Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - Гарднер Дозуа

Ночью я просмотрела роман Рашми «Потерянное сердце». Это было ностальгическое и сентиментальное нытье на тему, как было, пока дьяволы не заставили всех мужчин исчезнуть. Юная Бриджит Бёрд ищет своего отца, знаменитого архитектора, которого похитили колумбийские наркобароны. Если уж я была цыпочкой, которая балуется игрушечной работой в игрушечной экономике, то Рашми старая Норин признала бы королевой всех бездельниц.

Второй день расследования снова начался для меня в доме Джонсов. Мать наблюдала, как я изучаю комнату Рашми. Мне показалось, она обеспокоена и тем, что я могу найти, и тем, что я вдруг не найду ничего. Рашми слушала «Крипе», у нее были три пары сандалий, все сочинения Дениз Пеппер, она предпочитала бюстгальтеры на «косточках» и подписывалась на «Новости для бестолковых». Скопившуюся за неделю грязную одежду она запихивала под кровать. На стенах ее комнаты перемежались коала, лучшие пляжи мира, развалины замков и постеры «Плейгерл» с 2000-го по 2010 годы. Она хранила рукописный дневник, который вела с шестого класса по восьмой, в нем она часто жаловалась, что ее мать слишком строга, а в школе скучно. Единственная обнаруженная вещь, при виде которой ее мать взбудоражилась, христосианская Библия, засунутая в нижний ящик тумбочки. Когда я извлекла Библию, мать залилась краской и выскочила из комнаты.

Затем я изучила домашнюю сеть Джонсонов. Рашми не особенно аккуратно стирала копии файлов со своего сайд-кика, один из них был чуть ли не полугодичной давности, как раз тогда она и увлеклась религией. Она пользовалась простым шифром, который не остановил бы серьезного взломщика, но не позволял матери совать нос в ее дела. Я подобрала ключ и вскрыла сеть. У Рашми было несколько номеров. Ее мать пыталась дозвониться на [email protected] Но у нее был и другой номер: [email protected] Я провела обратный поиск и выяснила адрес: Церковь Христа-Мужчины, Винсент-авеню, 348. У меня не было желания тащиться в церковь лично, поэтому я попыталась позвонить.

— Алло, — отозвался голос.

— Это Рашми Джонс?

Голос помедлил.

— Меня зовут Бриджит. Оставьте меня в покое.

— Мать беспокоится о тебе, Рашми. Она попросила меня найти тебя.

— Я не хочу, чтобы меня нашли.

— Я читаю твой роман, Рашми. — Надо было сказать что-нибудь, я хотела задержать ее на линии. — Интересно, она в конце найдет своего отца?

— Нет. — Я слышала, как она дышит в микрофон. — Пришли дьяволы. В этом все дело.

Раздался еще чей-то голос, и она отключила микрофон. Но я знала, что меня она все еще слышит.

— Как жаль, Рашми. Но, полагаю, так и должно быть.

И она отсоединилась.

Мать облегченно выдохнула, узнав, что Рашми в порядке, и пришла в ярость из-за того, что она с христосианками. Что с того? Я нашла дочку, дело закрыто. Только вот Нажма Джонс уговорила меня помочь ей связаться с дочерью. Она уже была Должна мне двадцать баксов плюс расходы, но я пообещала за лишнюю пятерку, что попытаюсь вытащить Рашми из церкви, чтобы мать могла с ней поговорить. Я как раз ехала туда, когда маячок, который я подсоединила к счету Джонсов, указал на «Обувь Грейли». Я обрадовалась отсрочке визита, еще больше обрадовалась, когда бот-продавец узнал Рашми на фотографии. Как и официантка в «Мезон Диана». И портье в «Комфорт Инн».

3

Начальная школа имени Рональда Рейгана была недавно отремонтирована, без сомнений, отрядом ботов-рабочих, Кирпичный фасад отмыли и заново покрасили, длинный ряд окон сверкал, словно зубы. Асфальтовую площадку сняли и заменили безопасным покрытием, вместо металлических опор качелей высились пестрые башенки и трубы для лазанья, горки и качели-коромысла. Цепочную ограду заменила деревянная шпалера, по которой ползли веточки жимолости и плети клематисов. Самшитовый лабиринт перед бассейном, поверхность воды блестит, голубая, как мечта. Ничего не жаль для маленьких девочек, нашей надежды на будущее.

