Дочь фортуны - Исабель Альенде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ваша сеньора послала сказать, что в следующее путешествие на судне «Фортуна» возьмет с собой детей, домашнюю прислугу и собаку. Говорит, что уже подумывает, где бы расположиться, потому что совершенно не намерена жить в какой-то там гостинице, - поставил в известность Фелисиано Родригеса де Санта Крус капитан.
- Что за абсурдная идея! Вызванный золотом ажиотаж внезапно прекратится, и этот город вновь станет деревенькой, каковой и был пару лет назад. Ведь сокращение запасов минерала уже налицо, все места с золотым семенем, как и большие утесы, давно прочесаны. А когда они истощатся или вовсе закончатся, кому будет важна Калифорния?
- Когда я оказался здесь впервые, все напомнило мне временную стоянку беженцев, которая со временем должным образом превратилась в город. Честно говоря, мне не верится, что все исчезнет лишь по дуновению, ведь для всего Запада это есть своеобразный выход к Тихому океану.
- Именно так и говорит Паулина в своем письме.
- Последуй совету своей жены, Фелисиано, обрати внимание на ее хитрость, - прервал его брат.
- К тому же никаким способом ее не удержишь. В следующее путешествие мы поедем вместе. И не будем забывать, что хозяйка судна «Фортуна» именно моя жена, - улыбнулся капитан.
Им подали свежие тихоокеанские устрицы, один из редких гастрономических изысков, чем так славится Сан-Франциско, фаршированных миндалем горлинок и засахаренные груши из запасов Паулины, что гостиница и не замедлила приобрести. Красное вино также происходило из Чили, а вот шампанское было уже французским. Прошел слух о прибытии чилийцев, привезших лед, поэтому все рестораны и гостиницы города были полны обеспокоенными клиентами, желающими получить удовольствие от свежих услад перед тем, как последних не станет. Люди поджигали гаванские сигары, одновременно попивая кто кофе, кто бренди, когда Джон Соммерс ощутил удар рукой по своему плечу, из-за чего чуть не опрокинул свой стакан. Обернувшись, оказался лицом к лицу с Джекобом Тоддом, с кем не виделся вот уже более трех лет, когда тот высадился в Англии, обедневший и униженный. Этот человек был, пожалуй, последним, кого он ожидал увидеть, и лишь спустя мгновение им удалось узнать друг друга, потому что в кои-то веки ложный миссионер представлял собой карикатуру на американца. Уже заметно похудел и потерял волосы, а лицо обрамляли две длинные бакенбарды. Носил костюм в клетку, который молодому человеку был явно узковат, сапоги из змеиной кожи и вовсе неподходящую всему облику белую шляпу из штата Виржиния. Также при нем были карандаши, тетрадки и листы газет, что торчали из четырех карманов пиджака. Они обнялись, словно старые товарищи. На ту пору Джекоб Тодд жил в Сан-Франциско уже пять месяцев и писал в различную прессу статьи о золотой лихорадке, которые регулярно публиковались как в Англии, так и в Бостоне с Нью-Йорком. Сюда же удалось прибыть благодаря великодушному вмешательству Фелисиано Родригеса де Санта Крус, который все же не упустил из своей дырявой памяти услугу, что был должен оказать англичанину. Как и полагается добропорядочному чилийцу, он никогда не забывал о милостях, равно как и о личных оскорблениях. Поэтому, узнав о невзгодах человека в Англии, отправил тому денег, билет и записку, что доехать до Калифорнии тот не сможет, иначе как сначала не очутится совсем в других краях. В 1845 году Джекоб Тодд сошел с судна капитана Джона Соммерса, восстановив в полной мере свои здоровье и энергию, намеревавшийся позабыть позорное происшествие в Вальпараисо и целиком посвятить себя внедрению на территории своей страны утопического общества, о котором мечталось столь давно и сильно. Мужчина носил с собой толстую тетрадь, изрядно пожелтевшую от постоянного использования и морского воздуха, уже переполненную различными записями. Целое общество было изучено и распланировано до мельчайшей детали. Более того, был уверен, что немало молодых людей – а пожилые его не интересовали – перестали бы влачить свое утомительное существование. Вместо чего с охотой бы присоединились к идеальному братству свободных мужчин и женщин, которое бы сформировалось под эгидой абсолютного равенства, без какого-либо давления со стороны властей, полиции и религии. Потенциальным кандидатам подобного эксперимента оказалось гораздо труднее втолковать какие-то вещи, нежели предполагалось, хотя по истечении нескольких месяцев уже насчитывалось двое или трое, намеревавшихся, по крайней мере, что-то предпринять в данном направлении. Недоставало лишь готовых спонсировать дорогостоящий проект меценатов, к тому же требовался просторный участок земли, потому что новое общество всячески стремилось жить как можно дальше от разнообразных нелепостей мира и при этом должным образом удовлетворять свои нужды. Тодд завел было беседу с неким слегка колеблющимся в своих взглядах лордом, имеющим в Ирландии немаленькую собственность как раз тогда, когда в Лондоне до него дошел слух о разразившемся