Беллона - Анатолий Брусникин

— Слушаюсь, ваше сиятельство!

Бешеным галопом в сереющий мрак унесся верховой.

Минуту спустя — посланец еще никак не мог достичь правого фланга, которым командовал генерал Реад, — в той стороне забухали пушки.

Почти сразу же началась канонада слева. Там генерал Липранди должен был атаковать Гасфортовы высоты, занятые сардинцами.

Еще через четверть часа пальба у Реада вдруг прекратилась.

В штабе зашумели, задвигались. Кажется, не могли понять, чем вызвано прекращение артиллерийской подготовки на правом участке. Но Аслан-Гирея по-прежнему занимал только Бланк. Шпион все так же спокойно сидел в седле и не предпринимал никаких действий.

Темнота почти рассеялась, но по долине там и сям заклубился туман. В нем затеряться, пожалуй, еще легче, чем в ночном мраке, а ориентироваться удобно: знай ныряй из одной низины в другую. Очень вероятно, что Бланк специально ждал рассветного часа.

Девлет подал знак своим, чтоб были наготове. Чихирь с Донченко прятались в зарослях, по обе стороны от шпиона.

Однако белая дымка понемногу поднималась кверху, редела, а Бланк всё не трогался с места.

Вернулся офицер, позванный поторопить Реада. К адъютанту бросились с расспросами.

— Передал приказание начать — он и начал, — громко доложил офицер.

— В каком смысле начал?! — крикнул кто-то, кажется, генерал Вревский.

— Пошел на штурм Трактирного моста.

— Но ему было велено всего лишь начинать артиллерийскую подготовку!

— К моему прибытию она уже вовсю шла. Генерал решил, что он должен начинать атаку.

— Не разрушив вражеских укреплений?!

Справа уже некоторое время слышалась частая ружейная стрельба, заглушаемая грохотом пушек, стрелявших с вражеской стороны. Несколько раз докатывалось многоголосое «ура!».

По тому, как горячились и размахивали руками начальники, Девлет понял, что сражение идет не по намеченному плану, однако это его не касалось. У каждого своя задача и своя ответственность. Лично у него: взять вражеского шпиона в момент бегства. Когда тот наконец соберется улизнуть, наверняка двинется в направлении Черной, посередке между двумя отдельными очагами боя — правым и левым. В центре тихо и относительно безопасно, по-над речкой густой ивняк и камыши. В нихто голубчика и взять. Пусть попробует объяснить, что он делает во время битвы в нейтральной зоне.

Крики и шум вокруг командующего утихли, когда примчался всадник от генерала Липранди и звонко доложил, что Телеграфная высота взята, сардинцы отступили на ту сторону реки, его превосходительство ждет дальнейших приказаний.

Настроение сразу поднялось, кто-то даже закричал «победа!».

Внезапно все задвигались, начали садиться на лошадей.

Так-так: Бланк зашевелился. Подъехал к генерал-адъютанту Вревскому, который лихо, по-молодецки, взлетел в седло нервной, тонконогой английской кобылы.

Девлет спешился и пригнулся, чтоб Бланк его не заметил. Навострил уши. До двух баронов было не дальше десяти шагов.

— Что такое, Павел Александрович? — спросил Бланк.

— Решили перенести командный пункт ближе к Липранди, на Телеграфную гору. Там, кажется, успех. И обзор лучше. Непонятно только, что делается у Реада… Пока он не захватит Федюхины высоты, войска Липранди дальше двигаться не могут. Едемте, Александр Денисович. Главные события еще впереди.

— Я бы желал посмотреть, что у Трактирного моста. Если нужно что-нибудь передать генералу Реаду…

— Конечно, нужно! И очень хорошо, если это сделаете вы, а то дурак-адъютант опять что-нибудь напутает. Скажите генералу, что успех дела зависит от скорости, с которою он захватит холмы. К нему в подкрепление отправлены следующие части…

Бланк перебил Вревского:

— Прошу дать мне записку. Вы знаете, как армейские относятся к людям в штатском.

— Да, вы правы…

Пока Вревский строчил карандашом по блокноту, Аслан-Гирей ретировался на край поляны.

Вот теперь поведение шпиона совершенно объяснилось. Бланк не хотел рисковать, пробираясь через кишащую войсками равнину. Любой начальник мог бы остановить и задержать штатского человека, непонятно куда едущего в разгар сражения. А с письмом от генерал-адъютанта Вревского к начальнику авангарда Бланк мог чувствовать себя в полной безопасности.

— Он может поскакать галопом. Не отстанете? — спросил Девлет у помощников.

— Яким таким халопом, — спокойно ответил Чихирь, почесывая заплатанный локоть старого бешмета. — По дорохе вона пушки да телехи. Кажете тож — халопом. А коли рысью, от Донченки мабуть и уйдеть, от менэ — ни в жисть.

