Мои литературные святцы - Геннадий Красухин

А премия комсомола меня уже тогда удивила. Не состыковываются эти понятия: Аверинцев и комсомол.

Тем более что уже тогда по субботам Аверинцев (кажется, молодой кандидат) читал в новом здании МГУ лекции на религиозные темы. В большой аудитории яблоку упасть было некуда. Аверинцев раскрывал слушателям таинства веры в Бога, смысл Его заветов. Как безбожный комсомол так опростоволосился с премией!

Надо сказать, что Сергей Сергеевич буквально ворвался в научную литературу. Вспомним статьи о философах в «Вопросах литературы», статьи о религиозном искусстве во многих изданиях.

«Трудно не вспомнить, – писал, например, Аверинцев, – что среди изображений Мадонны, созданных итальянским Высоким Возрождением, одно получило в истории русской культуры ХIХ – ХХ вв. совсем особое значение. Речь идёт о картине Рафаэля, изображающей Деву Марию на облаках со свв. Сикстом и Варварой, находящейся в Дрезденской галерее и известной под названием Сикстинской мадонны. Абсолютно невозможно вообразить русского интеллигента, который не знал бы её по репродукции. История её русского восприятия от Василия Жуковского, посвятившего ей прочувствованное мистическое истолкование, до Варлама Шаламова, после тяжёлых лагерных переживаний с недоверием шедшего на свидание с временно выставленной в Москве картиной и затем ощутившего, что его недоверие полностью побеждено».

Невозможно в небольшой заметке охватить такое могучее явление, которое называлось Аверинцев. Слишком много он знал. Слишком о многом написал. Что называется, от Плутарха до Мандельштама и от Ветхого Завета до поэта Всеволода Иванова.

Мне дорога мысль Сергея Сергеевича, переданная философом Григорием Соломоновичем Померанцем. Аверинцев сказал ему: «православие переменится – или погибнет». Добавив, через несколько мгновений, что верит: переменится, Я часто вспоминаю эту аверинцевскую фразу. И пока не решил для себя: верю или не верю в то, что православие переменится.

Но помню, благодаря кому я раздумываю над этой невероятно трудной проблемой.

Сергей Сергеевич умер 21 февраля 2004 года на 67 году жизни.

Галина Николаевна Кузнецова (родилась 10 декабря 1900) вместе с мужем (Петровым), белым офицером уехала в Константинополь, оттуда в Прагу, оттуда – в Париж.

Её стихи и проза появились в журналах «Новое время», «Посев», «Звено», «Современные записки». Их заметили и хвалили.

Через Модеста Гофмана познакомилась с Буниным, с которым начался бурный роман, заставивший её бросить мужа. Жила с 1927 года вместе с семьёй и домочадцами Бунина в Грассе.

Но в 1933-м вступила в любовную связь с сестрой Фёдора Степуна Маргаритой. В 1934-м уехала к ней в Германию. А в 1941—1942 году подруги снова живут в семье Буниных. В 1949-м обе переехали в США, работали в русском отделе ООН, в 1959-м вместе с отделом переведены в Женеву, закончили жизнь в Мюнхене.

В 1967 году в Вашингтоне опубликован «Грасский дневник», который Кузнецова вела в 1927—1934 годах. По мотивам этой книги снят фильм Алексея Учителя «Дневник его жены» (2000), получивший много премий.

«Грасский дневник» и прославил Кузнецову. Всё остальное её творчество прочно забыто.

Умерла 8 февраля 1976 года.

10 декабря 1821 года родился Николай Алексеевич Некрасов, великий русский поэт. Разумеется, о нём всем известно всё. И о том, что поигрывал в картишки. И о романе с Панаевой. И о поздней женитьбе на Фёкле Анисимовне (Зинаиде Николаевне). И о том, как отняли у него любимое детище – журнал «Современник». И убили его этим: «Отечественные записки», которые он редактировал вместе с Салтыковым-Щедриным, не заменили ему любимого «Современника», закрытого в 1866 году. Он отдаётся новому редактированию, но слабнет на глазах: всё чаще болеет и болезнь перерастает в рак кишечника, от которого он и умер в 56 лет 8 января 1878 года. Что нового мы можем сообщить о Некрасове, о чём бы не знали любознательные читатели? Ничего?

А с другой стороны, прав Борис Пастернак:

Смягчается времён суровость,Теряют новизну словаТалант – единственная новость,Которая всегда нова

Но если это так, то и давайте припадём к этой «единственной новости» Николая Алексеевича Некрасова», которая остаётся неизбывной. «Как празднуют трусу»:

Время-то есть, да писать нет возможности.Мысль убивающий страх:Не перейти бы границ осторожности,Голову держит в тисках!Утром мы наше село посещали,Где я родился и взрос.Сердце, подвластное старой печали,Сжалось; в уме шевельнулся вопрос:Новое время – свободы, движенья,Земства, железных путей.Что ж я не вижу следов обновленьяВ бедной отчизне моей?Те же напевы, тоску наводящие,С детства знакомые нам,И о терпении новом молящие,Те же попы по церквам.В жизни крестьянина, ныне свободного,Бедность, невежество, мрак.Где же ты, тайна довольства народного?Ворон в ответ мне прокаркал: «дурак!»Я обругал его грубым невежею.На телеграфную нитьОн пересел. «Не донос ли депешеюХочет в столицу пустить?»Глупая мысль, но я, долго не думая,Метко прицелился. Выстрел гремит:Падает замертво птица угрюмаяНить телеграфа дрожит.

