Обитель подводных мореходов - Юрий Баранов

Ровно в полдень, сопровождаемый дружком, Егор отправился за невестой в тех же самых председательских санках. Катя легко и весело, будто на манеж, выпорхнула из дома. За ней валом повалила многочисленная её родня. В светлой шубке, надетой поверх белого платья, она казалась весёлой чайкой, прилетевшей с ни весть каких дальних морей. Глаза её светились радостью и девчоночьим любопытством, ожиданием чего-то необычного. Катя прыгнула в санки, и они полетели... Уже следом за ними со смехом и гвалтом, под переливы гармошки, на которой наяривал Петруша, на двух широких розвальнях тронулась в путь и родня.

По раздавшейся улице, мимо любопытных окон, свадьба мигом домчала до стоявшего на площади сельсовета. Егор вымахнул из саней и помог сойти Кате. Она взяла его под руку, горделиво улыбаясь и чуточку важничая, и они с торжественной степенностью двинулись по расчищенной в снегу дорожке к распахнутым дверям. Их ждали.

Навстречу жениху и невесте из-за стола поднялся председатель сельсовета, сухонький старичок с бородкой и в очках. Он терпеливо подождал, пока просторная комната заполнится народом, стихнет шум и лишь после этого приступил к своим обязанностям. Откашлявшись, старичок стал негромким голосом произносить напутственную речь. Говорил он долго, старательно втолковывая жениху и невесте, какую они берут на себя ответственность перед обществом, вступая в законный брак, и что значит для государства и для колхоза крепкая семья как ячейка общества. Будто во сне, прозвучало в Егоровых ушах негромко и внятно сказанное Катей "да", когда её спросили, согласна ли она стать его женой, приняв фамилию мужа. Почти невероятным казалось, что это прекрасное, в совершенстве слепленное самой природой существо, которое он совсем ещё недавно ощущал на каком-то отдалении, как бы вне себя, теперь становится неотделимой частью его собственного, Егора Непрядова, существа. Будто в нём самом прибыло её доброты, совершенства, разума. Растерянно подумалось: "Возможно ли столько счастья одному человеку! За что оно мне, за какие подвиги, которых пока нет? И всё же теперь она моя, Катя - Екатерина Тимофеевна Непрядова..."

Расписавшись на серой бумаге в толстой амбарной книге, они впервые поцеловались как муж и жена. В мгновенье всё смешалось: молодых принялись наперебой поздравлять.

Егор заметил, как в дверях, с букетом живых цветов, появилась незнакомая высокая женщина в модном пальто и огромной пушистой шапке, отчего её голова походила на распустившийся одуванчик.

- Мама... - радостно произнесла Катя и уже в следующее мгновенье кинулась навстречу вошедшей женщине.

"Вот и тёща из Ленинграда изволила прибыть", - отметил про себя Егор, пряча в снисходительной улыбке свою неловкость. Не зная отчего, но он всё же питал к ней настороженность, хотя прежде никогда и в глаза не видел.

Нацеловавшись, мать и дочь подошли к Непрядову. Светлана Игоревна, как показалось, чуть насмешливо поглядела на зятя, ожидая приветствия.

Егор молчал, немного тушуясь под её сильным взглядом.

- Так вот кто похитил мою дочь, - сказала, наконец, с лёгким вызовом, игриво негодуя.

- С её полного согласия, - нашёлся Непрядов и повинно склонил голову.

- Так и быть, прощаю, - смилостивилась Светлана Игоревна. Она привлекла Егорову голову к своим ярко накрашенным, красивым губам и чмокнула в лоб. - Только чур уважать и слушаться меня, - тотчас потребовала, лукаво погрозив пальцем, как бы намекая: "знаю вас, моряков..."

Толпа вывалила на улицу, все опять расселись по саням, и свадьба устремилась в обратный путь. В присутствии Светланы Игоревны, вальяжно разместившейся на сиденье рядом с дочерью, Непрядов какое-то время продолжал чувствовать себя не совсем удобно. Катина мать точно гипнотизировала его быстрыми, пронзительными взглядами из-под своей огромной шапки. В этих испытывающих взглядах, в манере держаться независимо и смело, как бы себе на уме, угадывалась натура далеко не сахарная. Впрочем, Егор отметил про себя, что таким, вероятно, и должен быть чего-то стоящий хирург: взглядом просвечивать пациента не хуже рентгеновских лучей...

На какое-то время Непрядов почувствовал себя одиноко, будто все забыли о нём, хотя свадьба, как полагается, шла чередом. Он помахал своему дружку, пересевшему на обратном пути в розвальни. Вадим тотчас ответил ему, что-то крича и тоже размахивая руками. Потом он спрыгнул с розвальней и, догнав санки, вскочил на задок. Друзья со смехом и подначкой поехали вместе, развлекая Катю и её в общем-то не такую уж строгую, общительную мать. Вадим и вообразить даже не мог, как нужен он был Егору в эти минуты непонятного смятения и растерянности.

