История упадка. Почему у Прибалтики не получилось - Александр Носович

Стремительные перемены в жизни страны встречали глухое недовольство консервативной части коренного населения, с раздражением смотревшего на новые заводы, электростанции, жилые кварталы с советскими новостройками, в которые с 60-х годов переехали сотни тысяч сельских жителей. Но самое большое раздражение вызывала трудовая эмиграция в Латвию из других советских республик. После войны и сталинских депортаций страна потеряла более трети населения, тогда как бурное экономическое развитие требовало много рабочих рук. Поэтому за несколько советских десятилетий в Латвию переехало более 700 тысяч русскоязычных иммигрантов. К 1989 году нелатышом был практически каждый второй житель Латвийской ССР — доля титульной нации снизилась до 52 % населения, доля национальных меньшинств выросла до 48 %.

Значительная часть коренного населения была уверена, что наводнение родины инородцами производится для того, чтобы уничтожить латышский народ и сделать Латвию русской. В их понимании массовая иммиграция русскоязычных была прямо связана с массовыми депортациями латышей в Сибирь в 40-х годах. Мол, цель у Советов в обоих случаях была одна и та же.

Эти антисоветские националистические настроения были очень широко распространены, хотя и находились в латышском обществе в «глубоком подполье».

Они породили латышскую русофобию, которую только усилила большая культурная дистанция между латышами и русскоязычными иммигрантами.

В результате в латышском обществе начал формироваться образ «русского быдла»: «понаехавшего» жлоба, хама и алкоголика, дурно пахнущего, громко матерящегося и оставляющего за собой грязь в общественных местах. Распространению этого образа и превращению его в социальную норму среди латышей способствовала латышская гуманитарная интеллигенция, сохранившая свою роль носителя этнического национализма: её замкнутое сообщество стало питательной средой для развития диссидентства, как и во всех советских республиках, кроме РСФСР, принявшего националистический характер. Латышское же диссидентство приобрело отчетливый русофобский характер: противопоставление культурных и интеллигентных латышей «русскому быдлу».

Как и при любом ксенофобском мифотворчестве, факты, противоречащие создаваемому для оправдания своей ненависти образу врага, сознательно игнорировались.

Во-первых, сталинские депортации 1941-го и 1949 годов затронули не только латышей: они осуществлялись (в том числе «красными» латышами) не по национальному, а по классовому признаку.

Латвийский публицист Александр Гильман несколько лет назад подвергся уголовному преследованию за то, что написал, как латыши в 1941 году депортировали в Сибирь его семью, а в заключение поблагодарил товарища Сталина за своё счастливое детство: Советы депортировали Гильманов в Сибирь за несколько дней до прихода в Латвию гитлеровцев. Что случилось бы с еврейской семьей тогда, догадаться нетрудно. А ведь и тем, и другим занимались латыши: и депортациями, и геноцидом евреев.

Во-вторых, иммиграция русскоязычных трудовых мигрантов в Латвию происходила по инициативе республиканского руководства.

Опыт соседней Литовской ССР показывает, что руководители Советской Латвии имели возможность отказаться от превращения Риги в индустриальный мегаполис с неизбежным ввиду этого привлечением трудовых мигрантов.

В-третьих, ставка на развитие высоких технологий и наукоемкой промышленности предполагала иммиграцию не только чернорабочих, но и интеллектуалов.

Следовательно, к «русскому быдлу» местная национальная интеллигенция относила и инженерно-технических работников, и ученых, и деятелей культуры, спорта и т. д. Приезжими в советской Латвии, например, были физик с мировым именем Виктор Гаврилов, четырехкратный чемпион Европы штангист Виктор Щербатых, ведущий актер Рижского театра русской драмы Игорь Чернявский. В 90-е годы все они были лишены гражданства. Это тоже русское быдло?

В-четвертых, что касается «уничтожения латышского народа», то рекордной численности латыши достигли именно в Советском Союзе.

В Латвийской ССР было официальное двуязычие, латышский язык поддерживался и поощрялся, действовали квоты на издание литературы и периодики на национальном языке, латышские дети ходили строго в латышские школы, при том что среднее образование в советские годы стало всеобщим.

