Слуги этого мира - Мира Троп

Он отчаянно соображал, прикусив антенну рации. Ти-Цэ молился, чтобы Наставник не обратился к нему еще раз, не сдал его и не забрал те крохи времени, которые у него еще оставались…

Он отнял от лица рацию и рассеянно уставился на нее.

Его осенила безумная идея, но она же была его последним шансом. Иного выхода Ти-Цэ просто не видел.

Дрожащими от волнения руками он бесшумно снял с плеча походный мешок. За неимением инструментов он достал тычок. Наружу выстрелила острая спица.

Си-Тэ уже был неподалеку. Ти-Цэ зажал примитивную рацию зубами и надавил, так что та с легким треском развалилась на две части. В слабом свете просыпающейся старой звезды и пролетающих мимо светлячков Ти-Цэ всмотрелся в начинку: провода и схемы простенько переплетались друг с другом. Он вонзил между половинками рации спицу, в гущу микросхем, и принялся за дело.

С горем пополам Ти-Цэ (наверное) настроил свою частоту на приватную с ближайшим к нему сигналом. Возился с проводами он несколько секунд, но показались они ему целой жизнью, за которую Си-Тэ успел подобраться совсем близко. Он поднес рацию ко рту.

Если не получится, я…

Ти-Цэ зажмурился. Кого он пытался обмануть? Йакит не имел понятия, что будет делать дальше. На уроках они проходили куда более сложные технологии, а потому в примитивных разбираться сейчас пришлось интуитивно. Сородич между тем подходил все ближе: еще немного, и он ясно учует запах Ти-Цэ. Он попросил звезды о помиловании, набрал в грудь побольше воздуха и…

– «Какого хрена ты все еще там делаешь?»

Ти-Цэ услышал, как подпрыгнул Си-Тэ: из его рации раздался разъяренный голос Наставника. Йакит выхватил устройство из мешка и застыл в нерешительности.

До этого Ти-Цэ с успехом имитировал звуки птиц и голоса животных, хорошо говорил на других языках и копировал самые специфические акценты, но никогда не пробовал воспроизводить голоса себе подобных. Ти-Цэ и сам испугался низкого знакомого баса, который вырвался из его горла и эхом отозвался в рации Си-Тэ. Неидеальный, но за скрипом помех очень даже эффектный.

Ти-Цэ заорал в рацию не столько для того, чтобы напугать собрата, сколько для того, чтобы перекричать дрожь в собственном голосе:

– «Ты рехнулся? Кто разрешил тебе с ножами и копьями на своего кидаться? Плевать я хотел, пустил ты ему кровь или нет, но, если порвал мешок, будь готов к тому, что заплату для него я сделаю из куска шкуры с твоей жопы».

Ти-Цэ услышал какой-то скрежет: наверное, ему худо-бедно, но передавались оправдания лепечущего Си-Тэ.

– «А ну быстро вернулся к заданию, и хватит топтаться на месте! Или… ты встретил товарища, и вы договариваетесь работать сообща за моей спиной? Что это вы затеяли, скоты нерезаные, а?!»

Ти-Цэ тут же перекричал товарища, который пытался объяснить Наставнику, как обстояли дела на самом деле. Добавил для верности еще пару особенно крепких ругательств учителя и приказал ему улепетывать прочь.

– Да, Наставник! – крикнул йакит и рванул обратно к своему иритту, которого он оставил подальше от места, где обнаружил товарища.

С минуту Ти-Цэ не шевелился. Он слушал, как Си-Тэ, ломая собой ветки, пересекает джунгли. Как он вскакивает на своего иритта и пускает в галоп. Как удирает зверь, словно за ним хвостом тянулась погоня. И только после того, как воцарилась полная тишина, вжавшийся в дерево Ти-Цэ нашел в себе силы убрать ото рта рацию. Глубокий выдох облегчения сам собой сложился в очередное ругательство, от количества которых и так уже чесался язык.

Ти-Цэ возвращал каналы связи на место почти вслепую, потому что в глазах у него было все еще темно. Попытался вновь настроиться на общую связь, чтобы не пропустить в случае чего сообщения Наставника, но все было тихо. Даже слишком.

Похоже, где-то Ти-Цэ напортачил и повредил рацию вовсе. Теперь с ним не мог связаться никто, и сигнал с радаров Наставника наверняка пропал тоже. Возможно, учитель уже это заметил и теперь пытался до него докричаться. Шерсть на загривке встала дыбом: впереди его ждал серьезный выговор.

Сказать по правде, Ти-Цэ не мог теперь решить, что будет страшнее: остаться без разящей чаши на обряде инициации или попасть сейчас прямиком к Наставнику с поломанной рацией в руках.

Шансов выжить в том и в другом случае было мало.

27

Ти-Цэ добрался до цели за час с небольшим до завершения задания.

После случившегося в кровь Ти-Цэ словно бросили шипучую таблетку адреналина, и почти весь оставшийся путь йакит преодолел на своих двоих. Иритт был не прочь пробежаться за обезумевшим наездником. Несся Ти-Цэ с такой скоростью, будто кто-то дал ему для разгона хорошего пинка.

В очередной раз Ти-Цэ остановился, чтобы отметить на карте маршрут, когда на глаза ему попался еще один собрат. Однако Юн-Ан лишь вскользь глянул на Ти-Цэ и промчался мимо. Он и сам уже напал на четкий след и не желал тратить время на его карту, за что последний был ему сердечно благодарен. И в тот же момент он понял, насколько глупо выглядел со стороны, бегущий бок о бок с ириттом, а не на нем.

С иритта он слез, когда уже почти добрался до цели, и последние шаги до победы и приза проделал медленно, тяжело переводя дыхание и едва переставляя ноги. Радость при виде щитов, аккуратно сложенных в центре выжженной поляны, к которой он вышел, почти его не тронула. Он не мог не думать об ожидающей его расправе. А возможно, его успех и вовсе признают недействительным: сказано же было не пытаться связаться друг с другом.

А он не просто связался. Это был откровенно грязный прием, чтобы избежать стычки. Ни понимания, ни милости от Наставника ждать не приходилось.

Ти-Цэ не ответил ни на один обращенный к нему взгляд. Он подвел иритта к остальным зверям, заткнул жабры грязью и угрюмо уселся чуть поодаль от успешно выполнивших задание учеников. Не хватало пока всего троих, но и у тех еще было время, чтобы присоединиться к ним.

Ти-Цэ не мог отказать себе в мучении и покосился на Ку-Ро. Важный и гордый вид красноречиво говорил о том, что он добрался до разящих чаш первым, либо одним из первых. Ку-Ро стоял чуть поодаль от остальных, чем ясно давал понять, что не желает точить лясы с кем-то из товарищей.

Щиты никто не брал. Наверное, Наставник уже дал им команду, чтобы сперва дождались его. Ти-Цэ оставалось только подражать поведению других: его рация по-прежнему хранила молчание.

Спина и плечи Ти-Цэ зудели от пристальных взглядов, но он тоже не был готов вступать