Кому на Руси жить хорошо - Маргарита Полякова

— Какой судьбы еще? — раздраженно поинтересовалась я, вскакивая на Ирода.

— Ты могла бы стать Великой княгиней. Тем более с таким приданым, как Фотия…

— Врангель, задолбал ты меня уже со своим Мирославом! — разозлилась я. — Кончай базар, лети к Трувору, пока я тебя куда подальше не послала. А с кем мне свою жизнь делить, я сама как-нибудь разберусь.

Вороненок обиженно каркнул и улетел. А я, пришпорив Ирода, понеслась в сторону Фотии. Что это? Улицы украшены, народ радуется, Нафаня меня у порога хлебом, солью встречает.

— Вы тут что, с ума все посходили? — опешила я. — Где Старот?

— Туточки я…

— Что в городе происходит?!

— Как что? — искренне удивился Старот. — К свадьбе вашей готовимся.

— Какая свадьба? — психанула я. — Василевс, гад, помирать собрался. Нужно срочно войско собирать, выручать его идти!

— Мыслю я так, что поздно уже сие, — скорбно вздохнул Нафаня.

— Что значит "поздно"?! — похолодела я.

— Ты себя в зеркало-то ныне видела? Глянь!

Я бегом бросилась к зеркалу и… увидела себя. Не пышнотелую блондинку с голубыми глазами, а себя! Ржаво-медовые волосы, разноцветные глаза, торчащие во все стороны мослы…

— Но почему?

— Плохо ты, видать, слушала меня, Фьяна, — покачал Нафаня головой. — Внешность твоя могла вернуться к тебе, токмо если б за тебя жизнь кто-то отдал. По воле собственной, да от любви. Ну а, посколь, окромя василевса сделать сие некому было, тут и думать нечего. Нету больше кормильца нашего.

— Дык он же это, бессмертный! — возразил Старот.

— Значит, нашлась и на него смертушка, — вздохнул Нафаня.

— Так пусть побережется тот, кто ее нашел! — угрожающе рыкнул Старот и преклонил передо мной колено. — Веди, василисса.

— Воевода, ты что, белены объелся? — выпала в осадок я. — Кому как не тебе знать, что пожениться мы с Данжером не успели! Какая я тебе василисса?

— Законная, — отрезал Старот. — То был выбор василевса, и никто его не оспорит. Так что веди нас. Отомстим мы ворогу лютому. Да так, что мало не покажется. Хоть на краю света сыщем!

— Так далеко идти не придется, — вздохнула я, благодарно сжав плечо воеводы. — Чурила заманил Данжера, чтобы лишить его жизни. И големов на Фотию он натравил.

— Вона что… — зло протянул Старот. — Не зря в народе говорят, что от щапов[15] хорошего ждать неча. Ну, что ж, не долго Чуриле осталось красой да удалью похваляться. Предатель земли своей хуже ворога. И смерти ему легкой увидеть не суждено.

Первое, что сделала Марта, вернувшись в город драконов, посетила камень. Прекрасно! Имя Данжера просто с него исчезло. Ну, что ж… осталось дождаться окончания войны. Посмотрим, какое выражение лица будет у Ирвина, когда тот выяснит, что Данжер, совершив самоубийство, отрекся от своего рода. Наверняка светлейший принц будет растерян. И уже совершенно по-другому отнесется к прошлым предупреждениям Данжера. Марте нужно будет просто пустить слезу. И еще раз надавить на то, что Данжер оклеветал ее, поскольку сам собирался на ней жениться. Если она сделает это грамотно, Ирвин наверняка ей поверит. Самцы — они же вообще доверчивые. И если у самки в голове есть серое вещество, она всегда сумеет обернуть ситуацию в свою пользу.

Марте было жаль только одного — она так и не смогла покорить людей. А теперь, когда Ирвин возвращается, сделать это будет практически невозможно. Даже чужими руками. Ну, что ж, перспективную идею придется задвинуть в долгий ящик. Големов уничтожить, а продавшегося ей наемника… да ничего с ним не делать! Насколько Марта знала людей, (а за 500 лет она достаточно их изучила), они сами разберутся с Чурилой. Без ее участия.

Это было не сражение. Это была бойня. У Чурилы против объединенного войска не было ни единого шанса. Однако сдаваться на милость победителей он не хотел. Видимо, подозревал, какова будет эта «милость». Он бросал своих воинов в самое пекло боя, и они дрались, как одержимые. Терять им было нечего. Понимая, что союзное войско Мирослава, Трувора и Старота все равно рано или поздно войдет в город, они просто старались уничтожить как можно больше людей, продав свою жизнь по самой высокой цене. Я пыталась, по мере сил, оказать помощь раненым, но мои возможности были не беспредельны. Впрочем, силы врага тоже, наконец, начали таять. Прорвав оборону, союзное войско ворвалось в город и начало пробиваться к терему Чурилы. Исход битвы был предрешен.

Боже, какое же страшное это явление — война! Кровь, трупы, стоны… Я закрывала глаза погибшим и проклинала Чурилу на все лады. Можно ли ненавидеть человека больше? Можно! Я поняла это, когда приблизившись к очередному поверженному дружиннику, узнала Ваню. Тот был еще жив. Хриплое дыхание постоянно сбивалось на кашель, сердце еще продолжало биться, но время его жизни было уже сочтено. Медицина тут была бессильна. Даже магическая. Я присела рядом с богатырем, и, с помощью заклятья облегчила боль.

— Ваня, ну как же ты так, а? — всхлипнула я. — Кто ж мне теперь байки травить будет, да припоминать, что я ведьма?

— А кто ж ты? Ведьма и есть! — хрипло хмыкнул Ваня.

— Ты мне скажи лучше, как ты здесь оказался? Врангель говорил, что ты со службы уволился, да в деревню уехал, благо за активное участие в операции по спасению Любавы Мирослав денег тебе от души отсыпал.

— Так то оно так… да средь дружинников Мирослава остались те, с кем побратался я на поле боя. Ужель я мог дома сидеть, когда бой их ожидал? Ужель не должен был стать рядом с ними и обнажить меч против супостата? Сия мысль росского богатыря недостойна!

Угу… недостойна… Да будь проклята эта всемирная русская отзывчивость! Ваня, конечно, был тот еще фрукт… самонадеянный, недалекий, нетерпимый к нечисти, но разве это было важно? Ваня, несмотря на все свои недостатки, был истинно русским богатырем. Потому что только русский, (в отличие от подавляющего большинства своих упитанных собратьев по христианской цивилизации), умеет настолько самоотверженно и самозабвенно дружить и жертвовать собой ради товарища. Только русский, лежа на смертном одре, найдет в себе силы еще и подшучивать над ситуацией.

— Фения, ты почто слезы льешь? Нешто ведьмы плачут? — балагурил Ваня, с трудом шевеля немеющими губами.

— Молчи ты! — пыталась прервать его я. — Побереги себя.

— На кой? — искренне удивился Ваня. — Знаю я, что не жилец боле на этом свете. И благодарен тебе, что боль мою утешила. Смогу я в царствие небесное спокойно войти. Не плачь, Фения, — сжал мою руку Ваня. — Прости, коли обидел чем, и не поминай меня лихом. Погибнуть с мечом на поле боя — то славная смерть. — Богатырь улыбнулся, закрыл глаза, вздохнул и замер.