История России с древнейших времен. Книга III. 1463—1584 - Сергей Соловьев

Таким образом, и помощь крымских разбойников не приносила всей пользы королю, хотя последний не жалел денег для того, чтоб подущать их против Москвы. Весною 1515 года умер старый Менгли-Гирей; сын его и наследник, Магмет-Гирей, прислал в Москву с упреком, что великий князь нарушил договор, не давши знать в Крым о своем походе под Смоленск: «Ты нашему другу королю недружбу учинил: город, который мы ему пожаловали (Смоленск), ты взял от нас тайком; этот город Смоленск к литовскому юрту отец наш пожаловал, а другие города, которые к нам тянут, — Брянск, Стародуб, Почап, Новгород Северский, Рыльск, Путивль, Карачев, Радогощ — отец наш, великий царь, твоему отцу дал. Если хочешь быть с нами в дружбе и в братстве, то ты эти города отдай нам назад, потому что мы их королю дали… Если хочешь быть с нами в дружбе и в братстве, то помоги нам казною, пришли нам казны побольше». Кроме казны хан требовал кречетов и разных дорогих вещей; требовал, чтоб великий князь отпустил в Крым Абдыл-Летифа. В грамотах к великому князю московскому сохранялись еще приличные формы; так, хан писал: «Брату моему поклон» или «Много, много поклон»; но вот как начиналась ханская грамота к великому князю рязанскому: «Великия Орды великого царя Махмет-Гиреево царево слово другу моему и становитину, рязанскому Ивану, князю, ведомо было… Мы, великий царь и государь твой».

Преданный Москве вельможа крымский, Аппак-мурза, писал великому князю: «У тебя хан просит восемь городов, и если ты ему их отдашь, то другом ему будешь, а не отдашь, то тебе другом ему не бывать; разве пришлешь ему столько же казны, сколько король присылает, тогда он тебе города эти уступит. А с королем им друзьями как не быть? И летом, и зимою казна от короля, как река, беспрестанно так и течет, и малому и великому — всем уноровил». Послу великокняжескому, Мамонову, тот же Аппак говорил: «Ты приехал нынче между великим князем и царем дело делать, так ты делай дело умеючи: чего у тебя царь ни попросит, ты ни за что не стой, тешь его. А не захочешь царю дать добром, так тебе без дела назад ехать; ведь царь у тебя силою возьмет все, что захочет; так ты бы царю не стоял ни за что, чего у тебя ни попросит добром, а позора бы тебе не дожидаться». Аппак жаловался Мамонову, что и ему великий князь мало прислал. «Абдыр-Рахмановою службою, — говорил он, — литовский царю нашему посылает пятнадцать тысяч золотых кроме платья, сукон и запросов; а царицам, царевичам, сеитам, уланам, князьям, мурзам особенно король посылает, всем довольно; никто на короля царю за поминки не жалуется; Абдыр-Рахману же от короля идет две тысячи золотых кроме платья и сукон; на людей Абдыр-Рахману еще казну, которую Абдыр-Рахман раздает от себя царевичам, уланам, князьям и мурзам добрым для королевского дела. Так королевскому делу как не делаться? А ко мне сколько раз король приказывал: отстань от московского, служи мне и приказывай, чего от меня хочешь: все тебе дам. Но у всякого человека слов много, а душа одна; ты, король, познакомился с Абдыр-Рахманом и живи с ним».