в Вальпараисо скандале, гнавшимся и неотступно следовавшим за мужчиной. Вдобавок ко всему многие двери закрывались прямо перед носом, и разом куда-то исчезли друзья с последователями, о благородстве же не было и речи, а сама утопическая мечта вмиг пошла к черту. Джекоб Тодд еще раз попытался найти утешение в спиртном и заново погрузился в затягивающую трясину дурных воспоминаний. И, точно крыса, жил в ничтожном пансионе, когда получил от своего друга поистине спасительное сообщение. Дважды мужчина более не раздумывал. Быстренько изменил фамилию и сел на судно, шедшее в Соединенные Штаты, полный планов начать совершенно иную, блестящую судьбу. Его единственной целью было окончательно избавиться от стыда и жить инкогнито вплоть до появления возможности возродить собственный идеалистический замысел. В первую очередь было необходимо добиться какой-нибудь должности; ведь материальное содержание постепенно сокращалось, и к тому же подходило к своему концу время праздной жизни. Прибыв в Нью-Йорк, представился паре газет в качестве корреспондента из Калифорнии. После чего совершил путешествие на Запад по Панамскому перешейку, потому что отправиться по Магелланову проливу ему не хватило смелости, и снова сошел на землю в Вальпараисо, где его ожидал один лишь позор и тот факт, что мисс Роза вновь услышит его очерненное имя. А в Калифорнии его друг Фелисиано Родригес де Санта Крус помог как-никак устроиться и получить должность в самой старейшей ежедневной газете Сан-Франциско. Джекоб Тодд, отныне известный окружающим под именем Джекоб Фримонт, пожалуй, начал работать впервые в своей жизни, впрочем, немало удивляясь тому, что сама деятельность еще и приносит удовольствие. Обежал близлежащую территорию, описывая все то, что только завладевало его вниманием, не обходя им и маски индийцев, происходящих буквально отовсюду иммигрантов, разнузданную спекуляцию торговцев, не медлящую свершиться справедливость шахтеров и всеобщий порок. Так, один из репортажей чуть было не стоил жизни ему самому. В основном, описывал, прибегая к эвфемизмам, и в то же время с идеальной ясностью способ, используемый в некоторых игорных домах, чтобы ставить метки на игральных костях. Также не упускал из поля зрения промасленные карты, поддельный ликер, наркотики, проституцию и практику отравления спиртным женщин вплоть до оставления последних в бессознательном виде, чтобы впоследствии заработать доллар за право насиловать таковых стольким мужчинам, сколько бы ни пожелало участвовать в развлечении такого рода. «Вот все подобное и находилось под защитой самой власти, которая этому вообще-то должна бы противостоять», - подводя итог, писал молодой человек. Его окончательно одолели гангстеры, начальник полиции и политики; на пару месяцев вынужден был затаиться, пока не утряслась вся обстановка. Несмотря на всякого рода вмешательства и помехи, статьи появлялись регулярно и постепенно завоевывали уважение к себе. Все произошло так, как и говорил когда-то его друг Джон Соммерс: в поисках безвестности обрел широкое общественное признание.
Отужинав, Джекоб Фримонт пригласил своих друзей на главное представление всего дня. Предлагалось взглянуть на некую китайку, кто мог всего лишь наблюдать, но которой не позволялось ничего трогать. Женщину звали А Той и она села на некий клипер вместе с мужем, торговцем преклонного возраста, который, обладая неплохим вкусом, полагал скончаться в открытом море, тем самым, сделав свою супругу полностью свободной. Уж она бы не теряла времени на вдовью скорбь и, чтобы как-то оживить оставшиеся дни морского путешествия, быстренько бы стала любовницей самого капитана, который оказался весьма благородным человеком. Затем высадилась бы в Сан-Франциско, чванная и обогатившаяся, то и дело замечала бы преследовавшие ее сладострастные взгляды, которые породили бы замечательную идею на них, собственно, и заработать. Сняла бы пару комнат, проткнула бы дырочки в разделяющей их стене и за унцию золота продавала бы преимущество на нее смотреть. Друзья обеспечили Джекобу Фримонту хорошее настроение, а, уплатив несколько долларов в качестве взятки, компании позволялось нарушить определенный порядок и войти в числе первых. Их и провели в узкую, пропитанную табачным дымом, комнатку, где уже толпилась дюжина уткнувшихся в стену мужчин. Люди появлялись из неловких отверстий, чувствуя себя по-ученически нелепо, и таким способом в другой комнате видели прекрасную молодую девушку, одетую в шелковое кимоно с разрезами от талии и до самого низа по обеим сторонам. А под ним она была полностью обнаженной. Ревом зрителей встречалось каждое из вялых движений, умело открывающих часть ее нежного тела. Джон Соммерс вместе с братьями Родригес де Санта Крус пополам сгибались от смеха, не в силах поверить в настолько униженную женскую долю. Там они и расстались, после чего капитан с журналистом пошли пропустить по последней рюмке. Выслушав перечисление различных путешествий и приключений Джекоба, капитан решился ему довериться.