100 великих кладов - Николай Непомнящий

«Все бросились к повозкам: взломали кассы, в которых было ещё около пяти миллионов франков, деньги вынули и поделили…» (Штейнмюллер).

«Многие, кто пришли потом, приняли участие в этом грабеже. Люди, умирающие с голоду, в то же время сгибались под тяжестью богатств, которых они не могли нести. Со всех сторон говорили лишь о слитках золота да о драгоценностях. Каждый солдат был нагружен серебром, но ни один не имел ружья» (Лабом).

«Здесь валялись раскрытые сундуки, там — разграбленные фургоны с золотом. Я видел, как люди падали под тяжестью мешков с золотом» (граф Хохберг).

«Мешки с деньгами, слишком тяжёлые для переноса, оставлялись на земле с пренебрежением. Стрелок из моего полка по имени Фулон захватил таким образом мешок, содержащий 20 тысяч франков золотом» (Комб).

«На мою долю я мог бы иметь мешок с золотом, содержащий 50 000 в наполеондорах, но я нашёл его вес слишком тяжёлым и удовольствовался несколькими пригоршнями этого золота, которые я положил в карманы моих панталон» (анонимный бельгийский солдат).

«Крик „Казаки!“ послышался снова, но теперь на него никто не обращает внимания. Жажда золота пересилила страх, и фургоны покидаются только совершенно пустыми, разбитыми и опрокинутыми» (Лемонье).

«Наши собственные солдаты разграбили часть армейской казны при появлении казаков, одно время даже работали с ними в полном согласии. Ночью многие французы и союзники предлагали мне купить награбленные вещи, серебряные чаши, приборы и т. п.» (де Кастеллан).

«Наши солдаты бились на кулачках с врагами из-за золота» (Комб).

«Все трофеи, которые вёз император из Москвы, его кареты, фургоны с золотом — всё было потеряно или разграблено казаками и даже нашими собственными солдатами, хотя, я думаю, очень немногие из них привезли свою добычу во Францию» (Гриуа).

По словам самого Наполеона, «в Вильно мои войска разграбили двенадцать миллионов». Разгром «золотого обоза» довершили казаки Платова, отбившие часть «московской добычи» у французов. Часть трофеев, захваченных у Понарской горы, была отправлена в Новочеркасск. «Казаки разграбили всё, что оставалось на противоположном берегу реки, где было много повозок, нагруженных огромными ценностями», — свидетельствует участник событий Серрюрье.

Итак, «золотой обоз» погиб?

Нет!

Действительно, огромное количество ценностей было разграблено или попало в руки казаков. Но уцелевшие солдаты и офицеры императорской гвардии, всего 400–500 человек, во главе с маршалом Бертье ухитрились спасти значительную часть казны Наполеона — главным образом вещи, лично принадлежавшие императору, — золото и столовое серебро.

Попав в безвыходное положение у подножия Понарской горы, Бертье и его люди не потеряли присутствия духа и «занялись тем, что оттаскивали в сторону опрокинутые экипажи, сжигали те, которые загромождали проход, — писал Бертье Наполеону из Ковно 12 декабря. — Ваше серебро и деньги казначея Вашего кабинета были сложены в мешки и перевезены на наших лошадях, ничего не было потеряно… Мы могли достичь вершины горы, только проложив себе путь справа и слева через лес. Почти все экипажи были ввезены в гору, после того как в каждый было запряжено по 20 лошадей».

«Пришла мысль с помощью конвойных перенести деньги, принадлежащие казне, — пишет уже упоминавшийся участник событий французский офицер Лабом. — Их было около пяти миллионов, из коих большая часть в серебряных монетах».

На долю артиллерийского подразделения под командованием офицера Ноеля непосредственно выпало перевозить часть императорских сокровищ;

«Обоз с казной был оставлен прямо посередине пути. Маршал издал приказ, чтобы мой отряд остановился и нагрузил наши повозки бочонками с золотом. Нам гораздо важнее были наши пушки, чем золото, но ничего не помогло…»

Итак, усилиями Бертье и гвардейцев большая часть «золотого обоза» была спасена и прибыла в Ковно. Но по дороге часть с таким трудом спасённых сокровищ была расхищена. «Приманка была слишком соблазнительной! — пишет Ноель. — Скоро стали обнаруживаться потери повозок с бочонками». Одна из фур с золотом была разграблена прямо у ворот Ковно. Много солдат и офицеров тут же дезертировало вместе с награбленным.

Оставшиеся несколько фургонов с золотом вошли в Ковно и были сданы на хранение.

В Ковно собралось около трёх-четырёх тысяч усталых и замёрзших солдат — всё, что осталось от 1-го и 4-го пехотных корпусов и от всей армейской кавалерии. Здесь же находился маршал Мюрат, принявший командование армией после отъезда императора. Кроме того, ещё до прибытия «золотого обоза» в Ковно хранилось около двух с половиной миллионов франков.