Места на стойке, забитой велосипедами, самокатами и скутерами, не было, поэтому я прислонила свой велосипед к ближайшему вишневому дереву. Самых маленьких уже отпустили на их первые каникулы. Я немного постояла за деревом, привыкая к крикам, воплям и смеху. Дела нечасто приводили меня в школы, я даже не могла вспомнить, когда последний раз видела столько девчонок разом. Они были черные, белые, желтые, коричневые, в основном одеты нейтрально, как обычные люди на улицах. Но в одежде некоторых отражался стиль жизни их матерей. Солдатики в камуфляже и непорочные христосианки, кокетки в цепях и гриме, сестры в униформе, выражающей коллективные вкусы семейства, парочка девиц в мехах и одна в костюме робота. Пока я стояла там, меня пробила холодная дрожь, не имеющая отношения к тени от дерева. Я понятия не имела, кто они, это крошечные создания. Они ходят в приличную школу, ведут более или менее нормальную жизнь. Я же выросла в дикие времена, когда все вокруг распадалось на части. И вот сейчас я осознала, что они так же далеки от меня, как я сама — от поколения старушек. Я всегда буду смотреть на них издалека.

Сразу за шпалерой две сестрички в блузках в зеленую полоску и зеленых гольфах вертели скакалку, девочка с завязанными в конский хвост волосами прыгала, ловко скрещивая ноги. Сестрички декламировали:

В долине, долине, где трава зелена,Живет Стейси, свежа, как весна!Она поет, так сладко поет,Приходит Чанти, целует ее!

Еще одна прыгунья вступила на середине, повторяя те же движения, ее темные волосы подскакивали в такт. Декламация продолжалась:

Сколько поцелуев достанется ей?Раз, два, три, четыре, пять…

Прыгуньи соприкасались в воздухе губами, они поцеловались десять раз, так и не сбившись. Потом Конский Хвост отпрыгнула в сторону, а скакалка продолжала вертеться, и сестрички продолжали приговаривать в такт прыжкам темноволосой девочки. Конский Хвост наклонилась на миг, стараясь отдышаться. Когда она распрямлялась, то заметила меня.

— Эй ты, там, за деревом! — Она приставила руку к глазам. — Ты прячешься?

Я вышла на свет.

— Нет.

— Вот это, между прочим, наша школа. — Она выставила вперед ногу, затем развернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы указать на дверь школы. — Тебе нужно записаться в офисе.

— Что ж, займусь этим прямо сейчас.

Когда я прошла через ворота на игровую площадку, несколько девчонок бросили играть и уставились на меня. Это оказалась та аудитория, которой не хватало Конскому Хвосту.

— Ты чья-нибудь мама?

— Нет.

— А у тебя есть работа? — Она шагала за мной по пятам.

— Есть.

— И какая?

— Не могу тебе сказать.

Она забежала вперед, перегораживая мне дорогу.

— Может, потому что это не настоящая работа?

Две сестрички в блузках в зеленую полоску подошли, чтобы поддержать ее.

— Когда мы вырастем, — сообщила одна из них, — у нас будет настоящая работа.

— Например, врача, — сказала вторая. — Или укротителя львов.

Нас обступили другие девчонки.

— Я хочу водить грузовик, — сказал один «солдатик». — Большой-пребольшой грузовик. — Она показала размеры своей мечты, раскинув в стороны руки.

— Это не настоящая работа. С этим справится любой бот.

— Я хочу стать учительницей, — сказала темноволосая, которая прыгала через скакалку.

— Шанталь обожает школу, — вставила Меха. — Она бы женилась на школе, если бы было можно.

Видимо, с точки зрения третьеклассниц это был верх остроумия, некоторые так хохотали, что им пришлось прикрывать рты ладошками. Я же была смущена. Дайте мне отвергнутую любовницу, алкоголичку или тупоголового копа, я сумею с ними разобраться, но сейчас я оказалась в плену у толпы хихикающих детишек.

— Так зачем же ты пришла? — Конский Хвост уперлась кулаками в бока.

Из-за синей конструкции, похожей на многоножку, вышла тетка в брюках цвета хаки и мешковатом фиолетовом свитере. Она окинула меня проницательным, но в то же время благожелательным взглядом, с каким рождаются учительницы, и двинулась ко мне через площадку.

— Я пришла к мисс Джонс, — сказала я.

— О. — Тень пробежала по лицу Конского Хвоста, она вытерла ладони о бедра. — Тогда иди.

Кто-то окликнул:

— Так ты гробовщик?

И чей-то невинный голос вопросил:

— А что такое «гробовщик»?

Ответа я не услышала. Учительница в фиолетовом свитере спасла меня и провела через толпу.

Я так и не поняла, почему Нажма Джонс сидела в школе. Либо она была самой самоотверженной учительницей на свете, либо слишком бесчувственной, чтобы переживать смерть дочери. Я не решила. Когда мы виделись с ней в первый раз, она вела себя сдержанно, теперь же она замкнулась наглухо. Это была похожая на птицу женщина с узким лицом и тонкими губами. В ее седых волосах проглядывало несколько темных прядей. На ней были белая туника с длинными рукавами и шальвары. Я привалилась к двери ее класса и рассказала обо всем, что сделала накануне. Она слушала, сидя за учительским столом, перед ней лежал сандвич, который она не собиралась есть, и стоял пакет с молоком, которое она не собиралась пить, и еще салфетка, которая была ей не нужна.