Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно - Юрий Мухин

В ответ обвинение предлагает вам ознакомиться с документами, переданными М.С. Горбачевым В. Ярузельскому, на основе которых наше правительство сделало вывод, что польских офицеров убили Берия и Меркулов (Заявление ТАСС от 14.04.1990 г.).

Рассматривая эти документы, обвинение утверждает, что предложение Сопруненко в адрес Берии о «разгрузке» лагерей и есть начало «конвейера смерти» (Документ 2, стр. 34). Везде и сплошь слово «разгрузка» обвинители трактуют как приказ «убить». А давайте прочтем текст этого документа дальше слова «разгрузка», ведь после него стоит двоеточие с объяснением, что оно означает. А означает «разгрузка» следующее: отпуск по домам 300 больных и старых офицеров вне зависимости от того, где они живут – в советской части Польши или нет; отпуск 400-500 человек, живущих в советской части Польши, и передачу около 400 человек офицеров из числа жандармов, полицейских и т.д. под суд Особого совещания НКВД.

Но даже для последних это не была смерть, так как мы уже говорили, что полицейские и жандармы остались живы. И именно потому, что их, как самых ненавистных, отправили на работу в особенно тяжелые условия – на строительство аэродрома под Мурманск. Немцы туда не дошли, и с ними ничего не случилось. Так как же из этого документа можно сделать вывод, что пленных убило НКВД?

А ведь этот документ – наиболее важное «доказательство» вины СССР в «убийстве поляков»!

Давайте еще раз отвлечемся. 1940 год. В СССР катастрофически не хватает рабочих рук. А здесь десяток тысяч здоровых мужиков сидят, ничего не делают, регулярно занимаются спортом, получают 800 граммов хлеба в день, 75 граммов мяса и прочее, включая более килограмма сахара в месяц. Более того, еще потребовали на карманные расходы по 20 рублей в месяц, и НКВД никуда не делось — вынуждено было дать (Документ 2, стр. 74)!

Ведь они офицеры и, в отличие от уголовных преступников и рядовых солдат, их нельзя было заставить работать, они твердо знали свои права и требовали их уважения, при том что большинство из них яростно ненавидело СССР.

Совершенно очевидно, что для СССР это была обуза и что все было бы проще, имей эти люди не статус пленных, а статус уголовных преступников – тогда им можно было бы назначить принудительные работы. Но этот статус мог дать им только суд – Особое совещание – обвинив, например, в контрреволюционной деятельности или бог знает в чем еще.

Если бы их решили убить, то убили бы прямо на месте, в лагерях, которые находились в то время в местах более глухих, чем Смоленск. Не было смысла везти их с востока на запад, да еще и расстреливать в месте отдыха смолян, у дач НКВД, в местах, где каждое лето размещают свои палатки пионерские лагеря города, где пионеры отдыхали, кстати, и в 1941 году. Отдыхали и никаких могил не видели.

Вероятнее всего, что советское правосудие в очередной раз совершило преступление, но на сей раз не убийство. Особое совещание НКВД – этот специфический суд – осудило пленных по какой-либо подходящей статье, скажем, лет на 10. И все стало на свои места: невредных пленных (а после суда – уголовных преступников) направили на строительство дорог под Смоленском, вредных – в Мурманск. Наверное, пленные этого суда в глаза не видели, по обычаю наших тогдашних судов, им просто объявили приговор где-нибудь в подходящем месте – и все. Но при этом, безусловно, в приговоре должно было стоять «без права переписки», иначе родственники пленных могли поднять скандал по поводу их беззаконного осуждения.

Это, конечно, версия, ее могли бы прямо подтвердить только уголовные дела на военнопленных. Обращаю внимание – уголовные дела, а не дела военнопленных. Эти дела наверняка где-либо хранятся. Если даже часть их немцы уничтожили в смоленских архивах, они, возможно, остались в других городах, где могли судить несчастных поляков.

Поиск этих дел интересен и с другой точки зрения. По советским законам работники НКВД — не преступники, они исполняли приказ, который не могли не выполнить, даже если это был приказ убить. А вот скромные члены Особого совещания – преступники и по законам времен сталинского террора, и по современным – статья 177 УК РСФСР предусматривает 8 лет лишения свободы за вынесение заведомо неправосудного приговора. А уж о каком правосудии можно говорить в случае перевода пленных в категорию преступников?

