Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора - Юрий Скуратов

Что еще… Никогда и ничего она не спрашивала у меня об истории с пленкой, не требовала объяснений. Она многим рисковала, прилетев в Москву, но, зная ее выдержку и характер, я не удивился этому поступку. Госпожа дель Понте очень поддержала меня в те дни.

Представьте себе: на меня льют грязь, государственная машина травли запущена по полной программе, а она в интервью влиятельному российскому журналисту Хинштейну, приехавшему в те дни в Швейцарию, говорит:

– Очень важно, чтобы были прокуроры, занимающиеся делами коррупции. Скуратов, даже отстраненный от дел, показал всем, и мне в частности, что он блестящий профессионал, настоящий прокурор, руководствующийся только законом. Каждый прокурор должен начинать расследование только тогда, когда есть конкретные факты о совершенном преступлении. В таком случае нужно начинать расследование. Если вы не делаете этого, вы слабый прокурор…

Очень «профессиональным» у нее было отношение и к президенту Ельцину. Как человек опытный, она никогда не высказывала публично по отношению к нему каких-либо своих личных взглядов. Главным для нее было отношение к закону: если ты коррупционер, то никакого значения не имело – президент ты или нет и какие у тебя политические убеждения.

Конечно, сложностей в связи с приездом Карлы дель Понте было много. Во-первых, ей долго не давали визу, тянули. За два дня до прилета – беспрецедентный случай! – у нее еще не было визы – у нее, одного из крупнейших государственных чиновников Швейцарии! Такого в истории отношений между нашими двумя странами никогда не было – я, во всяком случае, не слышал. Я понимал, что Москва очень не хотела, чтобы швейцарский Генпрокурор приезжала к нам: на кремлевском холме ясно представляли, какие сенсационные документы она может привезти.

Пришлось мне звонить Примакову и объяснять, что будет большой ошибкой и крупным скандалом, если швейцарский Генпрокурор не сможет из-за визовых проблем приехать в Россию. Ведь логично: коль не дали визу – значит, рыльце-то в пушку. Надо отдать должное: визу после этого дали практически моментально.

Встал вопрос и об охране. Карла дель Понте в те дни в своей стране была единственным лицом, охраняемым государством.

В Швейцарии за ней шла прочная слава стойкого борца с мафией, бандитизмом и коррупцией, и на нее уже было совершено в свое время два или три покушения. Поэтому госпожу дель Понте у себя и берегли, и почитали. То же самое должно было быть и у нас: и бронированный автомобиль, и ребята в строгих темных костюмах… Связались с ФСО – Федеральной службой охраны – и неожиданно получили резкий отказ.

Стало понятно: Администрация президента чинит препятствия и здесь. В прошлый раз одним из условий ее приезда в Москву было предоставление ей бронированной машины. Тогда без проблем ФСО нашла и бронированный «мерседес», и широкоплечих охранников – все было как положено. А сейчас?

Выкрутились благодаря тому, что моя служебная машина была бронированной. После того, как еще в середине 1999 года на мое имя поступило несколько угроз из Германии от окопавшихся там наших мафиози, служба охраны выделила мне такой автомобиль; имелась и машина сопровождения. Поэтому, подумав, мы решили обойтись своими силами и в ФСО больше не обращаться.* * *

Карла дель Понте прилетела в Шереметьево на специальном самолете, я ее встретил в аэропорту. Не могу не отдать дань мужеству этой женщины. Как я уже говорил, МИД Швейцарии категорически не рекомендовал ей ехать в Россию: в этой маленькой альпийской стране прекрасно понимали, что творится в Москве, насколько бациллы коррупции разъели «властный организм» России, в открытую описывали ей, сколь опасной для нее может оказаться эта поездка. Но госпожа дель Понте поступила так, как ей подсказывала совесть: несмотря на все предостережения, она в Россию поехала.

Из Шереметьево мы направились в загородное хозяйство Генпрокуратуры на реке Истре. Одни называют эти спрятанные в зелени несколько уютных домов и коттеджей медицинским центром, другие – пансионатом, третьи – зоной отдыха. Но суть не меняется – это изумительное место: дивный хвойный лес, прекрасная река… Здесь же имелись и апартаменты подходящие, и хорошая охрана.

Прежде всего, как и полагается по русскому обычаю, мы пообедали. Лишних вопросов госпожа дель Понте не задавала. Она имела хорошую, хотя и не полную, информацию о том, что происходит у нас, и, честно говоря, сочувствовала мне – она прекрасно понимала, что означает оказаться в моей шкуре.