Как только санки остановились около крыльца, Непрядов подхватил раскрасневшуюся на морозе, легкую, как снежинка, невесту и понёс в дом под радостные крики гостей. В сенях, как бы появившись из засады, дед тайком осенил молодых иконой и потом вдруг плеснул из сита им на голову пшеничного зерна.

Просторная горница в дедовом доме заполнилась гостями. Правившая свадебным обрядом бабка Устинья и помогавшая ей Антонина Фёдоровна принялись всех рассаживать за длинным, накрытым белыми скатертями столом. Чего только не было выставлено на нём из домашней снеди: грибочки солёные, яблоки мочёные, пироги подовые, медовуха ядрёная. Нашлась отварная картошечка, благоухала тушёная зайчатина. Бабка вместе со своей падчерицей расстарались от души.

Егора с Катей усадили во главе стола. По обе руки от них восседала принаряженная родня и гости. Но особо выделялись парадными тужурками, блеском золотых погон и шевронов бравые флотские лейтенанты. Егор, пока не прошло волнение, постоянно искал взглядом друга. И тот молча давал знак: "Всё в порядке, мы по-прежнему вместе. Нас всегда трое: ты, я и Кузя... С нами не пропадёшь, - в огне не сгоришь, в воде не потонешь и даже... строптивую тёщу укротишь".

Посажёным отцом вызвался быть Иван Силыч, поскольку в своё время он так же хорошо знал Егорова отца, дружил с ним. Бряцая иконостасом боевых орденов и медалей, он поднялся с лавки, внушительно кашлянул, требуя внимания.

- Знаешь ли ты, Егор, из какой семьи берёшь себе невесту в жёны? начал, упираясь кулаками в стол. - И знаешь ли ты, Катерина, из какой семьи муж твой? Непрядовы, да Плетнёвы так глубоко ушли корнями в землю нашу псковскую, что и до кончиков изначальных не добраться. Да кто они такие, Плетнёвы и Непрядовы, чем прославили себя и наше родное Укромово селище? А были они испокон веку большими патриотами и честными тружениками на этой земле, - повернувшись к Егорову деду, сказал: - Великое тебе спасибо за труды твои, благодаря которым порушенное войной пчеловодство снова стало у нас не только полезным, но и прибыльным делом. Спасибо тебе за партизанский подвиг твой, спасибо за сына, дружка моего Стёпку, геройски погибшего. Правда, не так уж много твоей заслуги в том, что такой хороший внук у тебя, пошедший по стопам своего отца-героя. Так ведь и в нём течёт непрядовская кровь. А Непрядовы, насколько знаю, за землю русскую кровушки своей не жалели, хоть и были поповского звания, - сделав передышку, Шишкарёв обратился к Катиному деду, терпеливо ожидавшему словцо председательское и в свой адрес. - Поклон и тебе, Фёдор Иванович. Вы, Плетнёвы, знамениты тем, что всегда были хлебопашцами, на которых земля наша, её слава и могущество держатся. Не привыкать и вам было браться не только за орало, но и за меч. Старший сын твой Иван также был моим дружком юности. Вот и ему выпала лихая доля сгореть в танке где-то под Прохоровкой, навсегда обессмертив имя своё. Вот они, первые укромовские комсомольцы, сколько их осталось?..

В это самое мгновенье в дверях показался Катин отец. Тимофей Фёдорович выглядел взволнованным и немного обескураженным, оттого что всё случилось не по его воле и он теперь бессилен что-либо изменить.

- Кстати, вот и младший сын Фёдора Ивановича, - продолжал Шишкарёв. Лёгок на помине, коль скоро уж мы заговорили о Плетнёвых. Не ему ли выпала честь прославить наше село на стезе большого искусства, не его ли отечество удостоило звания заслуженного артиста?..

При этих словах Тимофей Фёдорович вынужденно улыбнулся, вероятно, всё более смиряясь с тем, что произошло. Он как бы накоротке, торопливо поздравил новобрачных, поцеловав Катю и обняв Егора. Затем стал пятиться, подняв рука вверх, мол, больше вам не мешаю, и сел в дальнем конце стола.

- И ещё запомните, - продолжал председатель, обращаясь к молодожёнам. - Куда бы судьба-бродяга ни забрасывала, не будет вам дороже уголка, чем родная наша Укромовка. От неё прибудет в каждом из вас таланта и ума, красоты и силы, добра и любви. Сколько бы лет ни прошло, здесь вас всегда будут ждать, здесь вам каждая былинка рада. Трудным будет ваше счастье. То муж в море, то жена на гастролях. Но тем желанней станут минуты встреч. Ведь расстоянья и разлучая - сближают. Поможет вам во всех путях-дорогах любовь ваша чистая. Храни, Егор, в дальних морях Укромовку: одна у нас она, другой не будет... А ты, Катя, дари людям праздник, радуй всех под куполом цирка светлым своим дарованием... - и, крепко зажмурившись, негромко и внятно изрёк: - Горько.