутились картины будущего приема: Феррамо с бутылкой ледяного шампанского «Кристалл», бедуинские кушанья по случаю окончания путешествия – может, ужин при свете факелов с танцовщицами, ароматным рисом и тремя сортами французских вин – в огромном шатре, как на маракешских ультрамодных курортах, которые рекламируют в Condé Nast Traveller.

Она почувствовала, что с солнца ее уводят в тень, ей стало легче. А когда Хороший полицейский Мухаммад спрыгнул с лошади и помог ей сойти на землю, Оливия просияла от счастья – несмотря на то, что едва держалась на ногах, а внутренняя часть бедер была в черных кровоподтеках, Она услышала голоса: мужской и женский. Пахнуло мускусом, девушка почувствовала, как ее ладонь накрыла женская рука, ее куда-то повели. Оливия ощутила прикосновение шелковистой одежды. Затем незнакомка положила ей руку на шею и пригнула голову с тем, чтобы она не задела низкий свод. Кто-то подпихивал ее сзади. Она вошла в узкий туннель, выложенный неотесанными камнями. Пошатываясь, Оливия плелась вперед, коридор уходил вниз, несмотря на повязку, она чувствовала, что вокруг кромешная тьма. Было прохладно и сыро. В воздухе стоял запах плесени и затхлости. Наконец женщина убрала руки с ее шеи. Оливия разогнулась и услышала легкие удаляющиеся шаги. Только когда что-то тяжелое заскрежетало и лязгнуло, Оливия осознала, что случилось.

Первый раз в жизни от ее мантры – «Не психуй. Только без паники. Остановись, подыши, подумай» – не было никакого проку. Сумка – у Мухаммадов. С воплем она принялась сдирать с себя повязку, и тут кто-то злобно хлестнул ее по лицу, да так, что она отлетела на камни. Она была в подземной тюрьме – без питья и воды, в одном помещении с сумасшедшим.

52

«Ладно, по крайней мере, я не в одиночестве», – утешила себя Оливия. Ей потребовалось недюжинное усилие, чтобы отыскать хорошую сторону в данной ситуации: она лежала в грязи, силясь встать и ощупывая языком, целы ли зубы. Сквозь повязку донеслось нечленораздельное мычание.

– Заткнись!

Сердце ее бешено заколотилось, дыхание перехватило. Это был голос Феррамо, но звучал он как-то странно.

– Пьер? – она попыталась сесть.

– Putain[42]! – опять загрохотал голос, от которого мурашки бежали по коже. – Salope![43]

Ее оглушила еще одна оплеуха.

Удар возымел действие. Ойкнув, она сорвала повязку и часто-часто заморгала, очутившись в кромешной тьме.

– У тебя все дома? Что это на тебя нашло? Как ты смел поднять на меня руку? Тебе понравится, если я тебя двину?

Достав из кармана брюк шляпную булавку, она почти поднялась с полу, когда раздался щелчок хлыста, и ее руку ожег удар.

– Прекрати! – заорала Оливия и ринулась вперед на смутную фигуру, разя ее булавкой, вырывая хлыст и быстренько отступая на безопасное расстояние.

Теперь ее глаза более или менее привыкли к темноте. Перед ней сжался Феррамо, на нем пестрели одежды рашайда. Лицо исказила жуткая гримаса, рот кривился, губы беззвучно шевелились, в глазах застыло безумие.

– Ты в порядке? – неожиданно на нее нахлынула нежность. Оливии всегда было нелегко при близком контакте с людьми отрешиться от человеколюбия. – Что с тобой? Тебе дурно?

Она дотронулась до его лица и ласково потрепала по щеке. Феррамо, казалось, чуть успокоился, поймал Оливию за запястье, притянул ее руку ко рту и принялся сосать палец.

– Эх, Пьер, – вздохнула она после короткой паузы. – По-моему, хорошенького понемножку. Пьер? Пьер? Ну, что с тобой?

Она высвободила палец и стала поглаживать его по руке.

Выражение его лица опасно переменилось. Он возвысился во весь рост, нависнув над испуганной девушкой, и сорвал с нее золотой крестик, отделанный бриллиантиками и сапфирами, и грубо шваркнул его об пол.

– Ложись на живот, руки за спину.

Он связал ей руки веревкой. Раздалось пиканье.

– А теперь сядь.

Пластиковой палкой с детектором он провел по одежде. Отобрав шляпную булавку, пояс, сумку с фонариком и «Набором Робинзона». Прямо из уха выдернул сережку, ту, где пряталась ампула с цианистым калием, стащил с пальца колечко с кривым лезвием и все пошвырял на пол. После чего схватил девушку за грудки и рванул рубашку так, что пуговицы с дисковыми пилами посыпались во все стороны и покатились по полу.