Собрание пьес. Книга 2 - Федор Сологуб

Калганов. Ну, что, старички, жалко вам покойников?

Первый приживальщик. Царство им небесное, почтеннейшие были люди.

Второй. Почтеннейшие и добрейшие.

Калганов. У них был дом, как монастырь, а я люблю веселое житье.

Первый приживальщик. Николай Степаныч — великого ума был человек.

Второй (с уважением). Вольтерианец.

Калганов. А наливки хороши.

Второй приживальщик. Покойница Надежда Сергеевна хозяйка была отменная.

Первый. Как пошло и пошло: сперва бабушка Лизанькина скончалась, почтеннейшая Елизавета Павловна, потом осенью Николай Степаныч простудился на охоте и умер, а после него поболела немного Надежда Сергеевна и за супругом возлюбленным отправилась.

Второй. Одна осталась Лизанька наша. Двадцатый год идет, а замуж еще не вышла.

Калганов. И хорошо сделала. Муж какой еще попался бы, имение разорить бы мог. Лучше пусть мне, дяде и опекуну, передаст малость.

Первый приживальщик. А много женихов сваталось, все хорошие, подходящие по-своему.

Второй. Да Лизанька первого жениха забыть не могла. Николай Степаныч говаривал ей не однажды: «Смотри, невеста разборчивая, засидишься в девках, придется тогда идти за первого, кто посватается, за какого-нибудь колченого капитан-исправника».

Первый. Два раза по зимам в Москву возили, но и московские женихи блестящие не снискали ее расположения.

Калганов. Здесь я видел много пригожих дворовых и сенных девок и уже предвкушаю блаженство. В моей деревне я согнал изрядное количество пригожих девок в дворню, но здесь их больше. Люблю веселое житье! Порою летом поедешь по реке на лодке, возьмешь с собою голых девок. Иная с непривычки стыдится, лицо воротит от идущих по берегу, ослушаться, однако же, не смеет, знает, спуску не дам.

Приживальщики смеются.

Первый. Здесь к этому не привыкли. Николай Степаныч на девок и смотреть не изволили.

Калганов. И здесь привыкнут. Как опекун Лизеты, я здесь владыка и хозяин.

Входит Лиза в трауре, печальная, заплаканная.

Калганов. А вот и сама Лизеточка пришла — легка на помине. Садись, Лизета, к нам за стол, покушай да выпей наливки.

Лиза (садясь за стол). Я, дядюшка, не пью.

Калганов. Ты слушайся старших, Лизета. Не хочешь пить, так хотя пригубь. (Наливает ей вино.) Все тоскуешь о родителях да о своей покойной бабушке? Выпей за упокой их душ, печаль-то и пройдет.

Лиза плачет.

Калганов. Здесь все напоминает тебе, Лизета, о твоих покойных родителях, а девушке в твоем возрасте не следует предаваться меланхолии. Я придумал, как нам быть: ты для рассеяния скорби поезжай в другую деревню. Я провожу тебя, друг мой, в Ремницы и устрою там, а сам опять буду сюда, твое добро стеречь и прибытки тебе делать.

Лиза (почтительно, но твердо). Простите меня, дяденька, но этого дома, где скончались мои дорогие родители, и того места, где почивают их священные для меня останки, я не оставлю.

Калганов (стукнув по столу стаканом и сердито глядя на перепуганную Лизу). Ты еще молода, сударыня, чтобы со старшими спорить. Я твой дядя и попечитель, и ты будешь делать все то, что я тебе прикажу, без всяких разговоров.

Лиза (быстро оправясь от внезапного испуга, с усмешкой). Я, дяденька, буду оказывать вам должное повиновение, но только я и при покойнике папеньке делала то, что мне самой хотелось. Прикажите мне услужить вам чем-нибудь, я это сделаю охотно, а из этого моего дому выехать ни за что не хочу.

Калганов (грозно, побагровев от гнева). Больно ты бойка, Лизавета Николаевна, да мы и не таких норовистых объезжали. Иди-ка, сударыня, спать, да свечу не жечь понапрасну. У вас тут, сказывали мне, Вольтерами пахнет, а я Вольтерова духа недолюбливаю.

Лиза послушно встает из-за стола.

Лиза. Я повинуюсь вам, дядюшка, в пределах должного и потому не стану жечь свечи. Когда Лушка меня разденет, я тотчас погашу свечу. Спокойной ночи, дядя. Постель для вас приготовлена в папенькином кабинете. (Уходит.)

Калганов. Строптивая девица!

Первый приживальщик. С характером.

