P.S. Реквием - I.R
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в первый день ноября пришлось отодвинуть заботы о племяннике на второй план. Вере сделали предложения. Нужно было готовиться к свадьбе, и Лев занялся подготовкой приданного для племянницы. Он так хотел, чтобы её ничего не смущало и не тревожило, особенно теперь, когда события, ожидаемое ею последние полгода, наконец произошло. Видимо, в этот момент он упустил некую деталь, которая существенно повлияла на поведения Алёны.
Время для младшей сестры, словно отмотали назад. Одним солнечным днём в начале декабря, когда искристый снег, шедший всю ночь и переставший только под утро, лежал на заметённых дорожках сиреневого сада, она сказала за завтраком:
— От чего это ты сел во главе стола? Это место батюшки.
Тогда Лев не предал этой фразе большого значения, после скандала на императорском балу, Алёна иногда бывала излишне вредной. По-настоящему тревожный звоночек он услышал, когда та достала свои старые платья и велела высечь дворовую бабёнку за то, что та ей сказала:
— Помилуйте, сударыня. Да, вы годов тридцать такого не нашивали.
Но на счастье крестьянки вмешалась Мария.
— Алёна Володаровна, — нахмурилась она. — Вы конечно, всегда отличались любовью к фасону, не подходящему вам по возрасту, но, чтобы впасть в юность… Видит Перун, это выглядит убого.
Алёна встрепенулась, и словно мутная пелена слетела с её глаз.
— И правда, — потерянно протянула она. — Чего это я? Вот смотрю сейчас, и кажется мне, что эти платья совсем устарели. Ну, кто сейчас носит такие кружевные воротники?
Видеть сестру, впадающую в забытье было горько. В последний год на них свалилось множество всяких неприятностей, и Лев не видел ничего странного в том, что Алёна пыталась справиться с потрясениями своим способам. Легко и непринужденно, словно ничего и не произошло.
Но однажды, январской ночью его разбудил камердинер.
— Проснитесь, сударь, проснитесь.
Лев не понимал, что происходит, и первым его желанием было отослать вон настойчивого слугу, а на утро устроить ему головомойку. Но тот продолжал будить Льва, говоря, что дело требует срочного вмешательства графа и никак не может ждать до утра.
— Выйдете уже наконец, — не понятно к кому обращаясь, бросила потревоженная Мария.
И Лев понимая, что дворовой не сдастся даже под угрозой смерти, решил подняться. Кровь застыла в его жилах, когда он ступил на третий этаж. Душераздирающие крики Алёны проникали во все щели, сковывая живые души, коих у дверей её покоев собралось не мало. Присутствовал даже бледный Иван, с явными следами горячки на лице, и Пётр, видимо работавший допоздна в подвале.
Внутри пара дворовых девушек прижимали зло мечущуюся сестру к кровати. Она была облачена в одну рубашку, волосы растрёпаны и сбиты в колтуны. Голубые глаза лихорадочно блестели, а с потрескавшихся губ слетали ругательства и угрозы.
— Что с тобой, Алёна? — поразился Лев. — Остепенись.
Но уговоры не помогали и дело принимало не шуточный оборот. Девушки были на пределе своих сил, а Алёна, словно и не тратила их вовсе. Петру пришлось взять бутылёк забвения из запасов. Только после того, как им удалось влить его содержимое Алёне в рот (пытаясь разжать ей зубы, Лев чуть не лишился пальцев), она затихла и забылась глубоким сном.
Побитые сударыней девушки и дворовые отправились к себе во флигель, а Иван в сопровождении личного камердинера в свои покои.
— Не тревожься, — сказал Лев племяннику. — Подумай о себе. Все поправимо.
Лев на это надеялся. И не напрасно. По утру Алёна выглядело весело и не принужденно, словно минувшей ночью не было никакого приступа истерии, в порыве которой, она попыталась выброситься из окна, и побила пытавшихся её остановить дворовых. И то ли она действительно не могла припомнить, то ли прикидывалась, что ни понимает, откуда у неё на руках взялись лиловые пятна и царапины, которые она прикрыла длинными рукавами.
— Нынче длина и шёлк в моде, — заявила она, обмахиваясь веером из бархата и кружева.
Никто не стал ей возражать и касаться сцены прошлой ночи.
— Это переходит все границы, — заявила Мария, когда узнало о произошедшем. — Нужно, что — то делать. Алёна Володаровна становиться опасной и для себя, и для окружающих.
— Снова предложишь сослать её в Истрину? — грубо спросил Лев. — Мы уже оплачиваем пребывание там одного бедного мальчика. Если тебе все равно на неё, то подумай о репутации нашей семьи.
— Я ни разу не заикнулась об Истрине, — в том же тоне ответила ему Мария. — Но ты подумал об остальных людях в этом доме? Прошлой ночью она накинулась на дворовых, а дальше, ей под руку подвернется Лёшенька, Иван, Пётр, Клара с ребёнком, или обожаемый тобою мальчишка?
В словах супруги чувствовалась неотвратимая и жестокая правда. Смотреть, как любимица отца, красавица Алёна, такая мечтательная, лишается рассудка было невыносимо, но и бросить её одну среди белых стен, безликих марионеток, и грязных перин, Лев не мог. Он распорядился достать, когда-то снятые, решетки на окна, велел служке добавлять в чай сестре клевер, и приставил к ней несколько дворовых, чтобы они незаметно следовали за ней день и ночь, сменяя друг друга.
— Что всё это значит? — возмутилась Алёна, когда в середине декабря на окна в её комнате ставили решётки. — Лев, объяснись.
— Так всем нам будет спокойнее, — он говорил мягко, стараясь убедить сестру.
— Точно не мне, — нахмурилась Алёна. — Засова для двери не припасли?
Лев тяжело вздохнул. Он не рассчитывал на понимание Алёны, но слышать в её голосе обиду, а в глазах видеть печаль, всё равно было невыносимо. Поступи родные с ним так же, он бы чувствовал то же самое. И это вполне могло осуществиться. Лев лишь надеялся, что увиденное им несколько дней назад было лишь проделкой Сна.
Лев задержался в кабинете допоздна. Начался новый год у непросвещённых, и со всех деревень к нему свозили учётные книги для проверки, которые он не смог проверить в декабре из — за свадьбы Веры. Нужно было посчитать доходы и расходы каждой деревни, убыточные земли взять под контроль. Занявшись этим после обеда, Лев не заметил, как сгустились сумерки и за окном, после солнечного дня, разыгралась метель.
По ощущениям, время было
