Злые игры. Книга 2 - Пенни Винченци

— Э-э… хорошо. У него ведь сейчас все удачно, да?

В ее тоне проскользнуло что-то такое, что Малыш не смог сразу распознать; вероятнее всего, нотка ревности. Ну что ж, то, что она на время потеряла свое место под солнцем, должно пойти ей только на пользу. Бедняга Фредди достаточно настрадался.

Беседа у них получалась какая-то вымученная, и Малышу стало грустно. Он допил свой бокал, спросил Шарлотту, не заказать ли еще.

— Нет, спасибо. Мне уже пора домой. — Она все еще подыскивала себе квартиру, а пока жила в доме на Итон-плейс.

— Что, серьезное свидание?

— Да. Со стиральной машиной.

— А-а. — Он вынул кредитную карточку и попросил счет. Его принесли, Малыш взял ручку, чтобы расписаться, и тут впервые в подобном положении с ним случилось нечто ужасное. Ручка не держалась у него в руке, и ему никак не удавалось поставить свою подпись. Малыш смутился, покрылся испариной, неловко посмотрел на официанта, отчаянно пытаясь улыбнуться.

— Извините, — проговорил он, — судорога. Извините.

— Вот. — Шарлотта поспешно положила на поднос десятифунтовую бумажку. — Я угощаю. Я у тебя и так в долгу.

Когда официант отошел, Малыш опустил глаза, вид у него был откровенно несчастный.

— Извини, дорогая.

— Малыш, ты должен мне обо всем рассказать. Что это такое? Энджи знает?

— Нет, — с тяжелым вздохом ответил он, — мы сейчас не совсем ладим друг с другом. Я ей почти ни о чем не рассказываю.

— Ну, расскажи мне. Может быть, я сумею помочь.

И Малыш рассказал.

Час спустя, забросив по дороге Шарлотту домой, он уже входил в свой дом; там стояла полная тишина. Энджи теперь вечерами постоянно отсутствовала; отправиться под конец дня то в Эссекс, то еще куда-нибудь стало у нее скорее правилом, нежели исключением. Теперь он больше общался дома с миссис Викс, чем с Энджи (в их новом доме, как и в прежнем, для миссис Викс оборудовали в полуподвальном этаже квартиру); и если Малыш оказывался вечером дома в одиночестве, то она часто, по собственному выражению, «срывалась с места» и готовила ему что-нибудь вкусненькое. «Вам надо есть», — сурово говорила она, а если Малыш пытался возражать, то заявляла ему, что он выглядит ужасно, причем с каждым днем все ужаснее. «Хуже, чем выглядел мистер Викс перед самой своей смертью», — любила нередко добавлять она. Даже в том скверном состоянии, в котором он в последнее время находился, поверить в это Малыш все-таки никак не мог, поэтому его такие замечания веселили, настроение у него улучшалось, и он послушно поглощал суп, бутерброды с обжаренным хлебом или же уэльские гренки с сыром, которые были одним из коронных блюд миссис Викс и которых Малышу до знакомства с ней пробовать не приходилось. Сама она никогда не ела с ним вместе, но садилась напротив, внимательно смотрела на него, постоянно подливала ему в стакан, едва только тот пустел более чем наполовину, и в мельчайших подробностях пересказывала содержание тех «мыльных опер», что ей удалось посмотреть за последнее время. Малыш довольно быстро хмелел, в голове у него путались сюжеты и действующие лица всех сериалов, так что потом, в тех редких случаях, когда ему самому доводилось смотреть «Даллас», «Династию» или «Коронейшн-стрит», он постоянно удивлялся, что в этих фильмах происходит все не то и не с теми героями, каких он ожидал увидеть. Малыш понимал, что миссис Викс расстроена поведением Энджи и осуждает ее, но оба они были слишком лояльны к Энджи, чтобы обсуждать между собой подобные вопросы, и потому предпочитали вообще никогда не касаться этой темы, вследствие чего их взаимоотношения приобрели совсем уж странный, даже причудливый характер. Миссис Викс весьма интересовалась также делами банка; Малыш как-то однажды имел неосторожность сказать, что у него не так уж много клиентов, и миссис Викс настояла на том, чтобы вложить все свои сбережения и те деньги, что откладывала для нее Энджи (всего десять тысяч фунтов), в его банк; я понимаю, сказала она, что это не такая уж большая сумма, но, может быть, и от этих денег будет какая-нибудь польза. Малыш со всей серьезностью заверил ее, что для банка это большая поддержка, и сам проследил за тем, чтобы эти деньги были вложены в золото. Он часто говорил миссис Викс, причем совершенно искренне, что она — самая чудесная женщина, какую ему доводилось встречать, за исключением только его собственной матери.

