Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне - Вячеслав Науменко

Население лагерей было встревожено и взволновано. Массовое отчаяние и безвыходность, абсолютное недоверие к администрации лагерей и полное отсутствие поддержки делало жизнь беженцев совершенно невыносимой. Они были готовы на любые жертвы и даже на смерть, только бы порвать с лагерями, уйти от обманывающих их безконечно покровителей, убежать, куда глаза глядят. Однако общая обстановка в Италии была такова, что последний выход к спасению предусмотрительно закрыли.

Одновременно с выдачей, в Риме, где сосредоточено небольшое количество беженцев, обычно рассчитывавших на близость Ватикана и Папы и на защиту ими в случае опасности, началась акция поголовного вылавливания всех беженцев, не имеющих документов, либо вызывающих подозрение, либо указанных Советами, проводимая союзной и итальянской полициями. Что совершенно ясно имело целью, во-первых, добыть спасшихся от выдачи одиночек, во-вторых, закрыть возможность побега оставшимся в лагерях и, в-третьих, — подготовить новый контингент для выдач. Болонья, Италия. 16 мая 1947 года.

Беглец

Список выданных в Римини (Ричионе) 8 мая 1947 года: Сообщая о происшедшем в Римини, А. Г. Денисенко добавляет, что устано вить имена всех выданных там не было возможности. Он называет фамилии лишь некоторых казаков, установить которые ему удалось. Из лагеря (клетки) «4Б»:

Донцы: Щербаков Петр, Кардаилов, Носов Николай, Соколов, Федоров, Матвеев, Беликов Александр, Бородачев Семен, Чеботарев Григорий, Колданов Владимир, Ковалев Антон (отец), Ковалев Петр (сын), Шапкин, Савельев, Адов Алексей, Пиховкин И. И., Богачев Иван, Петровский, Говоров Иван, Быкадоров Владимир (отец).

Кубанцы: Лунев Дмитрий, Сидорец Степан, Березнев Григорий.

Терцы: Подорожный Петр Иванович.

Выданы из семейного лагеря: полковник Лобысевич — донец, Кипа — кубанец, Годун Евгений — кубанец, Коробко Иван — кубанец.

После выдачи в Римини

Из рассказа кубанца Л., пережившего день выдачи в Римини.

<…> Посещение лагеря священником о. Филиппом. 9 мая утром приехал к нам в клетку священник, имя его о. Филипп, и зашел в палатку, где была канцелярия нашего старшего. Туда сошлись люди, и вот этот священник был так взволнован, что был сам не свой оттого, что так сделали англичане — выдали русских людей. Он стал говорить нам так жалостно:

— Знаете что, братцы! Пишитесь как-нибудь старыми эмигрантами, а то они и вас отдадут, потому что я знаю, что англичане люди такие, что крест целуют перед людьми, а делают предательство. Как им верить?! Хотя они и говорят, но им не верьте, братья!..

Поговорил священник и уехал, а мы остались неспокойные душою.

<…> 9 мая 1947 года в лагере насыпана символическая могила: черная кайма вокруг и черные цифры 7–5 1947, а на откосе — 185. Водружен крест с иконой и флаги: траурный, андреевский и трехцветный с буквами РОА. Прохожие останавливаются у могилы. Германский обер-лейтенант, со слезами на глазах, держит руку под козырек. Общая человеческая скорбь… Несколько дней русские не выходили на работы и почти всю пищу выбрасывали. Каждую ночь из лагеря бегут (из статьи А. Денисенко «Внуши, Господи»).

<…> Скорбный лик Христа с небольшой иконки безмолвно смотрит всезнающим и всевидящим взглядом туда… на восток… Его тоже предали…

(Из статьи «Их было 185», Рим. «Русская Жизнь»).

<…> Числа 14-го явился майор Линч и приказал убрать с могилы все флаги, При этом он сослался на приказ английского командования, согласно которому, на территории лагерей запрещаются все эмблемы, кроме английского флага.

А между тем, со времени образования в лагере Римини русской группы, на Русской улице, то есть на дорожке, вдоль которой тянулись палатки русских, у входа в первую палатку (управление группы) были размещены на земле: вырезанный из жести большой двуглавый орел и щит с косыми полосами: белой, синей и красной, на которых были буквы РОА.

Л. Г. Денисенко

Сербы генерала Мушицкого и русский полк «Варяг»

1. Выше было сказано, что после интернирования 3-го Запасного полка Казачьего Стана при переброске его из района города Джемоны на юг, он одну ночь ночевал с сербскими добровольцами генерала Мушицкого. Сербский генерал тоже явился жертвой английского предательства. Вот что рассказывает один из кубанцев.

