Глубокое ущелье - Кемаль Тахир

Он поискал глазами мать. Баджибей следила недовольным взглядом за сыном и бесстыжей дочерью Каплана Чавуша. Керим поскорей взнуздал коня и, понурый, вернулся к товарищам.

Сопровождать женщин до Карасу, а потом, подождав их возвращения из крепости, до Козпынара, где они должны присоединиться к каравану, идущему на яйлу, было поручено в этом году Орхану. Он взял с собой двоюродного брата Бай Ходжу, Керима и Мавро.

Мавро все еще не было. Но Орхан не спрашивал о нем: очевидно, знал, где он.

Орхан хлопотал около своего любимца Карадумана. В этот год, собираясь в поход на яйлу, он разоделся, будто на праздник, опоясался дедовским оружием. За кушаком торчал брусский кинжал в ножнах, украшенный чеканкой,— подарок шейха Эдебали.

Юноша взрослел, стал обращать внимание на одежду, наряжать себя и коня. Хоть он и не позволяет себе лишнего, но в одежде разборчив, любит покрасоваться, будто петушок. Вот и сегодня вырядился в красные сапожки, шаровары голубого сукна, отделанные синим шнуром, темно-красный плащ на желтой подкладке. Все это досталось ему в наследство от деда Эртогрул-бея. Поверх красной шапки повязал чалму, подражая отцу. Увешанный сверкавшим на солнце дорогим оружием, он и в самом деле походил на гордившегося собой молодого петушка, в любую минуту готового броситься в бой. Бай Ходжа был старше Орхана на четыре года, а выглядел старше на все десять. В строгой простой одежде рядом с братом он походил на рядового пешего ратника. Бай Ходжа предпочитал победам над женщинами славу борца, добытую в состязаниях. О женщинах пренебрежительно говорил: «Бабское мясо для борца что приманка для лис, хуже отравы».

Он догадался, почему Керим так долго поил коня. С презрением спросил:

— Ну что, помог мулла? Благословили тебя бабы?

— Кому помог?

— Брат мой, Орхан, сказал: и бедного коня напоил, и силой любви своей реку укротил.

— Ничего я не говорил, Керим Джан, все он выдумал.

— Правду зовешь выдумкой? Жалко мне, братец, трудов покойного деда нашего Эртогрула. Гляжу я, не сможешь ты достойно держать бейский бунчук.

Керим Джан надел на коня торбу. Орхан, не обращая внимания на подтрунивания Бай Ходжи, затягивал подпруги на Карадумане.

Старый одноглазый мул, которого сейчас переводил Балабан, споткнулся на середине реки. Его чуть не унесло течением, с трудом удалось вытащить на берег, с вьюков ручьём катилась вода.

— Слепой мул чуть не утонул в реке... Ох, и обозлится Гурган-хатун!

Орхан резко обернулся.

— Балабан вел? Ну, пропал теперь мальчишка! Как придем на яйлу, положит его под фалаку Гурган-хатун.

— Что ему фалака? — возразил Бай Ходжа.— Днем — фалака Гурган-хатун, ночью — фалака Джинли Нефисе.

— Постыдись! — оборвал его Орхан, не любивший таких шуток.— Вот услышат Гурган-хатун с Нефисе, тогда узнаешь!

— Уж и слово сказать нельзя? Да что мы — не в Сёгюте, а в диване папы римского? Правды сказать нельзя.

Слова «папы римского» снова напомнили Кериму о Мавро. Хотел было спросить Орхана, да помешала болтовня Бай Ходжи. Прибежала одна из наложниц Дюндара.

— Орхан-бей, Гурган-хатун требует коня — переехать через реку...

Орхан кинулся было за лошадыо, но остановился. Не любил он дядю своего Дюндара, не терпел и спесивую жену его. С жалостью поглядел на Карадумана, будто вынужден был незаслуженно обидеть. Сорвал торбу, взнуздал, протянул поводья девушке. Но тут же устыдился, приказал Кериму:

— Поезжай, возьмешь коня в повод.

Керим обрадовался: снова можно повидать на том берегу Аслыхан.

Когда он подъехал к Гурган-хатун, та взглянула на него, поморщилась и снова уставилась на противоположный берег. Через некоторое время опять кинула на Керима удивленный взгляд, словно только что его заметила.

— Чего тебе?

— Коней прислал Орхан-бей.

— Я одного просила, а он двух прислал. Наврала, что ли, моя вестница или бестолковый Орхан не понял?

— Я переведу вас, Гурган-хатун.

— Ты? Ах ты, неудавшийся мулла! Прочь! — Она свирепо вонзила посох в землю.— Убирайся! — Поглядела на Карадумана, как на старую клячу.— Может, кони Осман-бея не вывезут меня? Подпорка нужна?

Старуха подобрала подол, ловко вскочила в седло. Не оборачиваясь, бросила:

— Верну ваших коней в целости и сохранности. Не бойтесь, река не унесет!

Наложницы прыснули, и это разозлило Керима больше, чем грубость старой ведьмы.

