МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж) - Дзюнъитиро Танидзаки

Коротко говоря, позиция Тацуо сводится к следующему. Он считает, что Кой-сан нет нужды придавать так много значения той давней истории, С тех пор прошло девять лет, и о ней всё уже забыли. У Кой-сан нет никаких оснований считать, что после случившегося она не сможет выйти замуж и должна позаботиться о том, чтобы себя содержать. При её внешности, образовании, способностях, наконец, она вправе рассчитывать на самый блестящий брак и должна отбросить всё сомнения на этот счёт.

Далее, нам кажется странной просьба Кой-сан о деньгах. Дело в том, что никакой суммы, записанной на её имя, у нас нет. Разумеется, в случае замужества Кой-сан мы готовы взять на себя всё свадебные расходы, но, повторяю, денег, которые мы должны были бы передать ей ко первому требованию, не существует. Тацуо категорически возражает против намерения Кой-сан стать профессиональной модисткой. Он считает, что всё её помыслы должны быть обращены к тому, чтобы выйти замуж за достойного человека и стать примерной женой и матерью. Если ей требуется занятие для души, Тацуо не возражает против того, чтобы она мастерила кукол, но о шитье не может быть и речи.

Что же касается Окубаты, то сейчас, по-видимому, ещё не время думать о его браке с Кой-сан, и поэтому я не стяну касаться этой темы. Скажу лить, что Кой-сан уже взрослый человек и мы не считаем себя вправе вмешиваться в её дела, как это было прежде. Думаю, что при наличии соответствующего контроля с вашей стороны она может время от времени встречаться с Окубатой. Куда большее беспокойство нам внушает её намерение стать модисткой.

Надеюсь, что наша позиция тебе ясна и ты сможешь объяснить её Кой-сан. Мне кажется, все её беды происходят оттого, что она до сих пор не обзавелась семьёй. В этой связи тем более важно поскорее выдать замуж Юкико. Неужели и этот год ничего не изменит в её судьбе?

Хотелось бы ещё о многом тебе написать, но, пожалуй, на этом я закончу. Сердечный привет Эттян и Кой-сан.

Твоя Цуруко.

28 ноября.

— Ну, как тебе правится это письмо? — спросила Сатико. Она дала прочитать его мужу, прежде чем говорить с Таэко.

— Похоже, что в отношении денег между Кой-сан и «главным домом» вышло какое-то непонимание.

— В том-то и дело.

— А самой тебе что-нибудь известно по этому поводу?

— Видишь ли, теперь я уже не могу понять, кто из них прав. Но когда-то я слышала, будто отец оставил Тацуо какую-то сумму для Кой-сан… Может быть, пока не стоит ей ничего говорить?

— Нет, это важный вопрос, и ты должна не откладывая рассказать Кой-сан всё как есть, чтобы у неё не было на этот счёт никаких иллюзий.

— А что ты сказал Цуруко об Окубате? Тебе удалось внушить ей, что он уже не тот милый юноша, каким был когда-то?

— Да, я высказал ей своё мнение о нём. Но у меня сложилось впечатление, что Цуруко не хочет касаться этой темы. Разумеется, я дал ей понять, что Кой-сан исследует с ним встречаться. Я собирался сказать и о том, что мы против брака с Окубатой, но Цуруко ушла от этого разговора…

— Не кажется ли тебе, что они хотят, чтобы Кой-сан вышла, за Окубату?

— Пожалуй.

— В таком случае тебе, наверное, следовало начать с вопроса об Окубате.

— Не знаю. Тогда они сказали бы, что Кой-сан тем более незачем ехать за границу.

— Да, вероятно, ты прав.

— Во всяком случае, теперь я считаю свою миссию оконченной. Пусть Кой-сан едет в Токио и разговаривает с ними сама.

Зная о неприязни, которую Таэко ещё в большей степени, чем Юкико, питает к «главному дому», Сатико поначалу сомневалась, стоит ли говорить ей всю правду, но Тэйноскэ советовал ничего не скрывать, и на следующий день она всё-таки показала письмо сестре. Реакция Таэко была в точности такой, какую она и предвидела.

— Я уже не маленькая, — вспыхнула Таэко, — и не нуждаюсь в чьих бы то ни было поучениях! Я сама знаю, что мне нужно! Почему женщина не имеет права работать? Наверное, Тацуо и Цуруко всё ещё носятся со своими глупыми амбициями и не могут допустить, чтобы в семье Макиока(!) появилась простая модистка. Ну ничего, раз такое дело, я поеду в Токио и выскажу им всё, что думаю!