В 2012 году Министерство культуры Латвии создало «Канон культуры Латвии» — совокупность наиболее выдающихся произведений искусства и культурных ценностей, отражающих значимые достижения культуры латышского народа. Латвийский журналист Юрий Алексеев разбил эти выдающиеся произведения и культурные ценности по эпохам, в которые они были созданы, и обнаружил, что больше всего культурных богатств латышского народа было создано в Латвийской ССР. Причем именно в советский период была возрождена древняя традиция игры на гуслях (kokle), превратился в один из главных латышских символов Лиелвардский пояс (широкий тканый пояс длиной около четырех метров, расшитый красно-белыми узорами) и открыты школы древнего латгальского гончарного дела. В советские годы продолжал проводиться (и поощрялся властями) Праздник песни и танца — важнейшее мероприятие для латышской культуры.

Тем не менее антисоветские националистические настроения в латышском обществе сохранялись, и резко возросшее благополучие стало для них лишь дополнительной, материальной базой.

В перестройку эти настроения стали основой для массового сепаратистского движения.

В 1988 году был основан Народный фронт Латвии, численность которого достигала 230 тысяч человек. Ядром Народного фронта стала национальная интеллигенция. В принятой на учредительном съезде 9 октября 1988 года программе движения говорилось: «Латышский народ впервые за всю свою историю становится на своей территории национальным меньшинством, и его дальнейшее существование и государственность находятся под угрозой… НФЛ выступает за немедленное прекращение иммиграции, но против выдворения любой национальности».

В первом же документе Народного фронта предполагалась дискриминация русскоязычного населения и исключительный статус для латышей — единственных хозяев на своей земле.

«НФЛ исходит из того, что латышский народ имеет в республике статус коренной нации, ибо Латвия является исторической территорией латышского народа, единственным местом в мире, где могут сохраняться и развиваться латышская нация, латышский язык и латышская культура. Поэтому НФЛ считает необходимым в качестве гарантии национального самоопределения латышского народа в законодательство о Советах и выборах в Советы включить принцип, согласно которому в Советах республики на любом уровне необходимо обеспечить постоянное и неснижаемое большинство мандатов, которые при любой демографической ситуации сохраняются за представителями латышской национальности», — говорилось в программе движения. С первых же публичных мероприятий Народного фронта начались не только антисоветские, но и русофобские заявления отдельных активистов движения и утверждения про «оккупацию», сразу же резко накалившие до того внешне спокойную межнациональную ситуацию в регионе.

Народный фронт стал организатором «поющей революции»: трехлетней кампании ненасильственного сопротивления, в ходе которой латыши с национальной символикой в руках и на одежде хором пели дайны на огромных концертах-митингах. Вся эта активность сразу же получила название «третья Атмода» — очередное национальное возрождение латышского народа.

«Атмода» быстро привела к противоположному движению — за сохранение в Латвии советского строя, а затем и за сохранение республики в составе СССР. Всего через три месяца после Учредительного съезда Народного фронта был создан Интерфронт — Интернациональный фронт трудящихся Латвийской ССР. В него вошли в основном русскоязычные, основателями движения были Анатолий Алексеев, Игорь Лопатин и Татьяна Жданок. При этом в составе Интерфронта были просоветски настроенные латыши, а Первый секретарь ЦК Компартии Латвии Альфред Рубикс оказывал поддержку движению. В то же время в состав Народного фронта входили антисоветски настроенные русские, считавшие движение латышей к независимости борьбой против «совка» — «за нашу и вашу свободу».

На выборах 1990 года НФЛ и его союзники получили в Верховном Совете Латвийской ССР конституционное большинство — 138 из 201 депутатского места. После этого движение за независимость Латвии возглавил председатель Верховного Совета — бывший секретарь ЦК Латвийской Компартии по идеологии Анатолий Горбунов. Новоизбранным Верховным Советом сразу же была принята Декларация о восстановлении независимости Латвийской Республики. В Латвии установилось двоевластие — Компартия во главе с Рубиксом против Верховного Совета во главе с Горбуновым.