Балтийские стражи - Константин Николаевич Буланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь пятая по счету попытка штурма, в которую пустили остатки всех трех батальонов под прикрытием вернувшейся на поле боя артиллерии, увенчалась относительным успехом. Успехом — потому что итальянцы все таки смогли достичь окопы, в которых засели абиссинцы. Относительным — потому что достигли их только солдаты прореженной третьей и четвертой цепей, которых на подходе встретили вылетевшие из висевшей над полем боя дымовой завесы, словно черти из табакерки, абиссинцы. Встречный штыковой бой и последующая всеобщая рубка стала последним этапом сухопутной части операции по возвращению контроля над Асэбом. Из всего 1-го полка отступить от города смогли чуть более двух с половиной сотен солдат и офицеров, да еще с сотню набралось из состава 8-й и 11-й горных батарей, вывезших на двоих всего два уцелевших орудия. Остальные же навсегда остались лежать в эритрейской земле, поскольку разгоряченные боем и потерями абиссинцы пленных не брали. Однако и защитникам города этот бой дался не легко. Только погибших набралось 183 человека, да еще под три сотни оказались ранены и далеко не всех из них возможно было спасти даже с учетом помощи врачей с русских кораблей, к которым можно было бы обратиться за содействием лишь после ухода итальянского флота. Сам же Иван оказался больше в роли статиста. Все его действия сводились лишь к тому, чтобы отдавать команды на открытие и прекращение огня. Даже в штыковую атаку переломившую хребет итальянского соединения местные пошли по приказу своих командиров, а не непонятного русского, который даже не умел держать в руках ни меч, ни саблю, ни винтовку.
Узнав к вечеру о фиаско пехотного полка, вице-адмирал Каневаро, честно признаваясь себе, осознавал, что с превеликим удовольствием ушел бы от этого трижды проклятого порта этой же ночью. Но за столь короткое время уцелевшая пехота никак не успевала вернуться к месту высадки и погрузиться обратно на войсковой транспорт. Оставалось ждать наступления нового дня, да молиться, чтобы у противника все же закончились самоходные мины, каждую ночь сокращавшие силы его эскадры на один вымпел.
Вот только сбыться надеждам и чаяниям командующего итальянской эскадры было не суждено. Снятых с итальянских кораблей самоходных мин хватило бы еще на три полноценных ночных рейда оставшейся пары катеров. К тому же, в связи со значительным сокращением количества потенциальных целей, риск повреждения одного из крупных кораблей эскадры многократно возрастал, потому на якорь было решено встать поближе к берегу, создав сторожевую завесу из всех имевшихся в наличии шлюпок и катеров. Вот только плавсредств имелось катастрофически мало для предполагаемого охранного периметра. В результате, расстояние между шлюпками достигало двух-трех сотен метров и никак не связанные друг с другом они вдобавок расплылись за ночь, предоставив катерникам возможность безнаказанно осуществить очередной налет.
Если можно так сказать, этой ночью удача изменила итальянской эскадре. Обе выпущенных мины нашли свои цели, и одной из них стал старичок «Аффондаторе». Построенный на тех же принципах что и некогда находившаяся под командой Иениша «Русалка», он отличался лишь вдвое большими размерами, да несколько более высоким бортом. Живучесть же корабля при получении подводной пробоины была столь же низкой что и у русской броненосной лодки. Единственное, что удалось сделать команде — подвести быстро садящийся в воду корабль как можно ближе к берегу. К утру все желающие могли наблюдать за торчащими над водой мачтами, трубами и надстройками под завязку забитых моряками.
Вторая мина поразила «Каио Дуилио» в пострадавшую днем носовую оконечность, отчего броненосец еще сильнее сел носом и получил заметный крен на левый борт. Тонуть он все же не собирался, но и двигаться теперь приходилось со скоростью не более 5 узлов.
Естественно, с такими потерями и повреждениями нечего было и мечтать о продолжении операции. Наоборот, предстояло сильно задуматься о том, как вообще унести ноги обратно в Массауа, поскольку круживший вне зоны досягаемости орудий вражеский минный крейсер тонко намекал, что почувствовавший кровь хищник просто так не отстанет. И даже направить последний целый минный крейсер, чтобы отогнать наглеца, было никак нельзя, поскольку вооружение противника не оставило бы «Конфьенца» ни одного шанса на выживание.
Вот и Иениш был полностью солидарен с невеселыми мыслями итальянского вице-адмирала. После учиненного эскадрой разгрома двух его сильнейших батарей береговой обороны, отпускать их без прощального пинка виделось в корне неверным. За последние два дня погибло четырнадцать его людей и свыше полутора сотен местных при обстрелах порта и Батарейного острова, еще две сотни сложили голову в боях с итальянской пехотой, а количество раненых теснящихся в бывшей казарме превосходило все мыслимые пределы.
Два 152-мм орудия батареи № 1 оказались сильно повреждены, а два оставшихся требовали возведения новых оснований. К тому же, снарядов к ним оставалось не более трех десятков. Причем, одно орудие оказалось уничтожено вместе со всем расчетом прямым попаданием десятидюймового снаряда. Батарея № 3 также лишилась двух орудий, но поскольку рядом с ними никого не находилось, на острове обошлись лишь десятком раненых и контуженных. Естественно, выстраивая защиту порта на скорую руку, он не ожидал каких-либо чудес и понимал, что возьмись итальянцы за них всерьез, потери будут неизбежны. Но одно дело планировать и совсем другое смотреть на лица погибших людей, что доверили тебе свои жизни. Тем более что коллектив то был все еще весьма небольшой — чуть больше двух сотен человек, не считая союзников.
Выступившие ночью на пять баллов катерники, несомненно, сполна отплатили за павших товарищей и честно заработали свои премии, но у итальянцев все еще оставалось несколько кораблей, так что принявший в кильватер оба катера и взявший на борт все оставшиеся самоходные мины «Полярный лис» пристроился вслед едва ковыляющей итальянской эскадре в ожидании очередной ночи. Обогнать противника с наступлением темноты и выпустить по курсу его движения катера виделось наиболее разумной и осуществимой идеей, поскольку его минный крейсер хоть и мог держаться на плаву, а также не потерял в скорости, внешне представлял собой скорбное зрелище. Обгоревший, покрытый пробоинами, с разорванным местами бортом, он вряд ли мог внушить трепет и ужас даже тем остаткам
