Год колючей проволоки - Александр Маркьянов

11 апреля 2015 годаУзбекистан, Ташкент

Одиннадцатая мотострелковая бригада

Сержант Владимир Юрьев

То, что происходило сейчас в Средней Азии было в общем то ожидаемо и понятно — это не могло происходить. Ведь такие организации как аль-Каида, Талибан и Хизб ут-Тахрир — они появляются не на пустом месте и не потому, что собрались несколько десятков недобрых людей, желающих перед тем как отправиться на тот свет забрать с собой как можно больше других людей, отличающихся от них.

Эти организации возникают тогда, когда есть какая-то проблема, не находящая своего разрешения в существующей парадигме мира. Так, например Талибан возник тогда, когда в Афганистане не было порядка и не было сил способных его обеспечить — любой, сколько угодно жестокий, но порядок. Аль-Каида возникла как инструмент борьбы за мировое господство, потому что Соединенные штаты Америки и вообще запад в целом все более и более не соответствовали занимаемому ими положению, а проверить насколько они ему соответствуют — было нельзя из-за наличия у них ядерного оружия. Хизб ут Тахрир возник и приобрел немалую популярность как реакция на то, что происходит в бывшем Советском союзе — и не только в республиках, но и в самой России. Он возник как реакция на безнадежность, наглую, разнузданную коррупцию и отсутствие социальных лифтов, то есть отсутствие прежде всего для молодежи возможностей изменить свое незавидное положение. С тех пор, как возник пресловутый кризис — а он был и есть ни что иное, как свидетельство исчерпания возможностей старого экономического уклада и отсутствие более возможности жить в долг и за чужой счет — популярность подобных организаций только росла, приток новых членов увеличивался после каждого ухудшения экономической ситуации. А она не могла не ухудшаться — вместо того, чтобы строить или хотя бы проектировать какой-то новый экономический уклад — "лидеры" пытались оживить старый, вкачивая в него деньги и получая на выходе чудовищный уровень спекуляций и инфляцию. Ничто уже не стоило своей цены, и единственное, что пока не обесценилось — человеческая жизнь.

Но у всех организаций, упомянутых выше, были две общие черты. Они всегда складывались в тех местах, где люди чувствовали несправедливость власти и в тех местах, где было много молодежи. Второе даже важнее чем первое. Много молодежи в одних местах и много стариков в других — вот хворост для страшного мирового пожара. Эта молодежь в старой экономической парадигме была никому не нужна, у нее не было никаких шансов изменить свое незавидное положение. Так получалось, что в странах — старых лидерах богатство (чаще всего фиктивное) распределялось не в соответствии с работой, а в соответствии с некими другими параметрами и установками, и сокращение населения там было в чем-то выгодным — большее благо делилось на меньшее количество людей. Более того — все больше и больше блага требовали себе старики, которых было все больше и больше — но эти старики не способны были защитить свои права примитивной физической силой и в общем то были никому не нужны даже в своих странах. Даже в них появлялось все больше и больше разгневанных молодых людей, не желающих жить в мире стариков. А на Востоке, в мире обездоленных слишком многие понимали, что единственный их шанс в жизни — не вписаться в существующий порядок вещей, а разрушить его и строить свой. Просто потому, что их больше, у них есть автоматы и желание убивать.

Было и еще кое-что. На какое-то время в мире осталась всего лишь одна господствующая идеология — идеология капитализма. Но она, эта идеология не была приемлема для большинства населения земли, коммунистическая же идеология была дискредитирована и разрушена. И вот на ее место взошла другая, родственная и очень сильно похожая идеология, апеллирующая не к праву, а к справедливости, не к конкуренции, а к солидарности — агрессивный ислам. Агрессивный потому, что именно он требовал мирового передела — капиталистов все устраивало. Ислам появлялся там, где не было капитализма, где он отвергался — он появлялся даже скорее как защитная мера против капитализма. Вот почему, агрессивный ислам стал понемногу приживаться и в России — там, где его не было никогда.

То, что произошло год назад здесь, в Ташкенте было больше, чем просто преступлением — это было ошибкой. Власть наша, глупая, беспринципная и своекорыстная — очень опасное сочетание! — пошла на этот шаг по нескольким причинам. Первая — Узбекистан это не просто страна, эта сильнейшая страна региона, и это страна, добывающая столь нужный в газовом балансе России газ. Ее переход под власть исламских радикалов грозил обрушением всей конструкции среднеазиатской стабильности. Власть в этом регионе не была народной — она была антинародной, она существовала за счет народа, угнетая, грабя и подавляя народ. Ее нельзя было назвать демократической, потому что интересам народа она не отвечала ни в каких раскладах. И если обрушение власти в Кыргызстане, основанное не на исламе, а на простом разнузданном бандитизме и басмачестве мало что значило, это было чисто локальное событие — то установление исламской диктатуры в Узбекистане давало слишком скверный пример для всех соседних республик и грозило превратить всю Среднюю Азию в пылающий костер экстремизма.