Энджи вернулась уже за полночь. Она слегка раскраснелась и выглядела очень хорошенькой в коротком, плотно облегавшем ее фигуру черном платье. Она взбежала по лестнице, влетела в спальню, подбежала к Малышу, который лежал в кровати и читал, и нагнулась, чтобы поцеловать его. Малыш холодно посмотрел на нее.

— Здравствуй, Малыш! С возвращением тебя!

— Спасибо.

— Извини, что я не смогла сама тебя встретить. Мне очень жаль.

— Мне тоже.

— Малыш, но ты ведь сам знаешь лучше, чем кто бы то ни было другой, что бизнес есть бизнес.

— Знаю. А у тебя сейчас дел невпроворот, Энджи, да?

Она внимательно посмотрела на него, и он увидел, как в глазах у нее появляется какое-то особое, настороженное выражение.

— Прости, не поняла?

— Я сказал, что у тебя сейчас, по-видимому, много дел. Как прошел вечер?

— Тоскливо.

— Выглядишь ты не очень тоскливо. В таком платье только и ездить… как там называется это место?

— Эссекс.

— А, да. И что же, ты только и была в этом Эссексе? Больше нигде?

— Разумеется, больше нигде. — В голосе ее послышалось раздражение. — Я туда поехала на электричке, это был сплошной кошмар, такая глупость с моей стороны: выехала отсюда около пяти часов, а добралась в Ромфорд только к половине восьмого.

Она присела на край кровати и снова нагнулась, чтобы поцеловать его. Малыш отвернулся.

На работу он отправился рано; но, когда пришел туда, Гэс Бут был уже на своем рабочем месте; он поднял голову от стола и улыбнулся:

— Малыш! С возвращением.

— Спасибо, Гэс. — Малыш довольно тяжело опустился на край его стола. Чувствовал он себя разбитым, у него ныла, казалось, каждая косточка. — Как вчерашний вечер?

— Простите?

— Ваш ужин. С Томом Филлипсом.

— А-а… боюсь, безрезультатно.

— О господи, — вздохнул Малыш. Ему вдруг стало просто нехорошо: настолько настроил он себя заранее на приятные вести, так надеялся их услышать. — Ну а в чем же дело на этот раз?

— Боюсь… в том же, в чем и всегда. Он тоже считает нас здесь новичками. Полагает, что нам недостает тут веса. Сказал, что, может быть, попозже свяжется с нами, что надо поддерживать контакты. Ну и так далее.

Тот день показался Малышу очень длинным; за ним потянулась такая же длинная неделя, а за ней — столь же долгий месяц. В отделении появилось довольно много мелких вкладчиков, открыли пару счетов вкладчики средней величины, но всего этого было явно недостаточно. Недостаточно для того, чтобы о них заговорили, чтобы на них стали оглядываться, считаться с ними, чтобы у банка действительно возникли в Англии хорошие шансы и он бы пошел тут на подъем. Фактически они терпели неудачу, не успев даже еще по-настоящему начать дело. И поскольку время работало не на них, то каждый день делал угрозу такой неудачи все более серьезной, а их положение — все более труднообратимым. Это был пока еще не полный провал, но уж тем более никакой не успех. А судя по тому, сколько было вложено в подготовку открытия их отделения, по поддержке, которой они пользовались, по тем контактам, которые им удалось установить, они вправе были рассчитывать именно на успех. Конечно, конкуренция была очень сильной. Не случайно новых обитателей, появившихся на той квадратной миле в центре Лондона, где сосредоточены все банки и финансовые институты, прозвали «стадом буйволов»: здесь были представлены почти все крупнейшие, самые известные американские банки — «Чейз», «Секьюрити пасифик», «Ширсон Леман», «Голдмэн Сакс» (а также, разумеется, и непременные японские названия — «Номура», «Дайва», «Никко»). Но все-таки в этой невероятно напряженной, прямо-таки пиратской атмосфере всеобщей гонки к ожидаемому Большому буму, когда на бирже каждый день предпринималось по нескольку попыток сыграть на искусственном понижении курса; когда каждая компания находилась под непрерывным наблюдением биржевых спекулянтов и служила объектом постоянных коммерческих атак; когда огромное число компаний непрестанно продавалось, покупалось, сливалось, разъединялось, реорганизовывалось и открывалось заново; когда во всем Лондоне даже в самые ранние утренние часы невозможно было найти свободный конференц-зал или помещение для переговоров; когда ежедневно в аэропорту высаживались целые десанты вновь прибывающих дельцов и банкиров, жаждущих получить и свою долю добычи, — во всей этой атмосфере британское отделение «Прэгерса» выглядело как девушка, оставшаяся на балу без кавалера.