Мамонов доносил, что когда он шел к хану с поминками, то сторожа загородили ему дорогу посохом: «И было мне у посоха много истомы не на малый час; все требовали у меня посошной пошлины; но я их не послушал. Когда я назад хотел идти, то меня не пустили. Аппак же меня не выручал: дважды он к царю вверх ходил; но, туда идучи и оттуда, все меня бранил, что я не плачу посошной пошлины; однако я не послушался, не заплатил. Потом пришел ко мне Аппак-князь и стал царским именем просить у меня тридцать шуб беличьих да тридцать однорядок для раздачи тем людям, которым великий князь мало поминков прислал, потому что они не хотят великокняжеского дела делать». Мамонов отказал, тогда у него схватили двоих людей; приехал к нему татарин и стал просить поминки; Мамонов не дал, тогда татарин стал за ним на лошади с плетью гоняться, лошадью его топтать, потом с ножом в избу вломился, наконец силою взяли у Мамонова все то, чего требовал хан. Этот поступок Магмет-Гирей так оправдывал в письме своем к великому князю: «Ты многим людям не прислал подарков, и нам много от них докуки было, да и посол твой много докуки видел; и вот я, для того чтоб между нами дружбы и братство прибывало, неволею взял у твоего посла, да и роздал моим людям — иному шубу, другому однорядку». При этом хан приложил список людей, которым великий князь должен был вперед посылать поминки.

В Москве довольствовались подобными объяснениями; в ответе своем хану Василий не упоминал об оскорблениях, нанесенных послу, и требовал одного — шертной грамоты. Мамонов обратился с тем же требованием к сыну Магмет-Гирееву, царевичу Богатырю; тот отвечал: «Кто меня больше почтит, король или великий князь, о том я и буду больше хлопотать». Мамонов отправился к брату ханскому, Ахмат-Гирею; Ахмат отвечал: «Видишь сам, какой царь мой брат; когда был отец наш царем, то мы его слушались; а нынче брат наш царем, сын у него царь же, князья у него цари же, водят им, куда хотят». Посол обратился к старшей ханше; та смотрела на поведение Магмет-Гирея с своей точки зрения и отвечала: «Великокняжеские и королевы поминки хан пропивает с своими любимыми женами».

Богатырь-царевич обещал хлопотать о том, кто его больше почтит; король, как видно, почтил его больше, и Богатырь в 1516 году опустошил рязанскую украйну. Когда посол жаловался на это доброхоту московскому, мурзе Аппаку, тот отвечал: «Все это делается великому князю самому от себя: говорил я, чтоб великий князь столько же присылал, сколько король присылает». А сам хан писал Василию: «Что сын мой Богатырь без моего ведома на Рязань ходил, то князь бы Василий лихим людям не потакал, кто станет говорить, чтоб ему за то со мною раздружиться». Хан обещал идти на Литву, но требовал, чтоб великий князь помог ему взять Астрахань: «Как возьмем Астрахань, то в ней великого же князя людям сидеть, тысячах в трех или четырех, с пушками и пищалями; рыба, соль — все это пойдет брату же моему, великому князю, а моя только бы слава была, что город мой. А что наши люди Мещеру воевали, то я не ручаюсь, что вперед этого не будет, хотя я с братом своим, великим князем, буду в дружбе и братстве; людей своих мне не унять: пришли на меня всею землею, говорят, что не будут меня в этом слушаться; а Ширины мимо меня вздумали воевать Мещеру, потому что нынче на Мещере наш недруг, а из старины этот юрт наш. Нынче брат мой, князь великий, зачем не просит у меня на Мещеру брата или сына? Когда наш род был на Мещере, то смел ли кто из наших смотреть на нее?»

Великий князь велел своему послу предложить Мещеру брату Магметову, Ахмат-Гирею; обещал хану помощь на Астрахань — все в надежде добиться шертной грамоты и отвлечь крымцев от союза литовского, но король действовал деньгами, и летом 1517 года 20000 татар явилось в тульских окрестностях. Князья Одоевский и Воротынский распорядились очень удачно: пешие ратники обошли татар и засекли им дороги в лесах, где много их побили, а конные стали преследовать разбойников по дорогам, по бродам, потопили много их в реках, много взяли в плен, так что из 20000 очень мало их возвратилось в Крым, и те пришли пеши, босы и наги; с другой стороны, князь Василий Шемячич поразил за Сулою татарский отряд, приходивший грабить путивльские места. Тогда великий князь созвал на думу братьев и бояр и спросил их: нужно ли после этого продолжать сношения с Крымом, посылать козаков к хану с грамотами? Приговорили, что нужно продолжать сношения, чтоб хан прямо не отстал от Москвы.

