Возвращение красоты - Дмитрий Шишкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ИГОРЬ
Сколько раз мне приходилось убеждаться в жизни, что любовь Божия изливается безмерно на самых, казалось бы, обыкновенных и незаметных людей, а иначе говоря, изливается на всех без исключения. Вопрос только в том, готовы ли мы хоть немного приоткрыть свое сердце навстречу этой милующей и спасающей любви?
Помню, было много хлопот по храму, когда появился коренастого вида мужичок с озадаченным, печальным лицом и, назвавшись Николаем, стал просить поехать с ним в реанимацию и причастить тяжко болящего сына.
Поехали. По дороге я узнал, что живет Николай в Бахчисарайском районе, и вот сын его — Игорек, мальчишка лет семнадцати, — упал неудачно с дерева и повредил позвоночник. Теперь уже четыре месяца лежит без движения. А на днях предстоит операция, и вот — решили причастить его и, если возможно, соборовать…
Игорь лежал на вытяжке худой, изможденный, и только глаза его вопрошали о жизни, кажется, едва успевшей начаться… Он отвечал на мои вопросы хотя и тихо, но внятно. Поисповедовался, причастился…
После соборования я рассказал Игорю о святителе Луке, оставил его иконку и попросил молиться… как получится, пусть даже своими словами, но от души. Игорь пообещал…
На обратном пути Николай неожиданно признался: «Батюшка, я никому не говорил, а вам скажу… Сплю я на днях ночью дома, и вот — сон не сон, не пойму, — голос такой, глубокий и ясный. "Так и так, — говорит, — Николай. Ты завтра поедешь к сыну в больницу, так вот, с тобой в электричке будет ехать священник — отец Никодим. Попроси его, чтобы он молился за твоего сына…".
Утром идем с женой на вокзал, подходим к перрону, а я как на иголках. "Ну где я, — думаю, — буду искать этого батюшку? По вагонам, что ли, ходить?".
Но только зашли, смотрю — точно, сидит священник в рясе, с крестом, все как положено. Рядом жена, детки… Я тут же к нему:
— Батюшка, — говорю, — вы отец Никодим?
— Нет, — отвечает, — вы ошиблись. Я священник, но меня зовут отец Виктор, да и знать вы меня не можете. Я издалека, из Сибири. Отдыхаю сейчас в Севастополе и вот — еду поклониться мощам святителя Луки.
— Вот хорошо, батюшка. Помолитесь за моего тяжко болящего сына Игоря!
— Хорошо, помолюсь…
С тем и расстались. Ночью мне опять слышится голос: "Отец Никодим молится за твоего сына"…
Вот такая история, батюшка. Ну, я и вас тоже прошу молиться у мощей святителя».
Конечно, я пообещал и молился, как мог, за раба Божиего Игоря. Между тем прошло несколько месяцев, и вот однажды Николай появился в храме и сообщил, что сын его Игорь умер…
На меня произвело впечатление не только само событие, но и то, как Николай его перенес. Не было в его словах ни смятения, ни отчаяния, ни упрека, только твердая убежденность, что все в руках Божиих. Он снова попросил молиться за сына, на этот раз — за упокой. И снова я молился, как мог, поминая новопреставленного раба Божиего Игоря…
Прошло около года. Сразу после Пасхи, на Светлой седмице, с мощами и иконой святителя Луки я, по благословению владыки Лазаря, отправился в дальние края — в Красноярск.
Меня сразу закружил водоворот новых впечатлений, событий и встреч. Но всю неделю, во всех переездах и перелетах по громадной епархии меня не оставляло желание побывать в том единственном храме на окраине Красноярска, где служил и проповедовал святитель Лука. Наконец в самый последний день сибирской командировки мой добрый помощник и гид — отец Николай отвез меня к небольшой кладбищенской церквушке Святителя Николая.
Заходим внутрь. И первое, что меня поразило, — чу́дной работы большая икона святителя Луки. Я стоял возле нее, глядел и не мог наглядеться. Отец Николай тем временем отлучился куда-то, и вот смотрю — спускается по деревянной лестнице со второго этажа с молодым священником.
— Здравствуйте, — говорю, — вы, наверное, настоятель.
— Нет, — улыбается, — просто священник.
Познакомились. Зовут батюшку отец Виктор Теплицкий, служит в этом храме. Когда он узнал, что я из Крыма, то оживился:
— А я вот тоже год назад сподобился в Крыму побывать. Мы тогда с женой в Севастополе отдыхали и вот — поехали на один день поклониться мощам святителя Луки в Симферополь. Со мной еще в электричке такой случай произошел… странный. Подходит ко мне мужичок — Николай, — растерянный такой, взволнованный, и просит молиться за его болящего сына Игоря. Так он мне почему-то запомнился, не знаю…
И что интересно — я в Симферополе успел между двумя Литургиями молебен святителю отслужить! Да… Вот так и молюсь до сих пор. Интересно все-таки — что с тем мальчишкой?.. Наверное, уже никогда и не узнаю…
Ну что сказать?.. В такие моменты понимаешь, что Христос воистину «посреди нас»!..
