Повелитель крыс - Ричард Кнаак

Григорий и Тереза изумленно смотрели на Франтишека. Не скрывая гнева, Григорий спросил:

— Что вы ей сделали?

— Покопался в ее прошлом — что собираюсь сделать и с вами. Особенно же меня интересуют две вещи: ваше происхождение и судьба некоего мистера Вильяма Абернати, которому также удалось позабавить меня. — Неожиданно усталое, но торжествующее лицо Франтишека исказилось гримасой злобы. — Теперь мне все труднее сосредоточиться. Дом и треклятый грифон призывают меня все сильнее, все настойчивее. В некотором роде повинны в этом вы, дорогой мой Григорий. Что-то сдвинулось с места, стоило вам появиться в Чикаго. И пожалуй, вы даже знаете, что именно сдвинулось.

— Нет, не знаю.

— Надеюсь, вы извините, если я позволю себе сам судить об этом. От мисс Дворак я узнал множество прелюбопытных вещей — настолько любопытных, что теперь не склонен никому верить на слово.

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — фыркнула Тереза и крепче сжала руку Григория.

Конрад ухмыльнулся, и его ухмылка напомнила Николау оскал голодного медведя. Почему-то камердинер Франтишека то и дело напоминал ему каких-то зверей. В других обстоятельствах Григорий непременно бы полюбопытствовал, какими способами сотворено это существо.

Усмехнулся и связанный маг.

— Боюсь, вы были несколько… отвлечены во время нашей беседы, милочка. Знаете, а у вас весьма интересная родословная. Теперь, когда я просмотрел ее, ваша роль в этой запутанной, длящейся не один век игре представляется мне более понятной. Вы не знали о том, что ее папаша служил в этом городе офицером полиции, Григорий? Патрульным офицером, заметьте. Маршрут его патрулирования пролегал в непосредственной близости от известного нам дома.

Тереза молчала — она была слишком взволнована и смущена для того, чтобы вступать в спор, а Григорий начал догадываться, к чему клонит Франтишек. Сейчас домом занималась Тереза — занималась в рамках своей работы. До нее дом входил в сферу обязанностей ее отца. Видимо, существовали и другие — люди с такими же серо-голубыми глазами, как у Терезы и ее отца, которые были так или иначе связаны с этим жутким домом.

Хранители. Быть может, это определение было неточным, но более близкого к истине Григорий пока не находил. Сами того не желающие и не ведающие о том хранители. Они были каким-то образом связаны с теми, кто появлялся здесь в поисках дома, но между тем существовали в относительной изоляции. Офицер полиции, знавший район как свои пять пальцев. Агент по торговле недвижимостью, занимающийся продажей на редкость непродаваемого дома. А до них — быть может, почтальон?

Но зачем? Ради какой цели в итоге?

Любопытство чуть было не затмило прочие испытываемые Григорием чувства. Ему очень хотелось, чтобы Петер Франтишек продолжил свой рассказ. Кое-какие вещи начали обретать смысл, и стало ясно, что этот тщедушный человек, привязанный к металлическому креслу, знал гораздо больше, чем говорил.

А еще Григорию показалось, что Франтишек и сам не против рассказать ему о чем-то еще. Быть может, потому, что Григорий был единственным человеком, способным понять многое в странных делах такого рода.

— Столько лет миновало, и вот наконец все начало сходиться, дорогой мой Григорий. Известно ли вам, сколько лет я ждал этого слияния? Я был свидетелем бунтов шестидесятых годов. Я наблюдал за взлетом и падением Колизимо, Торрио, Капоне. — Глаза Франтишека загорелись. — Когда я был молод и только-только вступил в пору овладения моим магическим даром, я видел, как Чикаго, мой родной город, сгорел до основания.

— Вам не может быть столько лет, — вмешалась в его разглагольствования Тереза, но, посмотрев на Григория, умолкла.

Чикагский пожар. В одной из книг Григорий читал о том, что этот пожар случился в семидесятых годах девятнадцатого века. А это означало, что Петеру Франтишеку лет сто пятьдесят, а может быть, немного больше. Стало быть, по сравнению с Григорием Николау он просто младенец, вот только в отличие от Николау большую часть своей жизни Франтишек посвятил оттачиванию своего мастерства.

— Мне может быть столько лет, и это вам, несомненно, известно, мисс Тереза. — Связанный маг склонил голову набок и задержал взгляд на своей пленнице. — Знаете, произошло нечто странное, когда я стал расспрашивать нашу гостью о вас, Григорий. Поначалу она довольно-таки охотно отвечала на всевозможные второстепенные вопросы, но как только вопросы стали касаться вашего прошлого, Тереза на них ответить не могла. Даже под действием стимуляторов. — В глазах Франтишека сверкнул опасный огонек. — Ее сознание окутано такой плотной дымкой, что даже я не смог проникнуть в глубь него. Кроме того, пользуясь разнообразными источниками информации, я установил, что и ваше прошлое, Григорий, почему-то слишком непродолжительно. Такое впечатление, что до прибытия в Штаты вас попросту не существовало. Но даже для получения этих мизерных сведений потребовались все мои ресурсы. А ведь это странно, согласитесь — ведь вы не предпринимаете никаких попыток скрыться, спрятаться. Вас как бы не существует, и все.

— Я веду обособленный образ жизни.

— Пожалуй, я догадываюсь, в чем природа вашей обособленности. Знаете, Абернати был непроходимо глуп, хотя кое-что умел. — Смена темы разговора застигла Григория врасплох, но он сумел скрыть замешательство. — Он ведь был такой же, как мы с вами, не так ли? — продолжал Франтишек. — Ему было открыто больше, нежели другим. К такому заключению я пришел на основании того немногого, что мне поведала о вашей встрече с ним ваша очаровательная спутница. Абернати знал о доме. Скорее всего знал и о грифоне.

Григорий порадовался тому, что Франтишек сделал не совсем верные выводы. Это говорило о том, что связанный маг в конце концов не так уж непогрешим. Пусть думает об Абернати все, что ему в голову взбредет. Пусть болтает, может быть, проговорится о чем-то, что будет небесполезно узнать.

Николау помалкивал, но это, похоже, нисколько не смущало Франтишека. Он наклонился вперед, насколько позволили путы, и спросил:

— Многое ли вы помните о себе? Кто ваши предки?

На этот раз Николау не смог сдержаться и не сумел скрыть свою неуверенность. Франтишек, заметив это, злорадно усмехнулся. Григорий гадал, чья усмешка более зловеща — господина или его слуги.

— Так, значит, вы не всеведущи, верно? С грифоном вы близко знакомы, а это о чем-то говорит. У вас бывают видения, Григорий? Когда, мы с вами разговаривали при первой встрече, я решил, что вы такая же мелкая сошка, как все прочие, но теперь понимаю, что недооценил вас. — Франтишек откинулся на спинку кресла. — Является ли вам в видениях твердыня в горах? Видите ли вы того человека, что обитал в этой башне? Мне он частенько снится. Более того, мне снится, как он предвидел, что его предадут, и как сумел обмануть своих врагов, притворившись умершим.