Сигизмунд действовал в Крыму; Василий по единству выгод должен был вступить в союз с Альбрехтом Бранденбургским, великим магистром Тевтонского ордена. Мы видели, что литовские немцы были ревностными союзниками Александра литовского в войне его с Иоанном московским; Сигизмунду хотелось поднять их и на Василия; ливонские паны радные, извещая магистра Плеттенберга о нападении великого князя московского на их землю, писали: «Если он успеет завладеть нашими крепостями — Смоленском, Полоцком, Витебском, Мстиславлем и Оршею, то вы не можете быть безопасны, тем более что, по мнению полочан, пределы страны их простирались по Двине вплоть до самого моря, что ваш город Рига построен на их земле». Плеттенбергу не нужно было напоминать об опасности, которая грозила Ливонии от Москвы, о правах России на Ливонию; он сам очень хорошо знал эти права, эту опасность, ненавидел Москву, готов был немедленно начать войну с нею в союзе с Литвою и Польшею, но сдерживался своим бессилием и враждебными отношениями к Польше великого магистра тевтонского. Последний не только не разделял вражды Плеттенберга к Москве, напротив, старался о союзе с великим князем для общего действия против Сигизмунда. Московские послы, возвращавшиеся от императора чрез Пруссию, донесли великому князю о просьбе магистра: «Чтоб великий государь меня жаловал и берег и учинил меня с собою в союзе, а я за этим хочу послать к великому государю своего человека». Великий князь приказал сказать магистру, что жаловать и беречь его хочет, и вот в 1517 году явился в Москву посол Альбрехтов, Шонберг, для заключения союза. Союз был заключен; договорная грамота любопытна для нас по формам, показывающим отношения, в каких находились друг к другу оба договаривавшиеся государи: «По божией воле и по нашему жалованью мы, великий государь Василий, божиего милостию царь и государь всея России и великий князь владимирский и проч. (следует титул), дали есьмы сию свою грамоту Альбрехту, немецкого чина высокому магистру прусскому, на то, что к нам прислал своих послов бить челом о том, чтобы нам его жаловать и беречь и на своего бы недруга, на короля польского и великого князя литовского. И мы (титул) пожаловали, во единачестве есьмы его с собою учинили и за него и за его землю хотим стоять и оборонять его от своего недруга, от короля польского». Кроме обещания действовать против короля заодно с магистром великий князь обещал последнему также денежную помощь; Альбрехт просил ежемесячно по 40000 золотых рейнских на содержание 10000 пехоты, по четыре золотых каждому ратнику и по 20000 золотых на содержание 2000 конницы, по 10 золотых на каждого всадника с конем, кроме того, что понадобится еще на артиллерию (что пристоит к хитрецам и к пушкам); великий князь обещал отправить эти деньги в Пруссию тогда, когда магистр возьмет свои города, находившиеся за Сигизмундом, и двинется на Польшу, к Кракову. Шонберг просил, чтоб великий князь дал это обещание письменно, ибо иначе среди важных дел он мог забыть о нем, но получил отказ; послу, отправленному из Москвы к магистру, было предписано: если магистр потребует от него клятвы в том, что великий князь даст обещанные деньги, то отговариваться накрепко, если же нельзя будет отговориться, то дать требуемую клятву. Чрез второго посла Альбрехт просил, чтоб великий князь распорядился отправкою в Псков 50000 гривенок серебра чистого, дабы в случае, если он, магистр, захочет начать войну, серебро это привезено было в Кенигсберг и там, при русских приставниках, выкована будет деньга, двадцать которых равнялось бы золотому рейнскому. Василий отвечал, что серебро готово, но что немцы должны прежде начать войну.