Дети погибели - Сергей Арбенин

Антоша сидел перед осколком зеркала в маленькой полуподвальной комнатке. Глядел на своё белое лицо, запавшие глаза. На столике рядом с зеркалом горел огарок свечи. А на краю столика – раскрытая растрёпанная книжка.

Антоша начал прилаживать на голову чёрный лохматый парик: соорудил его сам, из старой шапки, найденной в сарае у хозяина, сдавшего ему эту каморку.

Одновременно он поглядывал в книгу и монотонно, но старательно выговаривал:

– Мчат-ся ту-чи. Вьют-ся ту-чи.Не-видим-кою лу-наОсве-щает снег ле-ту-чий;Мут-но не-бо, ночь мут-на…

Он пытался научиться связно говорить, а заодно сгладить свой малоросский выговор.

Приладил парик, прикрепив его булавками-невидимками к собственной шевелюре. Вытащил из ящика стола бороду. Такую же чёрную, как парик, с завязочками. Подумал. Отцепил парик и начал подвязывать бороду.

– … Хоть убей, сле-да не видно…Сби-лись мы. Што де-лать нам?В по-ле бес нас во-дит, вид-но,Да кру-жит по сто-ронам…

Подвязал бороду, снова начал прилаживать парик.

– … Сколь-ко их? Куда их го-нят?Што так жа-лоб-но по-ют?До-мо-во-го ли хо-ро-нят,Ведь-му ль зам-муж вы-да-ют…

Приладил, подколол булавками. Надел на парик крестьянскую шапку.

– Мчат-ся бе-сы рой за ро-емВ бес-пре-дель-ной вы-ши-не,Виз-гом жа-лоб-ным и во-емНад-ры-вая серд-це мне…

Снова сунул руку в ящик стола. Достал очки в простой проволочной оправе. Нацепил, и тут же снял. Поглядел на дужки, слегка распрямил их. Пощупал ухо под париком. Снова надел очки.

Наклонился к зеркалу.

И замер.

Из мутного Зазеркалья на него смотрели Илюша с Петрушей. Только – молодые.

– Мчатся бе-сы… Рой… за роем… – отчётливо выговорил он. – Мчатся бе-сы… рой за ро-ем…

Помолчал, поправил очки.

– Рой-за-ро-ем…

Вздохнул, послюнявил огрызок карандаша и принялся чернить брови.

– Усих… усих… зароем…

ШАРЛОТТА

БОРОК.

Декабрь 1934 года.

(Эхо 30-х годов 20-го века).

Поздним вечером в кабинет Морозова вошёл офицер НКВД. В новенькой, с иголочки, шинели, в надраенных до блеска мягких яловых сапогах.

– Товарищ Морозов? Николай Александрович?

Морозов, скрывая волнение, привстал.

– Так точно… То есть, собственно, – да.

– Прошу вас собраться: вас вызывают в Кремль. Машина ждёт во дворе усадьбы.

– Что? – не понял Морозов.

– В Кремль, – громко повторил офицер; видимо, подумал, что Морозов по причине преклонного возраста плохо слышит.

– Э-э… – Морозов вышел из-за письменного стола. – Прямо сейчас?

– Сейчас.

– Гм… А что нужно взять с собой?

Офицер удивился, пожал плечами.

– Указаний не было… Да и зачем вам что-то брать? Указание было такое: чтобы, извиняюсь, костюм и галстук. Поторжественней.

Морозов поправил очки, суетливо заметался по кабинету.

– Я понял. Хорошо. Вы здесь подождёте? Или пройдёте в гостевую комнату?

– Спасибо. Я подожду вас во дворе, у машины.

Во дворе стоял автомобиль чёрного цвета; офицер услужливо открыл заднюю дверцу.

– Садитесь, Николай Александрович!

– Благодарю…

Морозов уселся на непривычно мягкое, и оттого неудобное сиденье.

Офицер захлопнул дверцу, сел впереди, рядом с водителем.

– Ну, поехали, – сказал он водителю. – Да с ветерком!

Глубокой ночью приехали в Кремль. У Морозова снова слегка кружилась голова от слишком быстрой езды.

Офицер провёл Морозова мимо часовых, вошёл в здание.

К ним навстречу быстро вышел Енукидзе.

– Как доехали, Николай Александрович? Как здоровье?

– Благодарю… Всё хорошо…

– Товарищ Сталин ждёт вас.

И Енукидзе повёл Морозова по ковровым дорожкам, мимо часовых, коридорами и лестницами.

Дверь в кабинет Сталина была открыта.

Увидев Морозова, Иосиф Виссарионович отложил трубку, поднялся из-за стола. Поздоровался за руку, как и в первый раз.

– Рад видеть вас, Николай Александрович, в добром здравии, – сказал Сталин. – Садитесь вон туда, поближе к моему рабочему столу.

Сел сам, взял со стола лист бумаги.