… Находившемуся в нашем лагере Римини генералу Косте Мушицкому мы предлагали услуги для организации побега.

— «Наши хозяева» так нечестны, что я воспользовался бы вашим предложением, но я получил заверения, что мне ничего не угрожает и что я вернусь к своим шумадийцам, — ответил он нам.

Шестого января, в Рождественский сочельник, генерал был у нас с визитом. Несмотря на наши ежедневные встречи, таким оживленным мы его никогда не видели.

Минут через двадцать после ухода генерала от нас, пришел его четник-воевода Евжевич.

— Я должен был поздравить вас с Великим Праздником, — сказал он, — но я сообщу вам весть, которая огорчит вас безмерно. Братья русские! Наш общий друг генерал Мушицкий только что арестован для передачи Тито. Мы были у своих, поздравляли. В это время пришли офицер и солдаты с примк-нутыми штыками… Последние слова генерала были: «Да здравствует король!»

Руководил арестом генерала капитан Самит, два месяца назад заверявший словом английского офицера, что никто насильно выдан не будет.

2. Полк «Варяг», укомплектованный русскими военнопленными и русскими добровольцами, был после капитуляции Германии перевезен англичанами на юг Италии, в лагерь у города Таранто.

Англйские офицеры неоднократно уверяли командира полковника Семенова, что полк его не будет заключен в большевистский лагерь. Последнее такое заверение было ему дано за восемь километров от Таранто, где находился большой лагерь, в который большевики собирали бывших советских подданных для репатриации их в СССР.

Туда и привезли англичане офицеров и солдат полка «Варяг».

Полковник Семенов протестовал и требовал вывода их из этого лагеря. На следующее утро его позвал английский офицер, с которым был и советский комиссар. Последний вполголоса предупредил англичанина быть осторожным, так как они понимают английский язык.

Семенов повторил свое требование о выводе полка из этого лагеря. Англичанин выслушал его и согласился, сказав, что завтра полк будет переведен в другой лагерь. Но комиссар заявил, что он требует убрать его немедленно, так как солдаты «Варяга» ведут пропаганду между другими лагерниками.

Англичанин спросил, как же отделить старых эмигрантов от новых, если у них нет документов. Комиссар ответил, что он определит и без документов. Он просил построить полк и вызвать старых эмигрантов.

Семенов это выполнил. Вышло около двухсот человек.

К ним подошел комиссар и, внимательно посмотрев в глаза правофлангового, спросил, откуда он. Тот уверенно ответил, что из Белграда.

Комиссар подошел к следующему. И этот, на его вопрос ответил, что из Белграда.

— Откуда? — повторил комиссар, глядя в упор на спрашиваемого. Последний ответил, но менее уверенно:

— Из Белграда.

— Откуда? — спросил комиссар еще строже.

— Из Ростова, — ответил спрошенный.

Поймав, таким образом, еще двух-трех человек, комиссар обратился к стоявшим перед ним и предложил новым эмигрантам отступить назад.

— Все равно, я разберусь кто из вас откуда, — добавил он.

После этих его слов в строю остались лишь старые эмигранты и среди них только два-три, выдержавших взгляд чекиста. Затем он обратился к англичанину и сказал:

— Как видите, — мне документы не нужны!

Полковник Семенов отмечает, что действительно, под тяжелым взглядом чекиста, Люди терялись.

В. Г. Науменко

Письмо протопресвитера о. Михаила Польского (от 9 июня 1959 года)

Глубокоуважаемый и дорогой Вячеслав Григорьевич.

Представители русской колонии в Лондоне по предложению английского офицера-переводчика при лагере командировали меня в лагерь для совершения богослужения.

Лагерь был многочисленный, советских офицеров (военнопленных) было человек сорок в отдельном бараке. Английский офицер водил меня по баракам и на кухню. Меня поразил стол. Они имели то и в таком количестве, чего не имели обыватели англичане.

— Почему такая роскошь? Офицер мне сказал:

— Администрация решила, что перед отправкою на советскую родину пусть вспоминают добром Англию.

Горы масла, туши ветчины, не говоря о прочем. Никого на кухне и возле, кроме русских. Они все это тащат, раздают, готовят на кухне.

Я окружен был тоскующими ребятами и взрослыми мужами-солдатами. Разговор был один: «Неужели отправят в Россию?»

Я не знал, что говорить. Советовал просить, подавать петицию, высказывал разные предположения.