И обретешь крылья... - Лиза Фитц

Я могла бы предвидеть все это. И все же — вопреки всем доводам рассудка — я позволила ему вернуться. Как всегда, так и на этот раз, душевный груз оказался слишком велик для меня.

А затем случилось то, чего и следовало ожидать: я пожалела об этом!

В один прекрасный момент, когда ему до двух часов ночи пришлось сидеть с ребенком, ожидая прихода жены, а мне его прихода, мое терпение лопнуло. Когда он наконец-то явился, в половине третьего, я уже упаковала его чемодан и выставила перед дверью. Мы поругались. Я стояла неодетая, дрожащая и настаивала на том, чтобы он погрузил свой чемодан в машину и убирался.

— Я скорее умру, чем снова впущу тебя в этот дом, — сказала я. Он безмолвно удалился и после двухдневной дискуссии переехал совсем.

В июле мне предстояли двухнедельные съемки. Он пообещал навестить меня — день и время были обговорены — и снова заставил меня ждать без звонка, без предупреждения, без какого-либо сообщения.

Торак наклонил голову и задумался. Потом сказал:

— Я подозреваю, что желание поставить новое шоу на сцене придало вам сил. Можно сказать, что вы действительно вытащили себя работой из душевной пропасти.

— Так оно и было. Никто и ничто не могло мне помочь, кроме творчества. Искусство, если хотите… моя старинная профессия.

Торак посмотрел на меня испытующе.

— И больше никто?

— О, конечно, я не хочу быть несправедливой: наши отношения с Янни стали улучшаться и стали даже интенсивнее; наша совместная работа была интересной и творческой. Бени, Реза и семья помогали мне. Если бы со мной не было всех этих людей, к которым я в любую минуту могла обратиться, и прежде всего моей мамы и Нонни, то кто знает… возможно, меня сейчас просто не было бы в живых. Я действительно удивляюсь, как тогда не застрелилась.

Торак засмеялся.

— Но ведь он тоже был с вами…

— Да. Он был рядом и помогал. Больше, чем я могла ему помочь. Моя поддержка заключалась скорее в том, чтобы провоцировать его на духовный и человеческий рост.

Мы взглянули друг на друга.

— Тем самым, у истории оказался счастливый конец…

Я покачала головой.

— Нет, совсем нет. Одиночество и грусть стали спутниками моей жизни. Ни нежности, ни любви, одна только безрадостная пустота и изоляция. Я съездила с Питом на пару недель в Лондон, еще на неделю ездила отдохнуть в Австрию. Но ничего не помогало. Я не могла открыть себя ни одному мужчине, я была не готова к новой любви. Я делала какие-то попытки и имела интимные контакты с молодыми парнями, но это все было поверхностно.

Мы немного помолчали, потом Торак спросил:

— А эротика?

— Была одна встреча. В Гамбурге.

— Рассказывайте…

Симон поехал со мной в Гамбург.

Мы были в хорошем настроении, слегка взволнованы и напряжены в предчувствии того, как «Феникс» будет выглядеть в северном свете. Должен был состояться четырнадцатидневный фестиваль, и как кульминационный пункт его было объявлено мое шоу. Все три представления ожидались с аншлагом — нельзя было достать ни одного лишнего билетика. Отель, в котором мы остановились, был первоклассным, а для меня лично щедро зарезервировали целую анфиладу комнат.

В первый день после обеда у нас оставалось не так уж много времени до проверки звука, да и предстоящее первое выступление тоже не оставляло времени для расслабления.

Вечер прошел просто блестяще. Я была в лучшей форме и в прекрасном настроении. Симон стоял за кулисами, облокотясь о стул, и с удовольствием выслушивал мое жонглирование ругательствами и словесную акробатику.

— Сегодня мне очень понравилось, — сказал он мне после представления.

А пока он смотрел, усмехаясь, на публику там, в зале, которая смеялась во весь голос над моими остротами. Где были эти сдержанные гамбуржцы, которые обычно так отстраняются от всего? Я не могла разглядеть ни одного. Зрители визжали от удовольствия и долго аплодировали после каждой третьей фразы, так что вечер продлился на двадцать минут дольше обычного.

После представления ко мне подошла одна дама, около пятидесяти, с решительным выражением нежного, хорошо вылепленного лица и сказала:

— Чувствуется, что вы знаете, о чем говорите. Это не манная каша — здесь видна настоящая жизнь, пропущенная через себя!

Я ничего не ответила, а только кивнула в знак согласия. Она пожала мою руку и сказала:

— Всегда кому-то приходится прорубать просеку в нехоженом лесу…

Я разволновалась и не заметила, как Симон подошел и встал позади меня. Он приобнял меня за плечи и заглянул в глаза.

— Ты была великолепна, — сказал он, — ты такая сильная… гораздо сильнее, чем я. Ты нужна мне. Ты самый важный человек в моей жизни… кроме, разве что, моего ребенка. Но ты стоишь с ним на одном уровне.

После представления пришли Андреас и Фрида, оба тоже связанные с гамбургской сценой. У Фриды волосы были длиной со спичку, и у Андреаса точно такие же, и оба они были затянуты в черную кожу. Пит и Джей нашли это классным, все были в приподнятом настроении, каждый со своими детскими фантазиями в голове. Симон был не особенно разговорчив, но точно так же наслаждался царящей атмосферой фривольности. Фрида держала магазин, торгующий всякими эротическими аксессуарами, и пригласила нас посетить его на следующий день. Андреас предложил поводить нас по Гамбургу и показать кое-какие кабаки, которых мы, вероятно, еще не знаем. Мы договорились на пять часов следующего вечера.

На следующий день мы все собрались, чтобы пойти в магазин к Фриде. Все взволнованно болтали между собой, обязательно собираясь привести сюда своих друзей и подружек. Я добрый час примеряла и рассматривала всякие лакированные и резиновые штучки, необычное белье и постоянно подзывала Симона к кабинке, чтобы спросить его совета. Его глаза между тем начали блестеть каким-то незнакомым светом.

А я купила плетку. Я не имела в виду ничего конкретного, думала только, что, может быть, она пригодится в каком-нибудь сценическом номере. Этой ночью мы по дороге зашли не менее чем в десяток различных кабаков, музыканты скакали по Гербертштрассе, и Джей просто не знал, куда деваться от предложений, что, впрочем, его только воодушевляло. Андреас тоже сделал мне недвусмысленное предложение. По его черным глазам я не смогла понять, какая роль мне отводится в предстоящих отношениях. Симон наблюдал за происходящим, однако ничего не говорил. Это был прекрасный, насыщенный вечер, и когда мы вернулись в отель, то были все еще бодры. И все хотели еще раз, уже последний, чего-нибудь выпить.