Реквием по любви. Грехи отцов (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чтобы обелить свое имя, например!
— Мне давно уже нечего обелять. Я увяз в этом дерьме по самую макушку.
Дмитрий никак не отреагировал на его слова.
Ему не давал покоя еще один факт. Неоспоримый.
— Когда не стало Марины, ты… все равно продолжил защищать Лизу. Продолжил, даже зная наверняка, что не являешься ее отцом. Почему?
— Да плевать мне, кто ее отец! — грубо прогромыхал Макар. — Мне важно лишь… кто ее мать!
Сказать, что ему от услышанного сделалось не по себе – ничего не сказать.
Нервно вскочив на ноги и намеренно игнорируя капитально охреневшие лица окружающих, Борзый несколько раз торопливо втянул спасительный воздух полной грудью. Так глубоко и жадно, что затрещали ребра.
— Макар, — произнес сипло, осторожно подбирая слова, — мы оба понимаем – мне больше нечем давить на тебя. Козырей в рукаве у меня не осталось. Но… так или иначе, мы преследуем одну цель. Я должен защитить ее. Должен!
— Так защити!
— Помоги! Сдай мне крысу!
Зарутский молчал долго. Очень долго.
Однако спустя некоторое время все же заговорил:
— Я расскажу тебе одну историю. Верить или нет – твое право.
— Говори уже! — от нетерпения Борзый чудом не стер зубы в порошок.
— Я знаю, какой компромат Черчилль в свое время нарыл на Гарика, — признался Макар. — Где он его спрятал – хороший вопрос. Но если ты найдешь эту нычку, то сможешь прихлопнуть Пескаря, как букашку! Его свои же растерзают. Потому что человек, живущий последние двадцать с лишним лет под этой личиной… вовсе не Гарик!
У Дмитрия едва глаза из собственных орбит не выскочили от подобного заявления.
— В каком смысле? — уточнил он, пытаясь прокашляться.
— В прямом, — прилетело в ответ.
— Он – кто угодно, только не настоящий Гарик! Об этом мало кому известно, но Черчилль Пескаря знал лично и очень близко. Они по малолетке вместе на одной зоне чалились. Там же Гарик лишился двух пальцев на левой ноге. Стал прихрамывать. Потом их дорожки разошлись на многие годы. За это время Пескарь круто поднялся в Москве. Уважаемым авторитетом стал. Но внезапно попал в автомобильную аварию, обгорел и… вроде как перенес несколько пластических операций. В общем, изменился он до неузнаваемости. И не только внешне. Он не хромает. Все его пальцы на месте. А Кирилла не стало, когда он понял, что к чему. Когда начал рыть под этого самозванца. Но Гарик подсуетился. И ситуацию с женитьбой Черчилля раздули по максимуму, и с общаком. Только вот это все – не причина. Это следствие. Кирюху любили. Ему простили бы женщину.
С общаком сложнее, но все же с братвой договориться можно было бы. Однако, Пескарь преподнес эти новости в таком ключе, что толпа просто озверела. А Черчилль не стал пресмыкаться перед шакалами. Так вот… к чему я это все? У настоящего Гарика родных не было – он детдомовский, как и Кир с Борькой. А вот у того, кто живет под его именем – очень даже есть! У него есть сестра, существование которой он тщательно скрывает. И даже племянник имеется. Родной. Собственно говоря, его-то он и внедрил к вам много лет назад. И на руках этого самого племянника… очень много крови. Я уже молчу о том, какую расправу он над Гордеевыми в свое время устроил! Он ведь в этом нападении лично участвовал. Собрал компанию из пяти отморозков. Сам был шестым. Сперва они зверски избили Хирурга и его жену. А когда «наигрались», просто заживо сожгли. И весь процесс… он записывал на камеру! А потом принес эту запись Гарику и включил при всех. Я не смог это смотреть. Меня вывернуло прямо там. Володька… он столько раз спасал нам жизни. Он не заслужил подобной участи. А уж жена его – тем более. Но… Шмель даже Юльку не пощадил!
Дмитрий уставился на телефон, точно на бомбу замедленного действия.
— Кто? — прохрипел, чувствуя, как внутри все обрывается и стремительно леденеет. А противный липкий пот струится по спине. — Ты… уверен?
— Я ведь сказал тебе: хочешь верь, хочешь нет!