— Почему же не узнаете, батюшка, — отвечаю я, — невозможное человекам возможно Богу[88]! Молитесь об упокоении раба Божиего Игоря…
Но все-таки почему отец Никодим? — пытались мы разобраться чуть позже. «Может быть, батюшка, это ваше имя в будущем постриге?» — «Не знаю, — улыбнулся отец Виктор. — Все может быть. Все…»
А мне подумалось, так… в качестве вольной версии, без глубокого проникновения в этимологию. Имя Никодим ведь как бы из двух частей состоит: Нико- и Дим… «Нико» на греческом — «побеждать». И Виктор — тоже «победитель», только на латинском. Ну а «Дим» — это начало моего имени. Так, может быть, «отец Никодим» — это собирательный образ?..
Вот такая встреча произошла в моей жизни по милости Божией, молитвами святителя Луки. Остается только добавить, что произошла она в самый канун Радоницы, и на следующий день мы с отцом Виктором молились о рабе Божием Игоре, с особенной ясностью чувствуя, что все мы живы в той единой Пасхальной радости, которую по неизреченной любви даровал нам Воскресший Господь!..
ИСКЛЮЧЕНИЕ
Для меня всегда бывает даже не приятной неожиданностью, а каким-то особенным, редким подарком встреча с человеком, который лично знал или даже просто видел святителя Луку. Эти простые, бесхитростные рассказы с их живыми деталями, черточками не заменишь ведь ничем — никакими монументальными трудами, очерками и статьями.
Вот и сегодня подошла… хотел написать «старушка», но как-то не вяжется с этой, пусть даже и сильно пожилой, женщиной наименование «старушка». Она невысокого роста, сутуловатая, но какая-то необыкновенно энергичная, живая, экспансивная даже…
«Я, — говорит, — батюшка, крымчачка. Это такой народ, очень малочисленный теперь, можно сказать совсем исчезающий… Так вот, представьте себе, мои предки с самой глубокой древности живут в Крыму. С раннего Средневековья даже… Ну, так получилось — живут себе, живут и вот — дожились… до меня, грешной. И я всегда знала, что мы — потомки готов, только под влиянием хазар принявшие в VIII веке иудаизм. А мой род позже смешался еще и с итальянцами. Вот откуда у меня такое странное для крымчаков имя — Анджело, ну и фамилия ему под стать — Ламбрози.
Детство у меня было тяжелое, беспросветное, папа пил страшно, маму бил, а она, бедная, лямку тянула из последних сил. Нищета, голод… Что и говорить — хлебнули мы сполна… Ну не мы одни, конечно, время такое было… Вообще, моя семья чудом в живых осталась. Просто мы перед самой войной поехали в Ленинград, да там и застряли, а всех наших родственников, кто в Крыму остался, — всех до единого немцы расстреляли.
И вот, когда вернулись, соседка наша — хохлушка, баба Ганна слепая — высокая такая, прямая, — попросила, чтобы я время от времени водила ее в церковь. Ну, мне-то что: привела-увела, и все. Дело нехитрое.
А я не то что некрещеная была, а вообще, можно сказать, никакого отношения к вере не имела… причем ни к какой. Но поскольку нас — крымчаков — за веру иудейскую считали евреями, то и отношение у меня ко всем было настороженное, если не сказать враждебное. Вообще, я дикарка была, даже озлобленная, пожалуй, на всех: за жизнь убогую, за нищету, за беспросветность…
И вот как-то раз привела я бабу Ганну… а в центре храма после службы поставили такое специальное кресло, сидя в котором проповедовал, а потом давал прихожанам крест для целования святитель Лука.
Проповедь закончилась, я Ганну подвела, она к кресту приложилась, и вот владыка мне тоже крест дает, а я так, знаете, по-детски насупилась и не хочу целовать.
— Ты почему крест не целуешь? — спрашивает святитель.
А я еще больше заартачилась и молчу, только слышу — бабки шипят, ядовито так: "Да она, наверное, еврейка"…
Но святитель точно не слышит, спрашивает спокойно так, мирно:
— Как тебя зовут?
Я отвечаю:
— Анджело.
Владыка говорит:
— Ну-ка, наклонись ко мне ближе и громче скажи, по слогам.
— Ан-дже-ло.
— Окончание?
— Ло… Андже-ло.
И тут святитель как-то так торжественно, радостно даже, как будто что-то необыкновенное узнал, говорит:
— Так целуй же крест!!!