– Вот, ознакомьтесь…

– Что это? – робко спросил Морозов.

Сталин едва заметно усмехнулся в пышные усы.

– Указ о присвоении вам и ещё ряду товарищей звания Героя Социалистического Труда… Завтра этот указ будет опубликован в газетах, а вечером на торжественном заседании состоится и награждение.

Морозов взял указ, начал читать. Строки типографского шрифта прыгали перед глазами.

– Я… – пробормотал Морозов. – Даже не знаю, что сказать… Разумеется, кроме слов благодарности за безмерную заботу партии и правительства… Спасибо! Огромное спасибо, товарищ Сталин!

– Э!.. – пренебрежительно взмахнул рукой Сталин. – Это партия и правительство вам благодарны за многолетний добросовестный труд. Ведь вся ваша жизнь похожа на подвиг: борьба с самодержавием, многолетнее заключение в царских застенках, самоотверженное служение науке…

Сталин помолчал.

– У вас, вероятно, будет нелёгкая ночь…

– Ничего! У меня часто бывает бессонница, товарищ Сталин. Я привык.

– Что ж! Тогда вам не составит большого труда до утра написать краткую ответную речь после награждения и показать её мне. А пока…

Сталин взял трубку, но закуривать не стал, просто пососал мундштук, и начал крутить трубку в руках.

– Пока я хотел бы задать вам несколько вопросов. В продолжение нашего сентябрьского разговора. Если вы помните…

– Да разве такое забудешь! – искренне сказал Морозов, прижимая руки к груди.

Сталин отложил трубку. Слова Морозова показались ему двусмысленными. Пришёл на ум каламбур: «Морозов – сморозил».

Да… Велик русский язык!

– Не беспокойтесь, я вас не задержу… Скажите, Николай Александрович, сколько раз вы были в эмиграции?

– Два раза… товарищ Сталин… – голос Морозова упал.

– Нэ волнуйтесь! Мне просто интересно. Я читал ваши воспоминания. Вы встречались за границей с некоторыми видными деятелями российского революционного движения…

– Да, все эти встречи я описал: Ткачёв, Степняк-Кравчинский, князь Кропоткин… – Морозов сбился: память внезапно подвела.

Сталин подождал продолжения, потом спросил с интересом:

– Ас кем ещё, кроме Кравчинского и Кропоткина, вы встречались в эмиграции?

– Со многими встречался, Иосиф Виссарионович… Например, с Карлом Марксом.

Сталин совершенно по-кавказски поцокал языком от удивления.

– Я просил Маркса передать нам его произведения, которые он сочтёт нужным. Для русского перевода и публикации в революционных изданиях. Карл Маркс дал несколько своих работ, и в том числе «Манифест Коммунистической партии». Его перевёл Герман Лопатин, если мне не изменяет память.

– Вот как? – сказал Сталин. – Вы были тогда членом Интернационала, его центральной секции?

– Да. Меня избрали в Женеве, на закрытом заседании секции. Кроме меня избрали также видного народовольца Саблина, погибшего впоследствии от рук царских сатрапов…

Морозов споткнулся и на мгновение замолчал. Саблин не погиб: он застрелился при аресте. А перед этим, во время перестрелки, получил несколько ранений. Было это, кажется, на конспиративной квартире в Сапёрном переулке… Но вождь спрашивал не о Саблине. И Морозов, переведя дух, начал сбивчиво рассказывать о заседании, о том, что вновь принятых членов встретили рукоплесканиями, о том, как торжественно вручили удостоверение с печатью «Международной ассоциации рабочих».

Сталин слушал молча, не перебивая. Лишь иногда кивал.

Когда Морозов закончил, Сталин начал набивать трубку табаком, из папирос «Герцеговина-Флор», разминая их пальцами.

Пауза затягивалась.

– А ведь вы мне не всё рассказали, товарищ Морозов, – внезапно, с оттенком укоризны, произнёс вождь. И посмотрел на Николая Александровича из-под набрякших век.

Морозов смутился, побледнел.

– Прошу прощения, Иосиф Виссарионович… Память уже подводит…

– Э! – снова пренебрежительно взмахнул рукой Сталин. – Что память? Память тут ни при чём… Вы ведь не только с Карлом Марксом встречались и с Кропоткиным… С Плехановым, кажется, тоже?

– Нет! С Плехановым я не встречался. К тому времени Плеханов уже создал собственную партию, отколовшуюся от «Земли и Воли» – «Чёрный передел». Плеханов был решительным противником террора. И, как ни странно, Вера Ивановна Засулич, стрелявшая в градоначальника Трепова, стала одной из самых активных членов «Передела»… Зачем же ему было встречаться со мной, членом дезорганизационной группы Исполкома?..

– Верно, – отозвался Сталин. – А, кстати, какой псевдоним был у князя Кропоткина в среде так называемых истинных лигеров?