Энциклопедия мифов (Том 2) - Максим Фрай

Он умолкает (я умолкаю). И так все ясно.

Глава 114

Фраваши

Фраваши жалки и велики, убоги и могущественны. Они <...> реют в небесах, закованные в металлические доспехи...

Проснувшись, обнаруживаю царапины на левой ладони - не кровавые, как следовало ожидать, а бледно-розовые следы словно бы давным-давно заживших ран. Но разобрать немецкое слово все еще можно. "Шёнефинг", - бормочу, торопливо разыскивая блокнот и хоть плохонький какой-нибудь пишущий предмет. В доме человека, разбогатевшего на торговле электроникой, такого добра, понятно, не водится. Хорошо хоть я, мелкий клептоман, ношу в карманах непонятно чье имущество - вот и ручка гелевая там оказалась. Сие мудреное стило оставляет на бумаге оранжевые, как брызги апельсинового сока, точки и полосы.

Ну вот, записал. Что дальше?

А дальше - чистый, ничем не замутненный восторг. Начало нового изумительного дня, роскошная аскеза холостяцкого утра: огненные и ледяные струи воды в душе, аромат сандаловой палочки в коридоре, стакан лилового виноградного сока, тревожащий ноздри кофейный дурман, полосатый шезлонг на балконе, игра в жмурки с солнечными зайчиками. Мне много не надо: довольно и того, что я есть пока, дышу, осязаю, обоняю, вижу, не понимаю ни черта, но знаю откуда-то, что так и надо. Такая уж у меня сейчас счастливая, глупая полоса наступила в жизни, которую я люблю с неистовой, бесшабашной страстью неофита.

После первой чашки кофе пытаюсь собраться с мыслями. Дурная работа: эта мелкая сволочь разбегается врассыпную. Обрывки мнений, суждений и выводов щекочут дальние окраины моего сознания, дразнятся, хихикают, как бесенята.

События, вплетенные в пеструю ткань моего бытия, и правда, не поддаются удовлетворительным объяснениям, не переводятся на привычный телеграфный язык: "да - да - нет - да", поскольку не могут быть описаны при помощи точек и тире, данных нам свыше.

Я - капля, пролившаяся из общего котла, переполненного причудливой смесью сомы и помоев. Куда именно я выплеснулся: в небеса, или на грязный асфальт; суждено ли мне стать облачной пылью, крошечным сияющим кристаллом льда, или неприметным глазу грязным пятном, стремительно испаряющимся под лучами полуденного солнца, - поживем, увидим. В любом случае, менять что-либо уже поздно, да и ни к чему. Я - дурак, по определению, а судьба, по определению же, умница, красавица, круглая отличница боевой и политической подготовки. Ей, понятно, виднее.

Глава 115

Фу-син

Фу-сина изображают в одеянии гражданского чиновника с развернутым свитком в руках, на котором написано: "небо ниспосылает счастье".

Я же подбиваю бабки.

Направление, вероятно, по-прежнему, юго-запад. То ли конечный пункт, то ли станция пересадки именуется Schц nefing. Сколько бы я не шлялся туда во сне, это, кажется, делу не поможет. Придется притащить туда всю свою тушку, целиком: бледную шкуру, каменные от ужаса потроха, взъерошенные перья. Иначе почему-то не катит.

Ладно. Есть сэр. Будет исполнено, сэр. Чай, твоя душенька довольна?

Душенька не то чтобы так уж довольна, но держится молодцом. Поехали дальше.

Зачем нужен фотоаппарат, я, кажется, уже разобрался. Погружение в чужие шкуры, чужие судьбы, чужие дремотные существования - малоприятная, но, вероятно, обязательная дисциплина для того, кто вознамерился получить диплом по загадочной специальности "Ключник". Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий, если внутренние либерал и гуманист вдруг объединятся, да сдуру решат, будто я не должен вмешиваться в чужую жизнь, которая, как правило, до одури проста, но, что греха таить, на некоторых участках чрезвычайно приятна, мне будет полезно иметь в виду, что я - благо. Потому хотя бы, что человеческое существо не имеет права на простоту. Простота действительно много хуже воровства, простота - это вооруженное ограбление самого себя. Фальсификация, симуляция жизни. Осквернение могилы из плоти, в которой покоится бессмертное существо. Исходящий от него запах гниения не оставляет надежды.

Так?

- Примерно, - равнодушно кивает мое отражение из маленького круглого зеркальца, помещенного на балконной стене не иначе как в качестве установки для беспрепятственного размножения солнечных зайчиков.

Кажется, мы начинаем приходить к согласию.

Глава 116

Фэнхуан

... слово фэн <...> первоначально было обозначением <...> посланца небесного владыки.

Я на взводе, а значит, самое время воспользоваться давешним советом Франка. Спускаюсь во двор, сажусь в машину. Медленно (иной темп в будний день в центре Москвы невозможен) проползаю несколько кварталов, петляю по переулкам. Успокаиваюсь.

Приведя себя в приемлемое состояние, нахожу свободное место в тени, паркуюсь. Сижу, не трепыхаюсь, не думаю ни о чем, а словно бы шарю в собственных потемках, ощупываю свои тайные швы, обыскиваю себя: что там?

Ключ, что ж еще?

Я чувствую его иррациональную, нежную тяжесть. Ключ ворочается в груди, как крошечное дополнительное сердце. Кровь моя уже приобрела, наверное, едва заметный металлический привкус. Возможно, со временем, она окрасится в изумительный бирюзовый оттенок медного купороса. Никаких возражений: подобная смена биохимической концепции кажется мне эстетически приемлемой...

С ленивым удивлением браню себя за легкомыслие. Что за детство в жопе заиграло: кровь у него, видите ли, цвет поменяет... Кому какое дело до окраски компота, сваренного из твоих потрохов, чучело? Ты бы лучше спросил себя: не пришло ли время учиться открывать двери? Там, в Нижнем городе, у тебя неплохо получилось. Ну и?.. Я жду продолжения. Одного фокуса маловато будет.

Распекать себя мне помешали звуки шагов. Ритмичный цок каблучков, тишайший скрип кожаных подошв. Приглушенный до шепота женский голос вдруг произнес над самым моим ухом:

- Тут вот ведь что. Мало кому удается вести себя во сне как наяву. И, уж тем более, наяву - как во сне...

Ни фига себе заявление! Это что же за прохожие такие снуют по замоскворецким переулкам?

Выглядываю. Вижу поспешно удаляющуюся от места моего привала парочку. Высокий мужчина в летнем костюме из светлого льна и миниатюрная блондинка в полупрозрачном оранжевом сарафане. Я хотел было выскочить из машины, догнать, остановить, увидеть их лица, расспросить, - сам не знаю о чем.

Словно бы почуяв мое намерение, женщина оборачивается, дружески мне подмигивает, демонстративно прижимает палец к кукольным губкам. "Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест", - явственно слышится мне детская дразнилка, хотя ни слова не было сказано вслух. Ее спутник, кажется, укоризненно качает головой, но на мгновение останавливается и тоже оглядывается на меня. Я успеваю разглядеть бледное лошадиное лицо, коротко подстриженную "профессорскую" бородку, тонкие, но яркие губы.