Эта версия многое объясняет в документах, «неопровержимо доказывающих вину советских органов в убийстве поляков». По предложению Сопруненко отпускались больные и старики – это не работники. Отпускались высококвалифицированные специалисты, фактические граждане СССР -на свободе от них больше толку, чем от работы лопатой в лагере. А остальных, начиная с полицейских и жандармов, переквалифицировали в ЗК и заставили работать. Вот это, а не убийство – смысл слова «разгрузка». Ведь в СССР находились и рядовые польские солдаты, и то же слово для рядовых солдат и сержантов именно это и означало – направление на работу в народное хозяйство, причем рядовые работали на заводах и стройках без конвоя, как обычные граждане.

Обвинение утверждает, что неопровержимым доказательством убийства пленных советской стороной является также указание Сопруненко об уничтожении оставшихся в лагерях учетных дел на военнопленных (Документ 2, стр. 223). Делается вывод – раз дела уничтожены, значит, и пленные убиты.

Но это не так. Наша судебная система и особенно НКВД дела на убитых не уничтожала – ведь это было единственное оправдание законности самого факта убийства. Кроме того, в этом указании приказано изъять из уничтожаемых дел все «неиспользованные документы, а также материалы, представляющие оперативный интерес». А какой оперативный интерес у НКВД могут вызвать польские офицеры, если они покойники? И это указание было дано в октябре 1940 года, через 5 месяцев после так называемой «гибели военнопленных»! Но раз в октябре у НКВД был к этим людям «интерес», то, значит, они были еще живы, в противном случае их дела сожгли бы не глядя!

А какой это может быть интерес? Рассмотрим акт об уничтожении 4031 учетного дела на военнопленных в Старобельском лагере (Документ 2, стр. 225). В пункте 9 сказано, что уничтожены «фотокарточки военнопленных вторые экземпляры 68 штук». Заметьте, подчеркнуто: уничтожены вторые экземпляры, чтобы начальство не подумало, что сжигающая документы комиссия сдуру уничтожила и первые. Следовательно, фотокарточки 4031 «покойника» были нужны! Зачем?

Вероятнее всего, в связи с изменением статуса военнопленных на них заводились новые дела – уголовные и для экономии из старых дел – дел военнопленных – изымалось все, что могло пригодиться в новых. А это косвенное доказательство того, что пленные на 25 октября 1940 года были живы!

В сборнике «Катынская драма», который мы называем Документ 2, помещена статья польского автора Ч. Мадайчика с этим же названием. Автор полностью убежден, что польских офицеров убили русские. Но в статье собрано множество эпизодов «вообще» об этих офицерах. В их числе есть и такой.

Оказывается, начиная с августа 1940 года заместитель Берии небезызвестный Меркулов с другими высокопоставленными сотрудниками НКВД начинает создавать Войско Польское в СССР! Он собирает в тюрьмах Москвы и ведет длинные разговоры с множеством польских офицеров во главе с генералом Пшездецким, выбирая тех, кто бы дружественно относился к СССР, готов был сражаться с немцами и считал бы незаконным польское правительство в эмиграции. Как это понять? Ведь по версии обвинителей СССР, Меркулов только что (два месяца назад) организовал расстрел всех этих офицеров и тут же, как говорится «не моргнув глазом», формирует Войско Польское, для укомплектования даже одной дивизии которого потребуется не менее тысячи человек офицерского состава. Он что – дебильный? Но если он этим делом лично занимался, и занимался до конца 1940 года, значит, он был уверен, что кадры для Войска Польского у него есть!

Вот ведь ситуация – поляки дают СССР данные о том, что версия немцев об убийстве их пленных Меркуловым сомнительна, а правительство СССР из шкуры лезет (передав свое рвение Президенту России), чтобы доказать: нет, это мы убили польских пленных, мы – Советский Союз.

Далее, обвинители утверждают, что все эти манипуляции с военнопленными делались в строжайшей тайне. Сопруненко, оказывается, требовал «соблюдать строжайшую конспирацию при переезде в тюрьмы НКВД» (Документ 2, стр. 34).

Но на чем основано это утверждение? По словам обвинения – на тех документах, которые Горбачев передал Ярузельскому и которые якобы неопровержимо доказывают, что поляков убили Берия и Меркулов. Действительно, на них почти повсеместно стоит гриф «Совершенно секретно». Почти на всем: на списках, на справках о профессиональном составе пленных, о количестве среди них ксендзов. Редко где – гриф «Секретно». Но на акте о сожжении дел военнопленных, на сводках о движении вагонов на Смоленск, на справке о количестве списков на отправку пленных из Старобельского лагеря – грифа секретности нет вообще! Это не секретные документы, в свое время они открыто валялись на всех узловых станциях, а, следовательно, и дела, в них описанные, не секретны! Так где же здесь видна «строжайшая конспирация»?