Жестокие люди - Дирк Уиттенборн

– Что ты имеешь в виду? – настаивал я. – Мне казалось, что Брюс хорошо ко мне относится, и что он хочет, чтобы мы были вместе. Это он сказал мне, чтобы я пришел к вам домой и помирился с тобой – в ту ночь, когда случился пожар. Он же был моим другом! Зачем ему нужно, чтобы мы расстались?

– Он боялся, что когда мы с тобой помиримся, я расскажу тебе, из-за чего начался пожар. – Майя нервно одернула простыни и выглянула в заснеженный парк. Мне казалось, что я сижу в автомобиле, который въезжает в кирпичную стену. Машину вела Майя. Сейчас, вот сейчас она скажет мне, что это она подожгла дом. Вряд ли я смогу дать ей разумной объяснение своим поступкам. Пейдж погибла, и она не воскреснет, если я начну орать на Майю. Кто знает, может, это был несчастный случай. Кроме того, возможно, что, если я промолчу, то Майе по-прежнему ничего не будет угрожать, а Брюс поверит в то, что я – один из них.

Моя подруга пустилась в объяснения:

– Когда меня поймали в Филадельфии, Брюс пытался уговорить дедушку, чтобы он заставил меня подписать какую-то бумагу, по которой меня лишат наследства, если я расскажу кому-нибудь о том, что произошло. Но дед сказал, что, во-первых, это дело будет разбираться в суде, а во-вторых, я уже достаточно взрослая, чтобы понимать… как он это сказал, не помню… – Майя дрожащими пальцами сжала сигарету и, подражая Осборну, продолжила:

– Грязное белье не станет чище, если стирать его прилюдно.

– О чем я мог рассказать, по мнению Брюса?

– Он заявил, что в один прекрасный момент ты решишь, что у тебя есть отличное средство, чтобы заставить нас платить. – За что платить? Я недоумевал. Неужели он действительно полагал, что шестнадцатилетний подросток может попытаться выжать из них деньги? Я едва поспевал за ее словами.

– Я пообещала, что не скажу тебе, но он понял, что я вру, и поэтому устроил все так, что мне не передавали твои письма. Видимо, он решил, что если я подумаю, что у тебя нет желания мне писать, а ты – что мне некогда тебе отвечать, потому что я развлекаюсь, то мы скоро забудем друг о друге. И тогда ему не придется беспокоиться о том, что когда-нибудь, сидя рядом с тобой, я расскажу, что… это моя мать подожгла дом.

– Этого не может быть. Я все видел. Миссис Лэнгли никак не могла этого сделать. – Мне надоело, что мне постоянно врут. Поэтому я заорал: – Твою мать! Ты, кажется, пообещала, что скажешь мне правду!

– Ты что, правда думаешь, что это сделала я?

Я промолчал.

– Значит, все то, что ты мне писал – что ты знаешь о том, что я ни в чем не виновата, что ты меня любишь, и всегда будешь любить – неправда? Ты такой же, как все.

– Нет.

Майя чуть не перевернула столик на колесиках, когда кинулась к своему чемодану.

– Между прочим, Финн, мама подтвердила это, когда мы с Брюсом и дедушкой навещали ее в больнице, после того, как ее выписали из отделения интенсивной терапии.

Мне очень хотелось ей верить. Я стал припоминать все, что случилось той ночью. Сначала я проскользнул в дом и случайно забрался в комнату миссис Лэнгли, затем побежал вниз, открыл дверь, увидел огонь, а потом… Нет, версия Майи не соответствовала действительности. Огонь развели, пока я и ее мать были на втором этаже.

– Она вообще наговорила много всякой ерунды.

– Например? – Она перестала собирать вещи.

– Ну, что я – герой, который спас ее. На самом деле, я обыкновенный трус, потому что даже не собирался искать тебя или помогать твоей матери – наоборот, я отталкивал ее и даже ударил ногой. Я думал только о том, как спастись самому.

– Это мне известно. – Майя подошла, чтобы обнять меня. Но мне было так стыдно, что ее утешения на меня совсем не подействовали. – Это Брюс захотел, чтобы все думали иначе.

– Зачем?

– Он сказал, что если мы будем говорить всем, что ты спас маму, то никто не заподозрит, что она хотела покончить жизнь самоубийством. – Странно, но я готов был простить Брюсу все, но только не то, что он заставил меня разыгрывать из себя героя.

– А мистер Осборн знал об этом?

– Сначала нет.

– А что он сказал, когда узнал?

– Что герои бывают разные.

– Да, здорово.

– Дедушка все еще злится на Брюса из-за этого. Он тебе сочувствует.

– Можешь передать своим родственникам, что им не о чем беспокоиться. Я получил стипендию на обучение в престижной школе. Мама – массажистка, которую Осборн называет врачом. Я еще не совсем с ума сошел, и поэтому не буду никому ничего говорить. Но это не меняет дела. Твоя мать не имеет никакого отношения к этому пожару, черт бы его побрал, и она вовсе не пыталась покончить жизнь самоубийством.

