Вихрь - Йожеф Дарваш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда я в Криндачевке помогал большевикам, я еще не был членом партии, — объяснил я.
— Вам что-нибудь известно о бесчинствах местных банд и о том, какой вред наносят они Советской власти? — спросили меня.
— Да.
— А нет ли у вас желания повоевать с ними?
Я не долго думая согласился. Получив указания, пошел на квартиру, где остановился.
У хозяйки была пятилетняя внучка. Я подружился с ней, делал ей из бумаги лодочки и другие игрушки.
— Когда ты был маленьким, у тебя тоже была такая лодочка? — спрашивала она меня.
— Конечно была, — отвечал я.
— А ты куда запускал ее плавать?
— По реке Тисе, и она плыла до самого Черного моря.
— А где это Черное море?
— Недалеко отсюда. Здешние речки тоже, в него текут.
— А в той реке есть рыба?
— Конечно. И очень много. По утрам я всегда ловил рыбу.
Вот так примерно мы и разговаривали.
Как-то, когда меня не было, во двор дома, где я жил, зашел незнакомец и спросил, где живет служащий сельскохозяйственного отдела (а тот жил по соседству).
Все двери и окна в доме были распахнуты настежь, а девочка играла сделанными мной игрушками в коридоре. Вдруг она со слезами на глазах прибежала к матери и спросила!
— А почему нашего дядю хотят убить?
— Кто хочет убить нашего дядю? — в недоумении спросила мать.
— Я сама слышала, как об этом говорили чужие дяди. Они были такие злые!
Мать девочки сразу же побежала в комендатуру и сообщила об этом случае.
А когда вскоре после того я зашел к товарищу Корневу, тот рассказал мне, что бандиты собираются расправиться со мной, и предложил опередить их действия и арестовать.
Взяв с собой красноармейцев, мы окружили дом, в котором находились бандиты. Именно в этом доме и жил сотрудник сельхозотдела.
Подойдя к двери, Корнев постучал.
— Руки вверх! — приказал он, входя в дом. — Вы окружены…
— Послушайте, товарищ, вы ответите за такое самоуправство… — начал было протестовать хозяин дома. Его же «гость» оказался более решительным. Он выпрыгнул в окно, но под окном стоял я, так что он попал мне прямо в руки. Я обезоружил бандита, хотя тот пытался сопротивляться. Через минуту на руках у него защелкнулись наручники.
«Ну что ж, для начала неплохо», — подумал я.
Так началась моя борьба с бандитами.
Золтан Фабиан
СОВЕСТЬЮ НЕ ТОРГУЮТ
Глава первая
Комната налогового отдела была пыльная и неуютная. Низкий барьер из рейки разделял большую комнату на две части: в одной половине стояли столы, секретеры и шкафы с бумагами, а в другой вдоль стены — несколько когда-то крашенных в коричневый цвет скамеек, отполированных до блеска задами многочисленных посетителей. Пол перед барьером вытоптали до углублений, он темный от грязи, и лишь местами на нем виднелись желтоватые пятна — таким он был когда-то.
Один из посетителей временами бросал взгляд то на грязный пол, то на забрызганный чернилами барьерчик, то на старомодную чернильницу-непроливайку, а сам все время растерянно повторял, что он ничего не понимает, абсолютно ничего.
Старик, служащий отдела, терпеливо объяснял посетителю, что на этот счет поступило строгое указание. Наконец ему надоело объяснять, и он шаркающими шагами отошел к кособокой конторке, стоявшей между двумя окнами, взял в руки какую-то налоговую книгу, начал листать ее.
Это была книга огромных размеров, похожая на средневековый молитвенник в металлическом переплете, который до алтаря несут двое детей-послушников. Толстые страницы книги, когда их перелистывал служащий, бросали дрожащие блики на его желтое морщинистое лицо, лицо человека, у которого давным-давно болит печень.
На столе над конторкою — портрет Ракоши в узкой коричневой рамке. Справа и слева от портрета — лозунги, составленные из букв, вырезанных из красного картона. Однако, поскольку в простенке между окнами было довольно мрачно, а свет из окон бил посетителям прямо в лицо, прочесть эти лозунги было не так-то просто.
До осени 1949 года твоя жизнь, Элек Варью, шла довольно гладко. В городе ты был видной фигурой, состоял членом Коммунистической партии, а после объединения ее работал в национальной газете Венгерской партии трудящихся.
Писал статьи, выступал с докладами, короче говоря, делал все, что требовалось. У тебя было имя. Люди тебя побаивались. В области уже поговаривали о том, что в конце года, когда начнется второй этап национализации частных предприятий, тебя, по-видимому, назначат куда-нибудь директором, на небольшое, но хорошее предприятие.
— Итак, старый Бойти превратился в кулака, — проговорил старик служащий в шутливом тоне, словно этим хотел в какой-то мере смягчить серьезность положения.
— Но почему, товарищ, почему? Объясните мне! — упрямо спрашивал я, судорожно вцепившись руками в барьерчик.
— Пришло распоряжение, и очень строгое.
— Я ничего не понимаю.
— Таково распоряжение.
— Я никогда в жизни не был эксплуататором, никогда!
— Я это очень хорошо знаю, товарищ Варью. Я с давних пор знаю Михая Бойти, как и вас. Двадцать лет он исправно платил мне налоги. Этим летом как раз исполнилось двадцать лет, как я переехал в этот город. Срок не маленький, не так ли?
— Тогда почему же вы сейчас так с ним поступаете?
— Это не я поступаю, а распоряжение. Распоряжение, которое исходит сверху. А что это такое, вы знаете не хуже меня. — И, повернувшись вполоборота, добавил: — Не так ли?
— Это ошибочное распоряжение.
— Дорогой товарищ Варью, вы об этом не мне говорите, а тем, кто его составил и прислал сюда, чтобы я его выполнял.
Служащий закрыл книгу и положил ее обратно на конторку. Старик подошел к столу, очки в проволочной оправе сползли ему на кончик носа. Он с сожалением посмотрел на меня и продолжал:
— Поймите же вы наконец, что я всего-навсего маленький винтик в громадной машине и я ничем не могу помочь вам. Я всего-навсего выполняю свои обязанности, за что и получаю жалованье. Я не могу заигрывать с посетителями. Это неприлично.
— Я… Я никак не могу согласиться с таким положением вещей.
— Никого не обрадует, когда его тестя заносят в список кулаков. Я бы на вашем месте тоже не радовался. Правда, мне лично такая опасность не грозит: за кладбищенской оградой никакие распоряжения и законы не имеют силы. Вам же, конечно, труднее и горше. — И старик развел руками. — Я вас прекрасно понимаю, дорогой товарищ Варью! Понимаю.
Я решил взять себя в руки. Я понял, что