11 декабря

«Мне навязалась на шею преглупая шутка. До правительства дошла наконец „Гаврииллиада“; приписывают её мне; донесли на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дмитрий Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность»,

– писал Пушкин Вяземскому 1 сентября 1828 года.

Дело было серьёзное. Юношеская ёрническая атеистическая поэма Пушкина через семь лет после её написания попала на глаза петербургскому митрополиту, который передал её в Верховную комиссию, решавшую все важнейшие дела в стране в отсутствии Николая I, который был в это время в действующей против турок армии. Комиссия послала запрос Пушкину: им ли написана поэма? Пушкин ответил, что не им. Им же сделан с неё список ещё в лицее, а потом список он куда-то затерял.

Вернувшийся Николай потребовал, чтобы Комиссия снова обратилась к Пушкину с вопросом, от кого он получил рукопись. Пушкин отвечал, что рукопись ходила между офицерами гусарского полка, но кто дал её ему, он не помнит.

Пушкин знал о перлюстрации почты, поэтому в письме Вяземскому называет автором поэмы покойного князя Дмитрия Петровича Горчакова, поклонника Вольтера и потому слывшего вольнодумцем. Понимает, что это имя сообщат Комиссии и царю.

Наверняка сообщили. Другое дело – поверили ли Пушкину?

Интересующихся ответом на этот вопрос мы отошлём к специальной литературе, которую легко прочитать в Интернете. А сами займёмся князем Дмитрием Петровичем Горчаковым.

Он был родственником известного графомана графа Хвостова. Дружил с ним. И потому выступал с эпиграммами и сатирами против Фонвизина, Княжнина, В. Капниста, А. Облесимова.

В истории литературы остался своими рукописными сатирами, которые производили впечатление на современников. К началу XIX века приобрёл репутацию «русского Ювенала». Наибольшей известностью пользовалось «Послание к князю С. Н. Долгорукову», высмеивающее «полупросвещение» и засилье иностранной моды в нравах и литературе (реминисценции «Послания» легко обнаружить в «Горе от ума» Грибоедова).

Горчаков первым ввёл в русскую литературу жанр «святок» (подражание французскому «ноёлю»), который был подхвачен Пушкиным и Вяземским.

В 1804—1806 сотрудничал в журнале «Друг просвещения», противостоящим карамзинистам. С 1811 года был действительным членом «Беседы любителей русского слова», сблизился с его руководителями, в частности, с адмиралом А. С Шишковым.

С другой стороны, преклонение перед Вольтером, антиклерикальные мотивы, вольные «ноёли» создали Горчакову репутацию вольнодумца и атеиста.

Умер Дмитрий Петрович 11 декабря 1824 года. Родился 12 января 1758 года

Ну, вот – пример его «святок»:

Как в Питере узналиРождение Христа,Все зреть его бежалиВ священные места.Царица лишь рекла,Имея разум здравый:«Зачем к нему я поплыву?И так с богами я живуС Эротом и со Славой».Однако же с поклономСпешат вельможи в хлев.Потёмкин фараономПриходит, горд, как лев,Трусами окружён, шутами, дураками,Что зря, ослу промолвил бык:«К беседе нашей он привык,Так пусть побудет с нами».За ним спешат толпоюПлемянницы егоИ в дар несут с собоюЛишь масла одного.«Не брезгай, – все кричат, —Христос, дарами сими;Живём мы так, как в старину,И то не чтим себе в вину,Что вместе спим с родными.Потом с титулом новымПриходит чупский граф,Чтоб, канцлерство ХристовымПредстательством достав,Способней управлять мог внешними делами.«Постой, – сказал ему Христос, —Припомни прежде, где ты взрос,И правь пойди волами».За ним тотчас ввалилсяК <нязь>, главный прокурор.Христос отворотился,Сказав, потупя взор:«Меня волос его цвет сильно беспокоит:Мой также будет рыж злодей».Иосиф отвечал: «Ей-ей,Один другого стоит».Спокойно все сидели,Как вдруг Шешковский вшел.Все с страху побледнели,Христос один был смел,Спросил: «Зачем пришёл?» —И ждал его ответу.Шешковский тут ему шепнул:«Вас всех забрать под караулЯ прислан по секрету».И, вышед из почтенья,Он к делу приступил,Но силой провиденьяВ ад душу испустил.Мария тут рекла: «Конец ему таковскийНо ты словам моим внемли:Уйдём скорей из той земли,В которой есть Шешковский».

Понятно, что ветхость стиха мешает оценить нам его содержание. А оно для того времени невероятно крамольно. Шутка ли! Сама царица отказывается жить по-христиански. Что уж говорить о Потёмкине – её высокопоставленном фаворите! О его племянницах Анне, Александре, Варваре, Екатерине и Татьяне Васильевне! О «чупском» (то есть украинском – от «чуб») графе А. А. Безбородко, который потому и предлагает себя Христу в канцлеры, что управлял «внешними делами» Екатерининского двора. Ну, а Шешковский (сейчас мы пишем эту фамилию: Шишковский), заведующий Тайной экспедиции Екатерины, где он лично пытал так называемых государственных преступников, мог быть только символом безбожия – знаком Антихриста.