Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты - Макар Бабиков

В такие дни в полный рост не вставали, не ходили, огонь не разводили, печку не растапливали.

Наголодавшись в апреле и в мае, теперь питались вполне сносно. Продукты им сбрасывали несколько раз. Особенно себя не морили, но привыкли есть по строгой норме, расчетливо, всегда хранить хоть небольшой страховой запас на непредвиденный случай.

Связь держалась устойчиво, проходимость радиоволн была хорошей. Научились спаривать батареи питания так, чтобы каждая выдавала свои запасы без остатка, до нуля.

Шел седьмой месяц их вахты.

24 августа в Киркенес проплыл небывало большой конвой: более пятидесяти различных судов и кораблей охранения. Столь многочисленного каравана за все время разведчики ни разу не засекли. Только однажды в начале лета видели около тридцати судов и кораблей.

Донесение на базу пошло вне графика. Костин только сменился с ночной вахты, упаковал радиостанцию, как обычно, все подготовил на экстренный случай и пошел в шалаш отдыхать. Но сон не шел, какая-то смутная тревога не оставляла его. Не выдержав, встал и вышел из шалаша.

Ляндэ и Игнатьев сидели поодаль друг от друга молчаливые, сумрачные.

Не говоря ни слова, покурили, по привычке все время посматривая по сторонам.

Километрах в полутора по горной тропе показались шедшие походной колонной немцы. Ребята следили за ними, пока те не скрылись за поворотом.

— Пойду-ка я, посмотрю, что делается впереди, — сказал Ляндэ и тут же поднялся поглядеть на лощину, которая от их шалаша не была видна.

Через минуту вернулся бегом.

— Немцы подходят сюда, собаки на поводках, нас чуют, рвутся вперед…

Быстро схватили все приготовленное на случай тревоги и кинулись в сторону Вадсё, ближе к морю, к фашистским гарнизонам.

По конвою, повернувшему на юг Варангера, к Киркенесу, на шири залива, в удалении от зенитных батарей, ударили советские штурмовики. За ними налетели пикировщики. Небо расцветилось облачками шрапнели.

— Вот это да, смотреть приятно… — Улыбка тронула губы Костина.

— Хоть нас гонят, но и немцев колошматят, на душе легче, не зря сработали. — Ляндэ тоже был доволен.

Обернулись поглядеть на свое последнее пристанище. Там немцы осматривали обжитую полянку. Один поднял лыжную палку, на которой ребята иногда что-нибудь сушили, с недоумением повертел ее в руках. Почему она тут, ведь август на дворе?

Другой схватил за угол плащ-палатку, которую ребята накинули на замусоренное становище. Следов жизни разведчиков было много.

Ребята не стали больше испытывать судьбу, побежали прочь. Плато было высокое, ровное, не укрытое сопками, с него хорошо просматривались и Киркенес, и Вадсё, и даже Найден.

Спустились в долину, внизу тек ручеек. Брели по воде, потом перепрыгивая с камня на камень, чтобы сбить собак со следа, пока не стемнело. Остановились на привал. Достали харчи, подкрепились. За едой раздумывали, что делать дальше.

Недалеко оставалось до того места, где принимали самолет, сбросивший им тюки с грузом. Там хранился запас шоколада, других продуктов не осталось. В следующую ночь самолет должен был сбросить им очередную партию имущества. Но в ту же сторону пошли и немцы. Следовало быстро взять шоколад. Потом может оказаться поздно: либо сами удалятся основательно, либо враг помешает подойти.

За шоколадом сходили Ляндэ и Игнатьев.

Двинулись на следующую точку, там хранились батареи и антенна. Шли всю ночь до рассвета. День отлеживались в укрытии, ночью отправились дальше. Ранним утром 26 августа появились на запасной точке. Антенна сохранилась в рабочем состоянии, а батареи к радиостанции сели.

Пришлось возвращаться на то место, куда самолет бросал груз. Там в нескольких мешках были заложены небольшие резервные запасы продуктов, спрятаны батареи. Подходить близко к мешкам боялись, опасаясь попасть в засаду.

— Миша, ты поспи, потом примешь вахту. А мы с Толей тут что-нибудь поищем.

Часов около шести вечера Костина разбудили:

— Вставай, поедим. Мы тут кое-что приготовили.

Собрали грибов, в непроточных заглублениях — там, где местами за лето речка пересохла, — от русла отделились лужицы, в них осталась рыба, руками поймали несколько форелин. Сытно подкрепились теплой похлебкой.

— Тут совсем недалеко до нашего первого лагеря. Мы с Толей сходим, посмотрим, может, найдем что нужное. А ты здесь подежурь.

И Ляндэ с Игнатьевым ушли.

— Надо бы подняться повыше, посмотреть, все ли спокойно, — собрался Игнатьев.

Через короткое время донесся его голос:

— Володя, иди сюда…

Ляндэ поспешил к Игнатьеву.

— Ты знаешь, этого камня раньше не было. Я их все запомнил.

К камням в округе успевали присмотреться, как к вещам в квартире.

— Верно, я тоже его не засек.

Подошел Костин:

— Камень-то встал и пошел…

До шагающего «камня» было с полкилометра.

Накинули на спины рюкзаки, схватили оружие и побежали прочь. Сначала бежали по речке, временами оборачивались поглядеть назад: немецкую поисковую группу видели, изредка за каким-нибудь поворотом или скалой она пропадала из глаз.

Надвигались сумерки. Разведчики шли то берегом, то по камням, торчащим из воды. Часов в одиннадцать вечера сели передохнуть. Закурили.

— Куда дальше пойдем, Володя? — спросил Игнатьев. Они почти не сомневались, что немцы станут поджимать их с разных сторон, постараются не терять из виду, загнать в какое-нибудь безысходное место.

— Надо было держаться поближе к батареям. — Костин острее других чувствовал, как без источника питания его радиостанция стала лишь тяжелым грузом.

— Батареи надо непременно забрать. Без них нам гибель. Покрутимся тут, понаблюдаем. Может, прошмыгнем, — решил Ляндэ.

После привала пошли почти в обратную сторону. Ночью поднялись на плоскогорье и по возвышенности взяли направление к реке Равдуль. Она течет на север, потом поворачивает на восток, вбирает в себя массу речек и ручейков, набирает силу, становится рекой Вестерильвен и уходит к Сюльте-фьорду.

Всю ночь не останавливались. К утру подошли к спуску в долину Равдуля. Весь склон усыпан бесчисленным множеством камней. Они были потемневшие, замшелые, напоминали чугунные ядра для старинных пушек, словно кто-то собирался стрелять из разнокалиберных орудий и так их хитроумно уложил, что они не громоздились друг на друге, не лежали слоями, а рассыпались в один ярус, но от камня до камня остались прогалинки, будто для того, чтобы по ним вода скатывалась да земля дышала. В эти расщелины ступня не умещалась. Идти приходилось друг за другом, ступая осторожно, след в след. Если нечаянно нога цепляла какой-нибудь камень, он срывался с места, катился вниз, увлекая за собой другие.