— Болтало ты, — огрызнулся Донченко. — Когда от меня кто уходил?

— Тсс! — цыкнул на них Девлет. — Едет! Не подведи, ребята! Следуйте за ним. Как свистну — налетайте и сшибайте его с седла. Только глядите: не раньше, чем свистну!

Следовать за Бланком можно было безо всякой боязни. На дороге происходило сущее столпотворение. Если б шпион даже озирался, в этакой толкучке он слежки все равно бы не заметил.

Туда, откуда доносилась частая, с каждой минутой усиливающаяся пальба, шли плотные колонны пехоты, тащились орудийные упряжки. На обочине лежала перевернувшаяся пушка, ее облепили, как муравьи, сопящие артиллеристы, на них матерился батарейный командир. Навстречу сплошной вереницей тянулись раненые. Кто-то ковылял сам, кого-то вели под руки. Солдаты, еще не добравшиеся до места боя, пялились на окровавленные тряпки, почтительно спрашивали, как оно там.

Страдальцы отвечали: он бьет как скаженный; народу полегла пропасть; такой ужасти никогда еще не бывало.

Аслан-Гирей знал, что раненые, едва выбравшиеся из-под огня, всегда говорят одно и то же, поэтому значения этим разговорам не придавал.

Однако, когда, двигаясь за Бланком, достиг командного пункта, с которого генерал Реад руководил штурмом Федюхиных высот, увидел, что дело и в самом деле жаркое.

Французское укрепление, защищавшее мост, уже было взято. Солдаты уходили в туман, на ту сторону речки: кто по мосту, кто вброд. Там, в рассветной мгле, грохотало и сверкало, и разрывы вставали так густо, что Девлет не видывал подобной частоты огня во время генеральных бомбардировок.

Бланк подъехал к Реаду, очень немолодому, но осанистому и бравому генералу, сидевшему в седле подбоченясь. Зычно, с короткими интервалами, начальник кричал идущим мимо солдатам одно и то же:

— Молодцы, азовцы! Задай французу жару! Молодцы, азовцы! Задай французу жару!

— Рады-старас-ваш-пресво! — отвечали роты и одна за другой исчезали в мареве.

Что говорил начальнику Бланк, штабс-капитан не слышал. Генерал взял бумагу, отодвинул ее подальше от дальнозорких глаз, прочитал.

— Очень хорошо! — лающим басом ответил он. — Подкрепления мне нужны! Второй полк вчистую кладу!

Барон опять что-то сказал.

— Как угодно! — гаркнул генерал. — Желаете полюбоваться, как гибнет дивизия — оставайтесь! Видите, как по нам бьют? Врасплох, а? — Он оскалил зубы, будто хотел расхохотаться, но забыл, как это делается. — Твою мать! Ждали они нас, ждали! Хорошо подготовились! — И тем же голосом, но уже не Бланку, а солдатам: — Молодцы, азовцы! Задай французу жару!

Бланк отъехал чуть в сторонку, к развалинам полуобвалившегося каменного дома (вероятно, того самого трактира, по которому мост получил название Трактирного). Стена могла служить укрытием от неприятельских снарядов, которые нет-нет да и залетали в тыл.

Оглядевшись, Аслан-Гирей увел людей под старый мертвый дуб. Его корявый, в несколько обхватов ствол мог защитить если не от осколков бомбы, то по крайней мере от ядра.

Чего теперь дожидается шпион, было непонятно. Никто не обращал на него внимания. Нырни в заросли, обогни место боя — и через десять минут выйдешь к речке в тихом месте, а там и до своих рукой подать.

Но шли минуты, миновал целый час, а Бланк стоял, будто приклеенный.

Войска ходили в атаку снова и снова: вперед бежали с криком «ура!», толкаясь и мешая друг другу; обратно возвращались мелкими группками, спотыкаясь, с выпученными глазами и разинутыми, но безгласными ртами.

Это поршнеобразное движение повторялось снова, снова, снова.

— Молодцы, украинцы! Задай французу жару! — кричал генерал.

— Молодцы витебцы!

— Молодцы могилевцы!

— Молодцы полочане!

— Молодцы галичане!

— Молодцы, костромичи!

Потом, уже вконец охрипнув и, видно, сам запутавшись, снова:

— Молодцы, галичане! Задай французу жару!

Туман давно рассеялся, но впереди — над мостом и рекой — клубился черный дым, и разглядеть все равно ничего было нельзя.

Огонь неприятеля не ослабевал, а только усиливался.

Теперь снаряды долетали до тыла всё чаще. В двадцати шагах гранатой убило лошадь и казака. Разрывом сорвало фуражку с генерала — он сердито надел ее обратно, вырвав из рук ординарца.