Гурган-хатун сидела в седле с завидной уверенностью, держа посох, будто саблю, и походила на бывалого рубаку. Перейти реку вброд — дело нелегкое: Керим знал, что порой и опытные воины робеют, глядя на стремительное течение Карасу,— не ровен час, голову закружат бурные воды. Позабыв о злости, он с изумлением глядел на Гурган-хатун: «Отчаянная старуха! Может, и не смелее моей матери, но и не трусливей!»

Его конь потянулся было вслед за Карадуманом, но Керим осадил его.

— Стой! Стой, тебе говорят!

Его вдруг разобрал смех: «Эх, посажу одну девушку впереди, другую — сзади и перевезу на ту сторону. Вот уж взбеленится старая колдунья...»

Гурган-хатун послала в обратный путь Балабана, не позволив ему сесть в седло — не из почтения к туркменским беям, а потому, что блюла родовой устав Чингисхана: нельзя рабу садиться на коня. Мальчишка перевел Карадумана за повод. Керим не знал, почему он не сел на коня. Пожалел его, погладил по плечу.

— Спасибо, Балабанчик! Чего не ехал верхом?

Все, кроме домашних Дюндара, звали его Балабанчиком. Первым назвал так мальчонку Осман-бей.

Балабанчик устало улыбнулся. Он был тощ, изможден, но крохотное личико, если приглядеться, удивляло необычной красотой.

— Возьми коней — перевезешь девушек.

Балабанчик оробел, испуганно оглянулся, словно Гурган-хатун могла услышать и напуститься на него.

— Спасибо, Керим Джан! Нельзя. Перевезу их на вьючных.

— Каких вьючных? Они все под грузом.

— Пускай! Разгрузим.

— Потом снова вьючить?

— Перегрузим, спасибо.

Губы его посинели от ледяной воды. В рваных обутках при каждом шаге хлюпала вода. У Керима защемило сердце от жалости к пареньку, от страха перед пленом и рабством,— страха, который постоянно сжимал его сердце с тех пор, как он стал воином. Он понуро вернулся к коновязи.

Орхан и Бай Ходжа забрались на холм в излучине реки. Расстелили бурки. Не в тени сосен, а на солнце — ветер был холодный.

Керим снова надел на коня торбу. Когда он поднялся на холм, товарищи уже лежали, греясь на солнце.

Он спросил про Мавро. Нет, Орхан никуда не посылал его и даже не знал, где он может быть. Во время переездов на яйлу всегда так: стоит подвернуться кому-нибудь под руку, тотчас получишь приказ. Наверно, отец, или кто из дядьев, или мать Орхана, Мал-хатун, за чем-то его послали...

Бай Ходжа, собираясь поспать, закрыл глаза. Но, услышав вопрос Керима, заинтересовался, приподнялся на локте.

— Разве он не ложился ночью? В полночь я сменил этого гяурского сына. Неужто не пришел к вам помогать укладываться?

— К полночи все наши вьюки были уложены. Баджибей сама ушла помогать Орхан-бею.

— Так, значит! — Бай Ходжа переводил взгляд с Орхана на Керима. — Так, приятели... Выходит, этот гяур...

— Перестань называть его гяуром! Какой он тебе гяур? Уже десять дней брат наш — истинный мусульманин.

— Ай-ай! Я от дедов своих мусульманин, а все еще не стал истинным... Еще вчера гяуром был, ни основ ислама не знает, ни чина! Больно легко!.. Даскалос уже столько лет дервиш, а все еще гяур гяуром! Может, назовешь мусульманином и ту громадную скотину, которую водит за собой Кёль Дервиш?

— Если сравнивать, так сравнивай с человеком. Наш Мавро и гяуром был во стократ большим мусульманином, чем дервиш Даскалос. Думай что хочешь, только гяуром его не называй.

— А я говорю, братец, что этот башибузук, если не ложился ночью... значит, в постели у какой-нибудь потаскухи. С тех пор как он из страха перед чертовым Фильятосом стал мусульманином, все сёгютские потаскухи охотятся за ним. Ты один ничего не знаешь. Если бы не боялись Баджибей, давно схватили бы они его у колодца, взвалили бы на спину и утащили. Да коли до этого дошло, значит, прав мулла Яхши: близок конец света...

Орхан посмотрел на Керима.

— Что скажешь, Керим Джан? Можно верить словам этого грубияна? Неужто сбился с пути наш Мавро? Не успев стать мусульманином, взял на душу такой грех...

Керим пытался вспомнить, не заметил ли он чего за Мавро в последнее время. Нет, кажется, Мавро ничего от него не скрывает. Керим поскреб подбородок. Правда, дважды заставал он Мавро с конюшим Дели Балта. А когда возвращались из Иненю и Осман-бей отрядил Мавро охранять пленных вместе с Пир Эльваном, в пути они без конца о чем-то переговаривались, но, стоило им заметить приближение Керима, разговор прекращался. Заслуживает ли это внимания? А если и заслуживает, говорить ли в присутствии Бай Ходжи? Керима вывел из задумчивости голос Орхана.