Кенилворт - Вальтер Скотт

— Клерк дверей комнаты Совета, — промолвил мистер Роберт Лейнем, подчеркнуто исправляя ошибку графа.

— Ладно, называй свою должность как хочешь, милый мой, — ответил граф. — Что тебе от меня нужно?

— Очень мало, — ответствовал Лейнем, — только чтобы ваша светлость оставались для меня, как и раньше, милостивым лордом и разрешили мне принять участие в летней поездке в ваш великолепнейший и несравненнейший замок Кенилворт.

— Зачем это, любезный мистер Лейнем? — поинтересовался граф. — У меня, знаешь ли, должно быть много гостей.

— Не настолько много, — ответил проситель, — чтобы ваша светлость не нашла возможным уделить вашему старому прислужнику угол и кусок хлеба. Подумайте, милорд, как необходим мой жезл, чтобы отпугивать всех тех шпионов, которые иначе охотно будут играть в жмурки с почтенным Советом и отыскивать замочные скважины и щели в дверях комнаты Совета, делая тем самым мой посох столь же необходимым, как хлопушка в лавке мясника.

— Мне думается, что ты нашел засиженное мухами сравнение для почтенного Совета, мистер Лейнем, — сказал граф. — Но не пытайся оправдываться. Приезжай в Кенилворт, если желаешь. Там будет, кроме тебя, уйма всяких шутов, и ты придешься весьма кстати.

— Ну, ежели там будут шуты, милорд, — весело отозвался Лейнем, — то, даю слово, я уж поохочусь за ними. Никакая борзая не любит так гоняться за зайцем, как я люблю подымать и травить шутов. Но у меня есть еще одна не совсем обычная просьба к вашей милости.

— Говори и дай мне пройти, — сказал граф. — Я думаю, что сейчас уже выйдет королева.

— Мой добрый лорд, мне ужасно хотелось бы прихватить с собой свою сожительницу.

— Что, что, нечестивый негодяй? — удивился Лестер.

— Нет, милорд, то, что я говорю, согласуется с Церковными правилами, — возразил не краснеющий — или, скорее, беспрестанно краснеющий — проситель. — у меня есть жена, любопытная, как ее прабабушка, скушавшая яблочко. Взять ее с собой я не могу, ибо ее величество издала строжайший приказ, чтобы дворцовые служители не брали на праздники жен и не наводняли двор бабьем. Но вот о чем я прошу вашу светлость: пристройте ее к какому-нибудь маскараду или праздничному представлению, так сказать, в переодетом виде. Раз никому не будет известно, что это моя супруга, то никакого греха тут не получится.

— Дьявол побери вас обоих! — воскликнул Лестер, не в силах удержаться от ярости, так как эти слова опять ему многое напомнили. — Что ты пристал ко мне с такой ерундой?

Испуганный клерк дверей Совета, ошеломленный взрывом негодования, коего он был невольной причиной, выронил свой жезл из рук и воззрился на разъяренного графа с бессмысленным выражением изумления и страха, и это заставило Лестера мгновенно вновь прийти в себя.

— Я только хотел проверить, хватает ли у тебя смелости, подобающей твоей должности, — быстро сказал он. — Приезжай в Кенилворт и прихватывай с собой, если желаешь, хоть самого дьявола.

— Моя жена, сэр, уже играла роль черта в одной мистерии во времена королевы Марии, но нам не худо бы получить малую толику на покупку разных вещиц.

— Вот тебе крона, — сказал граф, — и убирайся прочь. Уже ударили в большой колокол.

Мистер Роберт Лейнем с изумлением глядел на вызванную им бурю, а затем сказал себе, нагибаясь, чтобы поднять свой жезл:

«Благородный граф сегодня шибко не в духе. Те, кто дает кроны, надеются, что мы, остроумцы, будем закрывать глаза на их дикие выходки. Но, клянусь честью, если бы они не платили, чтобы умилостивить нас, мы бы показали им, где раки зимуют!»