Больше всего, однако, Таэко возмутила та часть письма, в которой говорилось о деньгах. Причём, если раньше, обрушиваясь на «главный дом», она имела в виду прежде всего Тацуо, то теперь её гнев был обращён главным образом против Цуруко. Может быть, эта сумма и вправду не записана на её имя, кипятилась Таэко, но она существует. Об этом ей известно со слов тётушки Томинага, да и сама Цуруко когда-то упомянула об этих деньгах. Почему теперь она прикидывается, будто знать ничего не знает? Да это просто бессовестно! Конечно, с тех пор их семья увеличилась, расходы на жизнь возросли, и Тацуо жаль расставаться с этими денежками. Но как могла Цуруко пойти на такую низость? Ну что ж, Таэко не желает оставаться в дураках. Она свои деньги получит!

Таэко плакала, вне себя от обиды и досады, и Сатико не знала, как её успокоить. Должно быть, говорила она, Тэйноскэ просто не сумел объяснить Цуруко всё как следует. Нельзя приходить в такое отчаяние. Да, всё вышло действительно глупо и обидно, но Таэко не должна терять голову. Она обязана подумать и о них с Тэйноскэ. Разумеется, она может поехать в Токио и высказать сестре с зятем всё, что думает, но делать это нужно спокойно, по-хорошему. Если она затеет свару, они с Тэйноскэ окажутся в очень трудном положении. Ведь не для этого же они всё время её поддерживали…

Сатико пыталась, как могла, образумить сестру, и та, дав выход гневу, со временем успокоилась и уже не заговаривала о поездке в Токио. Как видно, у неё попросту не хватило смелости осуществить свою угрозу. Сёстры больше не возвращались к этому разговору, и всё же в глубине души Сатико испытывала тревогу.

И вот однажды — дело было в середине декабря — Таэко вернулась домой раньше обычного и сказала:

— Я бросила занятия французским.

— Неужели? — спросила Сатико так, будто эта новость не слишком её взволновала.

— И во Францию я тоже не еду…

— Вот как? Мне казалось, ты твёрдо решила ехать… Впрочем, наверное, это к лучшему, ведь в «главном доме» твою затею приняли в штыки.

— Мне безразлично, как относятся к этому в «главном доме». Дело в том, что госпожа Тамаки раздумала ехать.

— Да? А почему?

— Сразу после Нового года в её школе снова начнутся занятия, и у неё нет времени на поездку.

Поначалу, объяснила Таэко, госпожа Тамаки рассчитывала употребить на поездку во Францию время, которое потребуется для ремонта её школы. Однако, как выяснилось, здание настолько пострадало от наводнения, что, по существу, его нужно перестраивать заново, а в условиях нехватки рабочих рук и материалов это и трудно и накладно. Госпожа Тамаки долго ломала себе голову, как быть, и тут вдруг, на её счастье, она узнала, что неподалёку, в Рокко, недорого продаётся европейский домик, который можно без особых затрат оборудовать под школу. Она решила его купить, а раз так, у неё появилась возможность не откладывая возобновить занятия. Это — во-первых. Во-вторых, муж госпожи Тамаки, обеспокоенный положением в Европе, всячески отговаривает её от этой поездки. Его знакомый, военный атташе, только что вернулся оттуда и рассказывает, что, хотя после сентябрьского совещания в Мюнхене[78] отношения между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой, выглядят достаточно дружественными, полного согласия между ними достигнуто не было. Англия ещё не готова к войне и поэтому пошла на некоторые уступки, чтобы усыпить бдительность Германии. Германия, в свою очередь, раскусила замысел англичан и намерена их перехитрить. Одним словом, похоже, войны не избежать, причём она может вспыхнуть в любой момент. Всё это вместе взятое и заставило госпожу Тамаки отказаться от своих планов. А стало быть, и Таэко приходится забыть о поездке в Европу. Но занятия шитьём она оставлять не намерена, что бы ни говорили по этому поводу в «главном доме». Как только школа откроется, она первой начнёт её посещать. Теперь она окончательно поняла, что должна как можно скорее стать на ноги, чтобы освободить Тацуо от необходимости ей помогать. И в этом смысле для неё тем более важно приобрести профессию модистки.

— Тебе-то, Кой-сан, легко рассуждать, но подумай обо мне. Что я скажу Тацуо с Цуруко, если ты не бросишь занятия шитьём?

— Ты можешь сделать вид, будто ничего не знаешь.

— Ты думаешь, это так просто?

— Но ведь я ещё продолжаю заниматься куклами, и ты вполне можешь сказать: похоже, мысли о шитьё она оставила…

— А что, если они узнают правду? Смотри, Кой-сан, смотри…

Настойчивость, с которой Таэко стремилась к материальной независимости, её решимость любой ценой вырвать у «главного дома» причитающиеся ей деньги пугали Сатико. Она понимала, что всё это чревато скандалом, в который поневоле будут втянуты и они с Тэйноскэ. Поэтому в ответ на запальчивые тирады Таэко она повторяла только одно: «Смотри, Кой-сан, смотри…»