Сокровища Перу - Карл Верисгофер

При этих словах сеньор Эрнесто порывисто схватил руку Бенно и горячо пожал ее.

— Вы — хороший, сердечный человек! — воскликнул он. — Вы пожалели несчастного человека! Бенно, это письмо писал я, и собака, раньше по крайней мере, принадлежала мне!

— В таком случае позвольте узнать, письмо ваше адресовано было в Гамбург?

— Да!

— Ну, так напишите его вторично; если все будет обстоять благополучно, я с одним из ближайших пароходов думаю вернуться с господином Халлингом и доктором Шомбургом в Гамбург и могу передать по назначению ваше письмо.

— Обратно в Гамбург? Но разве вы не намеревались присоединиться к сеньору Рамиро и…

— Стать цирковым наездником, хотите вы сказать? О, нет! — и Бенно рассказал своему собеседнику о своем знакомстве с Рамиро, о своей легкомысленной проделке в Гамбурге и об изгнании не только из дома, но даже и из Европы, о своем бегстве от Нидербергера и дальнейших скитаниях.

— И после всего этого вы все еще хотите вернуться туда?

— Но что же мне остается делать? Я был в старшем классе гимназии, я мечтал поступить в университет, но, конечно…

— Ну, а не пожелали бы вы заняться сельским хозяйством, например? — спросил сеньор Эрнесто. — Я живу один, останьтесь у меня, займитесь этим делом, а родителям вашим я бы написал.

— О, вы, право, так добры! Но…

— Но вас влечет наука! Тогда, конечно, другое дело, но все же я могу написать вашему отцу несколько строк…

— У меня, к сожалению, нет ни отца, ни матери: я не любимое, а только по необходимости терпимое в доме дитя умерших родителей. Еще ребенком я оказался в доме моего дяди и там вырос, не зная ласки и любви… Фамилия моя, вы ее, кажется, не знаете еще, — Цургейден, мой дядя крупный коммерсант, сенатор Иоханнес Цургейден, которого знает весь Гамбург!

— Цур… Цур… — произнес, почти задыхаясь, сеньор Эрнесто, как будто выговорить эту фамилию, этот слог стоило ему напряжения всех его сил. Он побледнел до того, что если бы Бенно в этот момент взглянул на него, то, наверное, испугался бы. Но прошло немного времени, и сеньор Эрнесто успел оправиться и овладеть собой.

— Да, все это печальные обстоятельства, но вам не стоит отчаиваться, все может еще устроиться, согласно вашему желанию, несмотря ни на что. Ваш дядя одинокий человек? Вы только с ним вдвоем жили? — продолжал сеньор Эрнесто.

Тут Бенно вспомнил старика Гармса и рассказал своему собеседнику о нем, о его преданности и любви ко всеми покинутому мальчику, о том, что старик завещал ему все свое состояние.

— Да благословит его Бог за это! — воскликнул растроганный до глубины души сеньор Эрнесто. — В Концито есть почтовая контора, вы можете отправить оттуда письмо и старику Гармсу, и господину сенатору, быть может, он согласится на ваше возвращение и позволит вам поступить в один из немецких университетов, а в крайнем случае можно будет сделать это и помимо него.

— О, благодарю! Благодарю вас, сеньор Эрнесто! Ваша доброта трогает меня до глубины души.

— Ну, а теперь прощайте. Спокойной ночи, Бенно! — прервал его хозяин дома.

— Спокойной ночи, сеньор!

Дверь затворилась за ушедшим. Бенно просидел еще некоторое время в раздумье у окна, а сеньор Эрнесто, вернувшись в свою спальню на другом конце коридора, присел к столу и, опустив голову на руки, долго, долго рыдал.

— Боже мой! Боже мой! — восклицал он. — Мне кажется, что я сойду с ума!

На следующее утро один из слуг-туземцев, нагрузив несколько корзин плодами гранатов, ставил эти корзины на легкую ручную тележку, когда к нему подошел сеньор Эрнесто и, ласково поздоровавшись с Рамиро, стоявшим тут же, спросил:

— Ну что, Модесто, скоро ты управишься?

— Я хоть сейчас готов, сеньор, и могу отправиться в город сию минуту!

— Позвольте и мне, сеньор, отправиться вместе с ним в город! — стал просить Рамиро.

— Нет, сеньор, это совершенно невозможно. Вся страна восстала против чужеземного владычества, все до того озлоблены, что не дают спуску никому. Вас могут принять за испанского шпиона, и тогда ваша песенка спета. Модесто — дело другое, его здесь, по дорогам и в городе, все знают, да и сам он знает здесь все дороги и тропинки и в случае, если его остановят, он бросит тележку и плоды и сбежит в город, как бы спасаясь от гнева своего господина, и даже в этом случае достигнет своей цели.

— Скажи мне, Модесто, что тебе поручено разузнать в городе? — спросил Рамиро.

— Я должен узнать, жив ли еще настоятель монастыря Святого Филиппа, брат Альфредо, и как его здоровье! — ответил Модесто.

— Ну да, ну да, — прошептал Рамиро. — Ах, Боже, помоги ему!

Сеньор Эрнесто взглянул наверх: окно комнаты Бенно было завешено, очевидно, молодой человек еще спал.

— Не надо будить его, — заметил хозяин дома, обращаясь к Рамиро, — пусть спит! Скажите, вы, кажется, хотели усыновить этого молодого человека, если не ошибаюсь?

— Когда я получу обратно свое богатство, то, конечно, да!

— И тогда он должен будет стать цирковым наездником?

— Боже сохрани! Он может быть всем, кем он только пожелает: графом, принцем, землевладельцем…

— А вот и он! Теперь пойдемте завтракать, все остальные уже встали, я их уже видел.

После завтрака все отправились осматривать поместье сеньора Эрнесто.

За садом тянулись виноградники, позади надворных построек виднелись ряды лучших персиков и целый лес плодовых деревьев. Далее шли поля, луга и пастбища. Дошли и до прекрасного пенящегося водопада, низвергавшегося с высокой темной скалы в обширный природный бассейн.

— Теперь, если хотите, я покажу вам мои продуктовые магазины и склады, — сказал хозяин поместья, — они вот здесь, в этих скалах!

— Да разве здесь есть пещеры? Я нигде не вижу входа!

— Тем лучше! Это меня очень радует, значит, и неприятель, в случае чего, не увидит его! — сказал сеньор Эрнесто.

И он повел своих гостей в горы. Обогнув две-три небольших скалы, они очутились перед входом в высокую и просторную пещеру, перед которой, подобно серебристой завесе, низвергался водопад, скрывая этот вход со стороны долины.

В пещере царил полумрак, и различать предметы можно было не вполне ясно. По приказанию сеньора Эрнесто один из слуг, сопровождавший маленькое общество, зажег несколько свечей в жестяных подсвечниках, прикрепленных к стенам пещеры, и все кругом осветилось.

— Эти пещеры издавна служат мне амбарами и кладовыми, но с начала войны, предвидя возможность вторжения врага, я собрал здесь громадные запасы всевозможных пищевых продуктов и принес сюда все, что у меня есть памятного или ценного. Эта пещера, в случае чего, может даже служить жильем.