Вторая причина — это газ. Газ был как в самом Узбекистане, так и в Туркменистане, который мог рухнуть следом, а кроме того через Узбекистан проходил газопровод. Когда то давно Советский союз высмеивали за то, что он оказывал помощь, в том числе военную просто так, тем, кого считал правым в какой-то ситуации. Что ж, сейчас мы попытались провести чисто захватническую войну, имеющую экономические причины и нацеленную на грабеж другого народа — чем русские никогда в жизни не занимались. Во многом, эта война была спровоцирована Газпромом и его интересами. Результаты, как и следовало ожидать — были печальными.

Третья причина — это простая дезинформация. Американцы, сами истекая кровью в Афганистане, сумели подкинуть нам информацию, согласно которой они планировали высадиться в Узбекистане, используя силы восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии и отряды частных контракторов — наемников. Для России сразу стало "делом чести" опередить американцев — и мы ринулись вперед, даже не поняв, что американцы просто затягивают нас в кровавую трясину, чтобы либо уцепиться за нас и выбраться — либо погибнуть вместе.

А проблема, вырисовавшаяся после вторжения, была одна и вырисовалась она во всей своей неприглядной красе. Мы не могли дать узбекам ничего лучшего, чем-то что было у них до этого. Вторгаясь в Афганистан — что было не меньшей ошибкой — мы хотя бы могли предложить афганцам не просто войну — а строительство справедливого общества, насколько справедливого, что даже после нашего ухода поверившие нам афганцы продолжали сражаться против не только банд вооруженной оппозиции — но и против регулярных частей пакистанской армии. Здесь же мы не сделали ничего, кроме бомбежек повстанцев и организации новой власти, "подконтрольной России" и состоящей из практически тех же лиц.

Так мы стали оккупантами.

Гражданский аэропорт на интересы группировки не работал, базой штаба объединенных сил и заодно авиабазой был избран бывший авиазавод им В.П. Чкалова. Построенный советской властью и разгромленный властями независимого Узбекистана он как нельзя лучше подходил для размещения штаба Объединенных сил — с уже готовым охраняемым периметром, с огромными цехами, с целым заводским аэродромом. Когда сюда высаживались десантники девяносто восьмой дивизии — они удивились стоящим в цехах огромным самолетам в основном в высокой степени готовности — было такое ощущение, что все ушли отсюда, из цехов только вчера, и утром придут и снова начнут работать. Потом, в горячке, чтобы освободить место, самолеты чуть не взорвали — но потом пришел приказ, их отбуксировали на открытые стоянки, часть из них оснастили двигателями и они кое-как улетели в Ульяновск на достройку, а две машины так оживить и не удалось, и они так и стояли на бетонке под дождем и палящим солнцем, как мрачные памятники развала огромной и великой страны, которая отправляла таких птиц в небеса. Увы… обмельчали все сейчас.

Сержант Владимир Юрьев, недоучившийся офицер "сердюковской поры", ставший сержантом, вместе с более чем двадцатью другими летел попутным бортом из Астрахани, на смену. Шли над Каспием, потом над Казахстаном — Туркменистан больше российские борты в свое воздушное пространство не пускал по понятным причинам. Вообще, захват Узбекистана, который в общем то облегчил жизнь всем близлежащим странам не был понят и оценен ими. Сразу же развалилось СНГ — это и так было мертворожденное образование, выход из него большинства членов просто подвел итог под политической агонией. Фактически развалилось и ОДКБ — из него не стали демонстративно выходить просто потому, что там был Китай. Все страны Востока начали усиленно искать себе "партнеров" на стороне — Туркменистан и Таджикистан мгновенно начали домогаться (именно так это и выглядело) благосклонности Ирана, Азербайджан сразу подружился с Турцией, Грузия уже равно флиртовала с НАТО. Почти сразу после удара по Узбекистану и начала там войсковой операции — серьезно полыхнуло на Украине, Польша и Румыния сделали практически то же самое, что сделала Россия — некое табу на резкие движения, на силовое решение территориальных вопросов, и так подмытое действиями США теперь было окончательно сломлено. Скорее даже Россия его сломала — она поступила точно так же, как поступали и поступают США, но Америка в глазах мирового сообщества была легитимным "мировым жандармом", который вправе так поступать, а вот Россия — нет. Сложную позицию занял Казахстан — осуждая Россию (тише всех), он не вышел из таможенного союза, но одновременно резко переориентировался на Китай. Китай же неожиданно повел себя довольно холодно, сразу дав понять, что кроме экономического сотрудничества и природных ресурсов Казахстана больше его ничего не интересует и ни о каких китайских базах или китайских военных советниках не может быть и речи. Если Казахстан желает приобрести китайское оружие — то это его право, и оружие будет продано — но опять таки без всякого продолжения и без всяких военных обязательств. Немало озадаченный такой постановкой вопроса Казахстан решил "придержать коней" и больше ни к кому с предложениями вассалитета не обращался.