Лестер быстро шел дальше, забыв о любезностях, которые он до того так щедро расточал, и спеша пробиться через толпу придворных. Он остановился в маленькой гостиной, куда вошел на минуту, чтобы перевести дух в уединении, вдали от любопытных глаз.

«Что со мной творится, — сказал он себе, — если меня так терзают слова подлого проходимца, болвана с гусиными мозгами. Совесть, ты ищейка, чье рычание сразу заставляет нас встрепенуться, если мы заслышим слабый шорох крысы или мыши, равно как и поступь льва. Разве не могу я одним решительным ударом избавиться от этого гнетущего бесчестного положения? Что, если я брошусь к ногам Елизаветы и, сознавшись во всем, отдамся во власть ее милосердия?»

Он предавался этим мыслям, как вдруг отворилась дверь и вбежал Варни.

— Благодарение богу, милорд, что я вас разыскал! — воскликнул он.

— Благодарение дьяволу, ты его пособник, — ответил граф.

— Благодарите кого вам вздумается, милорд, — продолжал Варни, — но поспешите на берег. Королева уже в барке и спрашивает, где вы.

— Иди и скажи, что я внезапно заболел, — ответил Лестер. — Ей-богу, не в силах я больше все это выносить.

— Есть все основания сказать это, — с горечью ожесточения произнес Варни, — ибо ваше место, да, кстати, и мое — я ведь как ваш шталмейстер должен сопровождать вашу светлость — все это уже занято на королевской барке. Новый любимчик Уолтер Роли и наш старый знакомый Тресилиан были приглашены занять наши места, как только я кинулся разыскивать вас.

— Ты сам дьявол, Варни, — быстро произнес Лестер. — Но сейчас командуешь ты — я следую за тобой.

Варни ничего не ответил и пошел вперед из дворца к реке, а его господин как бы машинально следовал за ним. Вдруг, оглянувшись, Варни сказал тоном, звучащим довольно фамильярно, если не повелительно:

— Что такое, милорд? Ваш плащ висит на одном плече, подвязки распустились… Позвольте мне…

— Ты болван, Варни, и притом негодяй, — сказал Лестер, отталкивая его и отвергая помощь слуги. — Так будет лучше, сэр. Когда понадобится ваша помощь при одевании — ладно уж, а сейчас вы нам не требуетесь.

Сказав это, граф сразу принял повелительный вид, а с ним к нему вернулось и самообладание. Он привел свою одежду в еще более дикий беспорядок, прошел мимо Варни с видом властителя и хозяина и теперь уже сам пошел вперед к реке, а Варни поплелся сзади.

Барка королевы готовилась отчалить. Места, отведенные Лестеру на корме, а его шталмейстеру на носу, были уже заняты. Но при приближении Лестера произошла заминка, как будто гребцы предвидели, что в составе участников поездки могут произойти некоторые изменения. Пятна гнева, однако, вспыхнули на щеках королевы, когда холодным тоном, которым сильные мира сего пытаются скрыть внутреннее волнение в разговоре с теми, перед кем было бы унижением выказать его, она произнесла ледяные слова:

— Мы уже ждем, лорд Лестер!

— Ваше величество, всемилостивейшая государыня, — сказал Лестер, — вы, умеющая прощать столько слабостей, которых никогда не знало ваше собственное сердце, можете лучше всех сострадать душевному волнению, поразившему сейчас и голову и ноги. Я предстал перед вами как подозреваемый и обвиняемый подданный. Но ваша доброта пробила облака клеветы и вернула мне мою честь. Удивительно ли — хотя мне это весьма неприятно, — что мой шталмейстер нашел меня в таком состоянии, которое еле-еле позволило мне добрести за ним сюда, где один взгляд вашего величества (увы, гневный взгляд!) способен помочь мне так, как не сумел бы и сам Эскулап.