Перед тем как отправиться в дальнейший путь, снова перешерстили все имевшиеся в наличии повозки, высвободили лошадей для перевозки двенадцати ещё остававшихся в распоряжении армии орудий и для повозок с казной. Остальные припасы и имущество раздавались солдатам и офицерам. «Припасы раздаются на 8 дней, а также дают вещей и оружия, по сколько возможно, — писал Бертье. — Но солдаты не хотят брать… Я приказал генералу Эбле принять все необходимые меры, чтобы сжечь и уничтожить всё, чего нельзя будет забрать. Я велел забрать всех лошадей, каких можно было найти, чтобы сменить уставших лошадей у повозок, на которых везли казну».

С обстоятельствами оставления французами Ковно связано самое раннее послевоенное известие о спрятанных французами сокровищах. Как свидетельствуют документы архивов русского МИДа, 11 февраля 1814 года бывший премьер-министр Пруссии Энгельгард сообщил императору Александру I о том, что ему известно о кладе, укрытом французами в одной из ковенских церквей. В марте 1813 года у Энгельгарда остановились два возвращавшихся из России французских офицера, Альбер и Беллегрин. Альбер рассказал, что в Ковно один его товарищ, зайдя в одну из церквей, своими глазами видел, как несколько артиллерийских солдат возятся с церковными плитами. На вопрос, что они делают, солдаты ответили, что прячут ящик с деньгами на сумму около 800 тысяч франков, так как дальше они его тащить не в состоянии. Альбер уточнил, что эта церковь находится в Виленском предместье, неподалёку от старого замка.

Неизвестно, предпринимались какие-то меры по поиску этого клада или нет, но в рассказе Альбера имеется одна характерная деталь: клад укрывали артиллерийские солдаты. Но именно артиллеристы, как мы помним, перевезли золото через Понарскую гору и доставили его в Ковно…

Но отправимся дальше по следам «золотого обоза». За Ковно, во время переправы через Неман, обоз снова попал в ситуацию, схожую с той, что была у Понарской горы: сразу за переправой дорога упёрлась в крутой обледенелый холм. Несколько повозок снова были растащены. «Холм, на который нам нужно было взобраться сейчас же после перехода через мост, весь был загромождён экипажами, между которыми находились разграбленные фургоны с золотом», — вспоминал французский офицер Булар.

Грабежи фур с золотом продолжались и после перехода французами Немана. Многие из повозок с деньгами были брошены.

«13-го мы перешли Неман, и тут наткнулись в полях на несколько фургонов с золотом, покинутых своими проводниками. Солдаты их сейчас же разбили и черпали полными горстями золото и серебро из разбитых бочек», — писал участник событий, французский офицер Пьон-де-Лош.

Таким образом, за Неман французы перешли, имея на руках значительные средства. «Разграбленная казна» никуда не делась — она просто сменила хозяев. По словам академика Е. В. Тарле, в январе 1813 года в Гумбинене (Восточная Пруссия), куда постепенно подходили группы спасшихся из России французов, «вся площадь была покрыта крестьянскими повозками, стекавшимися со всех сторон возить французов за деньги». «Сразу в Пруссии для французов явилось решительно всё, что можно купить за деньги, — пишет Е. В. Тарле. — А денег — монеты золотой и серебряной — в спасшейся казне Наполеона было ещё сколько угодно».

Следы сокровищ Наполеона прослеживаются и южнее маршрута Березина — Вильно — Ковно — Восточная Пруссия. Существует несколько свидетельств о кладах, укрытых французами в окрестностях Гродно и Белостока. В этих местах также в течение длительного времени находили следы отступления наполеоновской армии. Например, в селе Волковичи близ Новогрудка в конце XIX столетия в спущенном пруду была найдена брошенная французами пушка.

О нескольких бочках золота, зарытых в окрестностях Гродно, сообщал в декабре 1835 года житель баварского города Вюрцбурга Георг Йозеф Михель. Он обращался к русскому императору с просьбой о содействии в отыскании этого клада, но его просьба была «оставлена без уважения по неимению в виду никаких доказательств о справедливости заключающихся в оной показаний». В магистрате Вюрцбурга Михель показал, что о сокровищах он узнал от одного «с давних времён мне преданного» баварца, человека «честного поведения и к тому же в здравом рассудке», участника походов 1812–1813 годов. В 1812 году этот баварец был прикомандирован к двум казначеям в качестве «смотрителя амуничных по армии вещей». В пути, опасаясь, что их настигнет неприятель, казначеи «зарыли в одном месте Гродненской губернии, где они уже несколько дней находились, в присутствии и в глазах его, все при них находившиеся деньги, кои были укладены в пяти бочонках и имели весу 15 центнеров. Притом взяли они с слово хранить глубокое молчание о сём происшествии, обещав в сём случае дать ему некоторую долю из зарытых денег… Деньги сии, состоящие в одних наполеондорах, простираются до многих миллионов франков». Оба казначея были смертельно ранены в сражений под Финстервальдом и «испустили дух ещё на поле сражения».