Второй. Покойники избаловали. Души в ней не чаяли.

Первый. Чуть что не по ней, нахмурит брови, всю родню сведет, как говорят здесь в деревне, — добра не жди. Такая своевольница!

Калганов. Я усмирю ее. Я принужу ее к повиновению. Завтра же, добром или неволей, я увезу ее, да и не в Ремницы, а в свою деревню, — там за ней лучше присмотрят. Что, старички, не пора ли вам спать?

Приживальщики кланяются и уходят. Калганов пьет. Проходя по неосвещенной гостиной, приживальщики ворчат.

Первый. Кутила, пьяница!

Второй. Картежник, мот!

Первый. Как это дворянская опека назначила его Лизиным попечителем!

Второй. Вздорный человек. Своя деревушка запущена, крестьян утеснил.

Первый. Что-то я его здесь не видел.

Второй. Покойный Николай Степаныч не хотел с ним близко знаться по причине непорядочного образа жизни сего бравого вояки. Покойник, дай Бог ему царство небесное, непотребству с дворовыми девками даже и в молодые свои годы не предавался.

Первый. Может быть, Лизы постеснится.

Второй. Слышал, увезти отсюда хочет!

Первый. Как-то капитан с Лизой справится, если она упрется, не захочет ехать?

Второй. Да, будут стычки с ней. Она отсюда ни за что не поедет.

Первый. Заговорил с Лизой, как с капралом своей роты. Того и жди, прибьет.

Второй. Ну, Лиза не уступит, а ему не удастся здесь водвориться.

Первый. Будет он калиф на час.

Смеются и уходят. Меж тем Калганов поспешно осушает оставшиеся бутылки.

Калганов (бормочет). Все выпито. Старички тоже не дураки выпить. Пора на боковую. Уж поздно. (Зовет вполголоса.) Эй, девушки, которая свободна? (Бормочет.) На первый раз некстати выбирать да раздирать. (Берет свечу, идет, пошатываясь, по столовой, по гостиной, в девичью. Свеча в его руках дрожит и оплывает, порой едва не гаснет.) Ну, девки, где же вы? Кричать — прибежит Лизета. Сам поищу.

Входит в каморку под лестницей, оставив свечу на стуле. Слышна возня. Выходит, таща Лушку, которая изо всех сил отбивается.

Калганов (тихо). Иди, иди, красотка! Пойдем ко мне — не обижу.

Тащит Лушку к двери во внутренние комнаты. Лушка визжит.

Лушка. Спасите, помогите!

Вырывается, укусив руку Калганова, и бежит по комнатам, испуская громкий визг. Калганов хватает ее за сорочку. Пытается зажать рот.

Калганов. Молчи, молчи! Отправлю на конюшню!

Со всех сторон сбегаются полуодетые люди, держащие свечи и фонари. В недоумении жмутся по стенам, переговариваясь вполголоса. Калганов продолжает нападать, Лушка отбивается с громкими криками. Сверху быстро сбегает Лиза, в утреннем капоте, босая, испуганная.

Лиза. Что здесь случилось? Уж не пожар ли, Боже упаси?

Калганов останавливается, смущенный, пьяный. Еле держится на ногах. От возни и вина его совсем развезло. Лушка бросается к Лизиным ногам, целует их, плачет.

Лушка. Ой, барышня, спасите, защитите!

Лиза. Что это значит, дяденька? От какого насилия ищет Лушка защиты у моих ног? Разве одно пребывание мое в этом доме не служит для всех достаточной защитой?

Калганов (приосанясь и покручивая усы, хотя и с немалым трудом держась на ногах, говорит запинаясь). Эта тварь, того, покушалась, да, покушалась на мою жизнь, а я ее, того, за косы.

Лушка (с отчаянием). Напраслина, матушка барышня, звездочка наша ясная, напраслина. Я спала себе смирнехонько, ничего не знала, а барин пришли ко мне в каморку и стали охальничать.

Девки смеются, зажимая рты и унимая друг дружку.

Лиза. Этого не могло быть, — Лушка у меня девка смирная и покушаться на вас ей не за что. Вы, люди, идите спать. Лушка, дай барину свечку, видишь, его-то погасла. А сама спать иди.

Все дворовые уходят.

Лиза. Такого поведения в моем доме я не потерплю. В попечителе я нимало не нуждаюсь и управлю своим имением сама. А вас прошу уехать сегодня же.

Калганов (принимая грозный вид). Одумайся, Лизета! Я — твой законный опекун и имею права и над тобой, и над имением твоим.