— Ты ведь должен понимать, — густым басом, не выдержав напряжения, вмешался в их диалог Прокурор, — это очень серьезное обвинение! Где доказательства?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Борзый ругнулся в сердцах, опасаясь, что Макар попросту бросит трубку.
Но он лишь замолчал и надрывнее запыхтел в динамик.
— Ну, здравствуй, Боря! — произнес в итоге.
— Здравствуй!
— Ты… все слышал?
— И не только я!
— Что ж. Добавить мне нечего.
— Доказательства, Макар! Доказательства! Балаболить любой может…
— Если тебе нужны доказательства, обыщи дом Соколовского! — раздраженно огрызнулся Зарутский. — Ты сильно удивишься, если сделаешь это. И детишек его осмотри как следует. Он вечно на них прослушку вешает, а они даже не подозревают об этом!
Дмитрий застыл на месте точно пришибленный.
Прислушиваясь к своему озверевшему пульсу, покосился на Сокола.
Боги, на него было страшно смотреть. Он побледнел так, что ни кровинки не осталось на лице. Взгляд пустой. Дикий. Дыхание рваное, сбившееся.
Медленно поднявшись из-за стола, Пашка молча протянул Прокурору свой пистолет. А после принялся остервенело срывать с себя одежду, лихорадочно осматривая каждый миллиметр ткани. И когда нашел какой-то крохотный инородный предмет на внутренней бляшке своего ремня… из его глаз хлынули слезы. От подобного зрелища и Дмитрия скрутило так, что каждый глоток кислорода ощущался концентрированный кислотой. Его будто изнутри что-то разъедало, причиняя зверскую, нестерпимую боль.
Но когда он перевел взгляд чуть левее, все стало еще хуже. В паре метров от беседки камнем застыли Андрей и Вика. Первый был бледен и явно шокирован услышанным. Вторая же… малышку трясло, точно в сильнейшей истерике. Она беззвучно рыдала, сглатывая соленую влагу.
— Паш, — тихонько позвала своего старшего брата, — это правда, Паш? Все, что сказали про нашего отца – правда? Он… неужели он убил… он…
Сокол скользнул по ней потерянным взглядом.
Ничего не ответил. Вместо этого к Прокурору обратился:
— Я понимаю, что вскоре произойдет. Об одном прошу: мать с сестрой не трогайте! Даже я не догадывался, а они-то уж точно ни сном ни духом!
Однако Черчесов молчал, напряженно вглядываясь в одну точку.
Впрочем, все молчали. А вот Дмитрий больше не мог.
Приблизившись к другу вплотную, положил руку ему на плечо:
— Забирай мать, — велел бескомпромиссно, — забирай сестру и уезжай! Как можно дальше!
— Нет! Я не…
— Уезжай! — теперь Борзый почти рычал. — Ты не при делах!
— Я не брошу тебя в такой момент.
— Бросишь! — сурово. — Я не хочу потерять и тебя!
— Дим…
— Забирай мать с сестрой и вали из города! Я кому говорю?
— Дружище, это решать не нам…
Прокурор задумчиво прищурился, а после протянул Пашке его же пистолет.
— На сей раз я абсолютно согласен с твоим другом! — вынес свой вердикт.
Истерика Виктории усилилась. Обессиленно рухнув на колени, она почти в голос выла, раскачиваясь вперед-назад:
— Не может быть! Я не верю… Паша! Паша! Я не верю!
Андрей стоял рядом ни живой ни мертвый.
Внезапно о своем существовании напомнил и Зарутский:
— Боря, Шмель действует не один. Среди ваших архаровцев есть и конкретно его человек. Его личный стукачок. Валентин Кузнецов. Знаешь такого?
Глава 51
В ту секунду Дмитрию показалось, что его парализовало.
От кончиков волос до кончиков пальцев. Бл*дское сердце, надрывно тарахтящее всего мгновение назад… теперь камнем замерло в груди.
Воздуха не хватало катастрофически. Борзый задыхался. Но наполнить легкие кислородом не получалось. Не выходило. Собственное тело его предало. Не слушалось. Ужас. Дикий. Паскудный. Примитивнейший ужас пронзил нутро острым раскаленным жалом. Заструился по венам.
— КТО? — душераздирающий рев отца эхом разлетелся по окрестностям.
Макар оставался невозмутим, когда буркнул в трубку:
— Твой начбез, Аркаша! Твой…
— Он с ней! — заторможенно отозвался Прокурор. — Он сейчас с Лизой!