Елизавета Петровна - Евгений Анисимов

Влияние Разумовского на Елизавету-императрицу после коронации не уменьшилось, а даже возросло. Все царедворцы, министры и генералы, непрерывно, как тогда говорили, «ласкали» его. Как писал саксонский дипломат Пецольд, «хотя он прямо и не вмешивается в государственные дела, к которым не имеет ни влечения, ни талантов, однако каждый может быть уверен в достижении того, что хочет, лишь бы Разумовский замолвил слово». Лучше всего Разумовский чувствовал себя дома, вдали от затянутых пороховым дымом поприщ бессмертной славы. Ленивый, вальяжный, в парчовом шлафроке, он вместе с одетой по-домашнему императрицей обедал в кругу ближних людей за столом, который с помощью механизма поднимался с нижнего этажа, полностью сервированный и уставленный дымящимися яствами. В 1754 году такую машину показывали приехавшим на экскурсию в Царское Село иностранным дипломатам: «Пред обедом министры с особливым любопытством рассматривали машины столовые, а после обеда в скорости оные столы спущены и полы переведены были, чему особливо удивлялись» (АВ, 4, с.656). Делалось так для того, чтобы слуги не могли видеть теплой компании, которая собиралась на половине у Алексея Григорьевича. Из мемуаров Екатерины II мы узнаем, что ее супруг как-то раз просверлил дырочку в двери и приглашал поглядеть на это зрелище и Екатерину, которая, однако, благоразумно уклонилась от приглашения. По крайней мере так Екатерина написала в своих записках (Екатерина, 1907, с.132).

Благодушие Разумовского вошло в поговорку. Он не был безмерно честолюбив, не рвался к должностям и званиям, его не сжигала жажда деятельности, сладости власти он предпочитал покой и волю. Впрочем, власть у него была всегда под рукой, и он мог ею воспользоваться по своему усмотрению - для любовника, а потом и мужа императрицы не существовало никаких преград. Захотел он стать графом Великой Римской империи германской нации - и вот сам австрийский император Карл VI подписал роскошную грамоту о пожаловании украинского пастуха в рейхс-графы, причем из грамоты Разумовский узнал, что он родился от древнего польского рода Рожинских, не имевших, естественно, никакого отношения к пьянице Гришке из Лемешей. Сочинил всю эту генеалогию ученый монах из Киево-Печерской лавры Михаил Козачинский. Разумовский был глубоко верующим человеком и крепко держался за ритуальную сторону веры: как-то раз сам патриарх Константинопольский давал разрешение больному Разумовскому нарушить строгий пост. Подозреваю, что грамота из дальнего Стамбула пришла в Петербург уже тогда, когда либо Разумовский выздоровел, либо пост кончился. Зато все подивились особому благочестию фаворита.

Зная благодушие и щедрость Разумовского, толпы «искателей» окружали его. Льстивые письма первейших вельмож империи вчерашнему пастуху - яркое тому свидетельство. В письмах к Елизавете ее сподвижники обязательно передавали приветы «особливо Алексею Григорьевичу». Ближе всего к фавориту стоял канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Разумовский был необразованным, но умным человеком и прекрасно понимал, что сравниться по уму с Бестужевым никто в России не может, кроме, пожалуй, сидевшего в Березове Андрея Ивановича Остермана, а значит, Бестужева надо всячески поддерживать, что фаворит и делал.

В окружении Алексея Разумовского были и другие люди, очень известные впоследствии - уже в царствование Екатерины II. Первым из них следует назвать Григория Теплова, сына истопника, нежного воспитанника знаменитого Феофана Прокоповича, человека талантливого, образованного, но подлого, способного на предательство и любую низость, и все - ради карьеры. Теплов был сделан воспитателем Кирилла Разумовского вместе с Василием Адодуровым - первым русским выпускником Академической гимназии и первым адъюнктом Петербургской Академии наук, составителем первой русской грамматики. Адодуров должен был учить Кирилла правильному русскому языку. Генерал-адъютантом при Разумовском был Александр Петрович Сумароков - знаменитый русский поэт. Сумароков служил Разумовскому вместе со знаменитым при Екатерине II «Перфиличем» - Иваном Перфильевичем Елагиным, литератором, более известным как один из отцов русского масонства.

Только лишняя рюмка горилки могла вывести Разумовского из состояния покоя и благодушия. Тогда дух старого драчуна и грешника Розума вселялся в него, и Алексей Григорьевич утрачивал свой мягкий украинский юмор и бывал, как осторожно выражается современник, «весьма неспокоен» (Порошин, с.72) или, попросту говоря, раздавал окружающим тумаки или приказывал сечь подвернувшегося под горячую руку - впрочем, грех простительный для такого вельможи и благодетеля! Особенно бушевал Разумовский на охоте, и, по сохранившимся легендам, больше других почему-то доставалось П. И. Шувалову: то ли поведение будущего фельдмаршала чем-то не нравилось Разумовскому, то ли физиономия казалась подходящей для оплеухи. Как повествует легенда, супруга Шувалова, Мавра Егоровна, всякий раз заказывала молебны во здравие, если ее муж возвращался с охоты небитым Разумовским (Пекарский, 1911, с.15). Государыня тоже боялась, когда ее Олеша прикладывался к горилке. Тогда он становился неуправляемым. Как-то раз двор находился в имении Разумовского - Гостилицах, и случилось несчастье: один из корпусов, в котором спали наследник престола и его жена, рухнул ночью, задавив нескольких слуг. И хотя Петр Федорович и Екатерина успели выскочить, горю хозяина не было края. Как вспоминает Екатерина II, императрица Елизавета приказала «присматривать за ним, в особенности опасалась она, что он напьется - к этому он имел естественную склонность, и вино действовало на него плохо: он становился неукротимым и даже бешеным. Этот человек, обыкновенно такой кроткий, в нетрезвом состоянии проявлял самый буйный характер. Опасались, чтоб он не покусился на свою жизнь» (Екатерина, 1907, с.126). А вообще-то, Разумовский, как потом Иван Шувалов, был безобиднейшим из длинного ряда фаворитов российских императриц. Как прекрасно писал биограф Разумовского А. А. Васильчиков, «среди всех упоений такой неслыханной фортуны, Разумовский оставался всегда верен себе и своим. На крылосе и в покоях Петербургского дворца, среди лемешевского стада и на великолепных праздниках роскошной Елизаветы, был он всегда все тем же простым, наивным, несколько хитрым и насмешливым, но в то же время крайне добродушным хохлом, без памяти любящим прекрасную свою родину и своих родственников… вся родня его вышла в люди» (Васильчиков, с.21).

Есть множество свидетельств той любви, которая долго связывала императрицу с Разумовским. Один видел, как в сильный мороз, выходя из театра, самодержица Всероссийская заботливо застегивала ему шубу и поправляла на его голове шапку. Другой наблюдал на охоте, как Разумовский простудился и заболел, а государыня «при всех кавалерах, кто тут же ездил за охотою, взошед в тот шалаш и, как словно со своего мужа, рубашку сняла и надевала другую». Третий слышал разговор Елизаветы Петровны с каким-то генералом с голубой лентой, который предлагал убавить псовую охоту «для того, что ее очень много, и на то государыня изволила сказать: «Инде той охоты убавить!», но Разумовский возразил: «Ежели изволите приказать убавить, то прошу Вашего величества, чтоб меня от двора уволить», и государыня изволила сказать: «Инде на что убавливать, можно и еще прибавить!» (РГАДА, 7, 1, 5, ч.2, л.64 об. - 66; РГАДА, 7, 1, 5, ч.3,л.6- 6 об.).