Первый день мы провели в переговорах – пять часов без перерыва. По их завершении мы подготовили нашей гостье для отдыха один из уютных коттеджей на Истре, но в целях безопасности она все же решила вернуться в Москву и остаться на ночь в швейцарском посольстве.

Не менее плотным и трудным был и второй наш день. В основном разговор шел о возврате незаконно перекачанных за кордон денег обратно в Россию. Этих денег в одной только Швейцарии было много, очень много, они перекрывали все кредиты, которые мы, как нищие, выклянчивали у Запада. По информации Карлы дель Понте, в банки Швейцарии было перекачано приблизительно 60 миллиардов «русских» долларов. Причем, как она сама признавалась, эта оценка весьма заниженная. Точную сумму не знает никто. А деньги колоссальные. У нас в бюджете страны в тот период насчитывалось где-то 16 миллиардов, еще 4 – заемные. Здесь же, по самым скромным оценкам, – три бюджета! И это только в маленькой Швейцарии. А сколько денег разбросано по офшорам всего мира?..

А ведь деньги эти можно вернуть, и унижаться ни перед кем не надо – и долги, и кредиты, причем с немалыми процентами. Механизм возврата денег хотя и не прост, но реален – в первую очередь необходимо решение российского суда. Но вот его-то, как я понимал, добиться практически невозможно. Против такого решения суда костьми лягут все «денежные мешки» России. Кремлевские богачи, коих тоже немало, уберут любого судью и с любым прокурором поступят так же, как и со мной, если тот станет покушаться на «большой карман».

Кстати, к тому времени Генпрокуратура уже возбудила несколько таких уголовных дел. Но я прекрасно понимал, что, как только мне окончательно отобьют руки и перестанут пускать в прокуратуру, все эти дела потихоньку будут прекращены – те, что связаны с «Андавой», «Мабетексом», другими «крутыми» фирмами…

Забегая вперед, скажу, что так оно и оказалось: как только двери прокуратуры передо мной были закрыты, многие коррупционные дела оказались спущенными на тормозах. Судебные процессы, естественно, не состоялись. А миллиарды кровных российских рублей, точнее – долларов, евро, фунтов… – по-прежнему остаются на заграничных счетах вороватых российских чиновников и бизнесменов.

После двух дней работы мы отметили успешное завершение переговоров обедом в Генеральной прокуратуре. Я подарил госпоже дель Понте огромный букет цветов, и мы все поехали провожать ее в аэропорт.

Всевозможные грузчики, заправщики, водители автокаров, находившиеся вблизи самолета швейцарского Генпрокурора, были переодетыми работниками соответствующих спецслужб. Как позднее мне рассказали, в Кремле страшно боялись, что я вступил с Карлой дель Понте в сговор, попытаюсь на ее самолете улететь за рубеж и уже оттуда начну вести разоблачительную кампанию против президента и его семьи.

Информация эта – абсолютно верная. Тактично, но жестко меня предупредили:

– Юрий Ильич, даже не пытайтесь зайти в самолет.

Стало понятно, что если бы я стал провожать госпожу дель Понте не до трапа, а, скажем, до салона, до кресла, то самолет в ту же минуту начали бы штурмовать спецназовцы. Наивные люди, совсем плохо знающие меня! Я всегда полагал, что Россия – мой дом, а таким, как они, не должно быть места в нашей стране.

Через несколько минут военный самолет, на котором прилетела Карла дель Понте, унес ее на родину, а я остался стоять на летном поле. Было грустно.

Только тогда я почувствовал, насколько устал. Работал я в те дни в страшном напряжении, совершенно не думая о том, что скоро наступит 6 апреля и мне снова надо будет идти на Голгофу – ведь заявление-то мое, «недобровольное», лежит в сейфе у президента. Все это время я старался не думать об этой дате. Теперь же я просто физически ощущал тяжесть от ее близости. А ведь 6 апреля, судя по всему, мне придется уйти из Генпрокуратуры уже окончательно…

Я молча провожал глазами исчезающий в облаках силуэт самолета, а в голову настойчиво лезли совсем не лестные для моей родины мысли: о том, что Россия в сравнении со Швейцарией – совершенно дикая, неправовая, почти неуправляемая страна. То, что происходит у нас, для Швейцарии – нонсенс. Карла дель Понте не могла понять (и вряд ли поймет когда-либо): разве можно себя вести так по отношению к прокурору, который начал расследование в отношении президента и его окружения? В Швейцарии, во Франции, в США, в Германии любой чиновник, какого бы высокого ранга он ни был, за подобные действия мигом бы слетел со своего кресла! А если бы в ход расследования вмешался президент, то слетел бы и он. У нас же – один беспредел покрывается другим.