Рама Явленный - Артур Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макс ворвался в комнату.
– Ну вот, твой сын родился, – Николь обтерла его, перевязала пуповину и вручила младенца гордому отцу.
– О Боже... о Боже... а что же теперь делать? – спросил озадаченный, но сияющий Макс, державший ребенка так, словно бы Мариус был даже не из стекла, а из хрупких алмазов.
– Можешь поцеловать его, – Николь улыбнулась. – Неплохое будет начало.
Опустив голову, Макс нежно поцеловал Мариуса.
– А теперь можешь передать его матери, – сказала Эпонина.
Слезы радости текли по Щекам роженицы, когда она поглядела на своего первенца. Николь помогла Максу поднести ребенка к груди Эпонины.
– Ох, мамзелька, – Макс стиснул руку Эпонины, – как я тебя люблю... как сильно я тебя люблю.
Мариус, непрерывно вопивший после рождения, притих, оказавшись на груди матери. Эпонина протянула вторую руку (Макс так и не выпускал другую) и нежно погладила своего ребенка. Глаза Макса вдруг наполнились слезами.
– Спасибо тебе, дорогая, – сказал он Эпонине. – Спасибо тебе, Николь. Спасибо, Элли.
Макс поблагодарил всех присутствующих в комнате, в том числе и двоих октопауков... потом поблагодарил еще раз и еще. Казалось, он сделался «обнимательной машиной»: даже октопауки не сумели избежать его благодарных объятий.
6
Николь тихонько постучала в дверь и просунула голову в комнату.
– Простите. Кто-нибудь бодрствует?
Эпонина и Макс зашевелились, но никто не открыл глаз, чтобы поприветствовать Николь. Спящий Мариус лежал между родителями. Наконец Макс пробормотал.
– Сколько времени?
– _Прошло_ уже пятнадцать минут со времени, назначенного для исследования Мариуса, – проговорила Николь. – Синий Доктор вот-вот вернется.
Макс застонал и обнял Эпонину.
– Ну, давай, – сказал он Николь. Макс выглядел ужасно, глаза его покраснели и распухли, под ними появились двойные мешки. – И почему эти младенцы спят не более двух часов кряду? – спросил он, зевнув.
Николь остановилась в дверях.
– Некоторые спят. Макс... все дети разные. После рождения они обычно следуют тому режиму, к которому привыкли в чреве.
– И почему на это жалуешься ты? – спросила Эпонина, с трудом поднимаясь. – Ты только послушаешь, как он пищит, иногда сменишь пеленку и заваливаешься спать... А мне приходится бодрствовать, пока он ест... Ты хоть раз пытался уснуть, когда кто-то теребит тебя за сосок?
– Так вот оно что! – усмехнулась Николь. – Кажется, наши новые родители за четыре дня растеряли весь прежний пыл.
– Ну, не то чтобы совсем, – с вынужденной улыбкой проговорила Эпонина, одеваясь. – Но, Господи Иисусе, как же я устала!
– Это совершенно нормально, – сказала Николь. – Твоему телу нанесена травма. – Тебе необходим отдых... я же говорила об этом тебе и Максу на следующий день после рождения Мариуса, когда вы намеревались устроить вечеринку. Первые две недели жизни младенца можно выспаться, лишь подстраиваясь под _его_ собственный распорядок дня.
– Вполне верю тебе, – Макс вывалился из двери с одеждой в руках и направился в спальню.
Эпонина поглядела на светло-голубую прямоугольную подушку, которую Николь извлекла из мешка.
– Это одна из новых пеленок? – спросила она.
– Да, – ответила Николь. – Инженеры октопауков внесли некоторые усовершенствования... Кстати, они по-прежнему предлагают использовать мусорщика, но для мочи Мариуса еще ничего не придумали; при мусорщике ребенку останется только пукать...
– Макс абсолютно против всей этой идеи, – прервала ее Эпонина. – Он заявляет, что не разрешит октопаукам экспериментировать на его сынишке.
– Экспериментом я бы это не назвала. Специальный мусорщик, которого они разработали, лишь немногим отличается от тех, что чистят наш" туалеты уже шесть месяцев. Подумай, от скольких хлопот ты избавишься...
– Нет, – твердо возразила Эпонина. – Но тем не менее поблагодари октопауков за заботу.
Возвратился Макс, уже переодетый в дневную одежду, хотя и небритый.
– Я хотела сказать тебе. Макс, прежде чем Синий Доктор вернется, проговорила Николь, – что сумела наконец поговорить с Арчи о нашем возвращении в Новый Эдем... Я стала объяснять Арчи, что мы все хотим уйти, и попыталась обосновать причину... но он ответил, что не вправе разрешить нам оставить Изумрудный город.
– А что это значит? – спросил Макс.
– Арчи утверждает, что этот вопрос должен решить сам Верховный Оптимизатор.
– Ага! Итак, я все же был прав. Мы здесь _узники_, а не гости.
– Нет, если я правильно поняла слова Арчи. Он сказал мне, что «при необходимости исход можно устроить», но лишь Верховный Оптимизатор понимает «все факторы» в достаточной степени, чтобы принять правильное решение.
– Еще один пример проклятых октопаучьих бредней, – буркнул Макс.
– Не думаю, – возразила Николь. – Я, пожалуй, обрадовалась... однако Арчи считает, что мы не сумеем встретиться с Верховным Оптимизатором до завершения матрикуляции... Это тот самый процесс, что занимает все время Джеми. Он происходит лишь раз в два года и затрагивает всю колонию.
– И сколько же эта самая матрикуляция продлится? – спросил Макс.
– Еще неделю. Ричард, Элли и я приглашены участвовать завтра «в каких-то сторонах» процесса... звучит интригующе.
– Мы с Мариусом несколько недель должны будем оставаться здесь, проговорила Эпонина, обращаясь к Максу. – Поэтому неделю можно подождать без всяких проблем.
В этот момент в дверь постучался Синий Доктор. Октопаук вошел в спальню со специализированным оборудованием: с его помощью он собирался обследовать Мариуса. Макс поглядел на пластиковые мешки (в них копошились существа, все вместе напоминавшие черную пасту) и сердито спросил:
– Что это еще за мерзкая грязь?
Николь выложила свои собственные инструменты на стол возле постели.
– Макс, – произнесла она с улыбкой, – почему бы тебе не выйти минут на пятнадцать?
Чело Макса нахмурилось.
– Что вы собираетесь делать с моим мальчонкой? Поджарите на этом масле?
– Нет, – усмехнулась Николь. – Хотя по звукам тебе, быть может, и покажется это.
Элли взяла Никки на руки и обняла ее. Малышка моментально успокоилась.
– Мама уходит с Нонни, Бубой, Арчи и Синим Доктором, – сказала она. Мы вернемся, когда ты ляжешь в постель... тебе здесь будет хорошо с миссис Наи, Кеплером, миссис Эп...
– А я _не хочу_ оставаться здесь, – недовольным тоном проговорила Никки. – Я хочу с мамочкой, – она поцеловала Элли в щеку. На лице девчушки было написано ожидание.
Когда через несколько секунд Элли опустила ребенка на пол, чудесное личико Никки скривилось и она вновь заплакала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});