Ненависть и ничего, кроме любви - Любовь Валерьевна Романова

Неужели возможно быть настолько счастливой? Неужели мне это не снится? Я могу испытывать столь сильное чувство, что происходящее кажется нереальным?

— Да, иду, — говорит Марк кому-то по ту сторону телефона, а потом обращается ко мне, — Вера, прости, дела зовут.

— Да, я понимаю…

— Безумно скучаю! — говорит Марк, — и люблю, — добавляет он.

— И я люблю тебя, — говорю в ответ.

Звонок обрывается, и вдруг становится так невыносимо тоскливо, что хочется вернуться домой, забраться под одеяло и не выбираться вплоть до четвертого числа.

И так проходят следующие два дня, а с наступлением того самого дня во мне просыпается ужасная нетерпеливость. От чего-то я просыпаюсь ранним утром, и больше не могу уснуть, и что бы я не делала в течении дня, время будто на зло бесконечно растягивалось. В обед звонит Марк и сообщил, что их самолет сел, и теперь они ждут их автомобиль, а в городе планируют быть к семи часам. Встречу он назначает на восемь вечера, и теперь настала пора договориться с папой.

— Папа, — аккуратно начинаю я, заходя на кухню, где он пьет чай и уже в десятый раз за последнии дни смотрит фильм «Девчата», — я сегодня ночую у Ирки.

— Сегодня? И что же вы там собираетесь делать сегодня? — задает он вообще неожиданный для меня вопрос.

— Ну, — теряюсь я в первую секунду, — мы посмотрим какой-нибудь новогодний фильм, поболтаем о нашем — о женском…

— А почему бы Ире не прийти как-нибудь к нам на ночевку?

— Может быть когда-нибудь…

— Вера, не пора ли рассказать мне о том, кто такая эта Ира на самом деле? А то ты там уже почти два месяца ночуешь, а мне как-то и неудобно, что я понятия не имею где проводит время моя дочь.

Сначала мне кажется, что папа на грани злости, но его строгий взгляд меняется на добрую улыбку, а в глазах появляется веселый блеск.

— И давно ты знаешь?

— Давно-давно, — отрезает он, — все ждал, когда же ты мне расскажешь про эту Иру, все же два месяца — это уже стаж какой-никакой. А ты — сказочница, меня все продолжаешь небылицами пичкать.

— Пап, — тяну я, — ну так я с ночевкой к… Ирке?

— А что изменится, если я сегодня скажу «нет»? — усмехнулся папа, — то-то и оно, — добавляет он, глядя на улыбающуюся меня.

— Ты лучший, — верещу я, обнимая отца за плечи.

— Как хоть зовут-то его? — спрашивает папа, стараясь придать голосу некоего недовольства.

— Его зовут Марк.

Ну а что? Имя в конце концов еще ни о чем не говорит. Интересно, а если их познакомить, узнает в нем папа того самого мальчишку из школы, что доставал его дочь?

— Марк, — повторяет папа протяжно, словно пытается распробовать имя на вкус, — ну Марк так Марк. Вера, — зовет папа, но замолкает. Он мнется, передергивает плечом и пару раз качает головой, прежде чем решиться заговорить, — вы же знаете… как… вы же…

— Не волнуйся папа, — смеюсь я, догадываясь, о чем так тяжело сказать папе, — я уже говорила: мы знаем, что значит предохраняться.

— Хорошо, — кивает папа с облегчением выдыхая, а когда я закрываю дверь на кухню, то слышу его тихое бормотание, — как тяжело быть отцом…

К вечеру мое терпение находится на максимальном пределе. Даже папа уходит в свою комнату и старается не мешать моим сборам. Ровно к восьми вечера выхожу на улицу. Снег в этом году выпадает, превышая все мыслимые и немыслимые нормы, и вот опять крупные липкие хлопья сыпятся с неба.

Автомобиль Марка, скрепя колесами по свежему белоснежному настилу, подъезжает к самому подъезду. Марк грациозно выбирается из машины и едва успевает среагировать и поймать меня в свои объятия. Он кружит и кружит, хохоча со мной в один голос, пока у меня, как, должно быть, и у него не начинает сходить с ума вестибулярный аппарат. Ставит на ноги, поддерживая под локоть, наклоняется и целует.

— Вижу, что скучала, — довольно бормочет Марк между быстрыми и беспорядочными поцелуями.

Наконец он рядом, я могу коснуться, могу ощутить его тепло, могу поцеловать…

— Поздравляю с удачной поездкой, — шепчу в ответ.

— Спасибо, но, надеюсь, таких долгих выездов больше не потребуется.

Марк отстраняется и тянет меня к пассажирской стороне машины.

— Забирайся, пока нас не засыпало, — смеется он, распахивая дверь, а через несколько секунд и сам опускается на соседнее место.

Он выглядит прекрасно, совсем не похож на человека, который еще с утра переживал перелет, а затем еще пол дня добирался до дома на авто.

— У меня для тебя подарок, — говорит Марк и вводит меня в ступор.

Подарок? У него для меня подарок? А где была моя голова все эти дни? Ведь у меня даже мысли не закралось купить ему подарок, да и какой? Папе, понятное дело, можно подарить то, что обычно всем мужчинам дарят, но Марку?

— Постой, — говорю прежде, чем он успевает отдать мне длинную, узкую коробочку, которую он достал из внутреннего кармана пальто, — мне правда очень стыдно, но я совсем забыла про подарок, — признаюсь нехотя, и радуюсь, что в автомобиле при тусклом свете Марк, возможно, не разглядит, как горят мои щеки от стыда.

— Это вовсе неважно, — улыбается он и снова протягивает руку с коробочкой, зажатой в ладони.

— Нет, это неправильно, — настаиваю я, — правда, я совсем не представляю, что могу тебе подарить.

— Все, что могло бы иметь ценность, я уже получил, — говорит Марк и не дает мне возможности ответить, потому что одним резким движением снимает с коробочки крышку, а под ней на бархатной подушечке лежит тонкий, элегантный браслет.

Всей душой молюсь, чтобы это было хотя бы серебро, ведь купить что-то столь же ценное у меня нет абсолютно никакой возможности. Марк вынимает браслет, берет мою руку, прикладывает изделие и аккуратно застегивает. В тусклом освещении видно, как переливается нитка камней на моем запястье.

— С новым годом, — улыбается Марк, а я даже не знаю, что ответить?

Сказать, что не приму, наверное, глупо и обидит, а принять неудобно, ведь подарить в ответ мне нечего, да и не найдется у меня ничего достойного.

— Марк, это очень дорогой подарок, — осторожно говорю я, завороженно ведя пальцами по прохладному металлу, — мне нечем ответить.

— Я же сказал, что это не важно, — отмахивается он, — когда увидел браслет, сразу подумал о тебе. Такие изящные вещи подойдут не каждому.

— Я не знаю, что сказать…

— Тебе нравится?

— Да! Конечно! — спешно отвечаю я, — как такое