– Нет, пыталась! И это моя вина! – Майя завыла так, что я сразу заткнулся. Теперь она уже не была малолеткой, которая изображает тридцатитрехлетнюю особу. Она стала рыдать, как виноватый ребенок. Внимательно разглядывая носки своих туфель, делая длинные паузы и слизывая слезы, она дрожащим голосом медленно и подробно рассказала, что произошло в тот день. Я внимал каждой паузе, каждому изменению тона ее голоса. Дело не в том, что мне хотелось понять ее, просто я хотел уловить тот момент, когда она соврет. Мне не терпелось узнать о еще одном предательстве, чтобы я, наконец, смог повернуться спиной к этому племени и освободиться от болезненной, унизительной потребности быть любимым этими людьми.

– Я страшно злилась на тебя из-за Джилли. Она пришла ко мне в то утро и сказала, что вы делали это всего один раз, и то только потому, что с тобой случилось что-то ужасное. Джилли сначала подумала, что ты шутишь, но потом поняла, что это не так, что ты говорил вполне серьезно. Но она так и не объяснила мне, что имеет в виду, и тогда я просто взбесилась: орала, чтобы она убиралась, что ее отца уволят, хотя, конечно, никто никого не уволил. У меня просто в голове не укладывалось, что ты доверяешь ей больше, чем мне.

– Я хотел тебе рассказать, но…

Майя закрыла мне рот рукой, совсем как маленький ребенок, который просит маму замолчать.

– Потом все расскажешь, если захочешь. Дай мне закончить. В общем, я села в машину и поехала искать маму, чтобы сказать, что мы с Пейдж поедем в Нью-Йорк и остановимся там у ее брата. Я увидела, что ее автомобиль припаркован у лесного домика. Дверь была закрыта. Я заглянула внутрь и увидела ее голой. Она сидела на каком-то мужчине.

– Кто это был?

– Я видела только его ноги, и когда она слезла, он начал… – Майя задыхалась от слез. – Понимаешь, она ждала все эти годы, пока папа был в больнице, а когда он выздоровел, то… Я решила подождать, пока она выйдет оттуда. Тогда она сделала вид, что вспотела от игры в теннис.

Я припомнил две совокупляющиеся фигуры, закрытую дверь, и миссис Лэнгли в теннисном костюме: время сжалось до одной секунды, которая изменила мою жизнь. В моей жизни тоже было что-то похожее. Помню, в один прекрасный летний день я тоже разыскивал маму, и, так же, как и Майя, набрел на голубой «Пежо», припаркованный у домика. И дверь дома была закрыта. Я смотрел в то же окно, что и она. Но что я там видел? Женское тело и светловолосую голову меж ее раскинутых ног. Когда в окне появился Брюс, я разговаривал с его матерью. Он сделал мне знак молчать. Потом, когда миссис Лэнгли ушла, Брюс повернулся и сказал что-то Джилли. Но ее я не видел. А потом, когда поинтересовался у нее, не ревнует ли ее Двейн к Брюсу, она так расхохоталась… «Ты – единственный человек, к которому он может меня приревновать». Она вовсе не хотела меня обмануть. Просто сказала правду. Но если Брюс был там не с Джилли… То с кем?..

Тут я чуть не сказал вслух то, о чем думал, но Майя меня перебила:

– Я вошла в дом, чтобы посмотреть, с кем она там была, но этот человек закрыл дверь изнутри. Он не впускал меня, а мама кричала: «Ты ничего не понимаешь, это не то, что ты думаешь».

Я изо всех сил сдерживался, чтобы не проболтаться. Иначе наш разговор превратился бы в страшный скандал. За закрытой дверью был Брюс. В этом не было никаких сомнений. Он был там не с Джилли, а со своей матерью. Когда их застали, Брюс представил все так, чтобы я решил, что он развлекается с горничной.

– Как ты думаешь, кто был там с твоей матерью?

– Бен Николсон.

– Кто это?

– Этот ублюдок – ее теннисный тренер. Ты же видел, как они мило общались на моем дне рождения. – Я не видел, но даже если бы и так, это ничего не меняло: с ее матерью был Брюс, а не какой-то Бен Николсон. Однако я закивал с глубокомысленным видом. В свою защиту могу сказать только одно: не так уж легко, знаете ли, сообщить человеку, что его мать и брат – любовники. Но я молчал не только по этой причине.

– Что случилось после этого? – Теперь, когда мне был известен их отвратительный секрет, я почувствовал нечто вроде превосходства. Представляете, препарируете вы какое-то экзотическое животное, и вдруг обнаруживается, что оно гораздо больше похоже на человека, чем вы сами!