Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой - Жак Пикар

28. Вахтенный журнал

Приведу дословно несколько записей из своего журнала с некоторыми пояснениями в скобках:

9.48. 10 кг дроби — немного всплываем.

9.54. 10 кг дроби — немного всплываем.

9.58. 10 кг дроби — немного всплываем.

10.10. 45 м над грунтом. Чет Мэй занимается гимнастикой (главным образом, чтобы согреться).

10.10. (Глубина) 465 м. (Иначе говоря, мы поднялись уже на 45 метров.)

10.18. 461 м. Курс (мезоскафа в течении) 135°. 6,98 °C (температура воды). 6 секунд — 50 м. (То есть 6 секунд сбрасывали балласт, итого 30 килограммов, и поднялись на 50 метров.)

10.27. 15 кг дроби.

10.29. 460 м. 6,99 °C.

10.31. 450 м. 7,00 °C.

…

10.43. 409 м.

10.45. 407 м. 7,23 °C.

10.54. 405 м. 3 секунды (продувания одной уравнительной цистерны дают подъем на) 45 м.

11.03. 407 м. Позволяю ему (мезоскафу) немного спуститься.

11.12. 410 м.

11.13.15 кг дроби.

11.25. 393 м.

11.33. 393 м.

11.38. 393 м. 8,30 °C. Соленость 35,05 промилле. 1494,5 м/сек (скорость звука в воде). Слышно винт «Приватира» (в телефоне). (Один из регистрирующих приборов ВМС издает временами странный звук, словно) кто-то храпит. (Все тридцать дней мы будем слышать этот звук и частенько принимать его за настоящее храпение.)

11.45. 62 процента (влажность). 12,8° (внутренняя температура). 392 м. (Холодно. Эберсолд делает несколько снимков со вспышкой.) Греем руки лампочками.

11.52. 391 м.

12.05. 385 м.

Всплытие происходит так, как было задумано. Мы поднимаемся не спеша, чтобы температура мезоскафа успевала приблизиться к температуре окружающей воды. Нам ничего не стоило бы намного быстрее идти вверх до отметки 200 метров. Но тогда мезоскаф сохранит температуру придонной воды; затем, нагреваясь, он начнет расширяться, его удельный вес станет меньше, и вскоре он опять пойдет вверх. Придется подпускать воду в уравнительные цистерны, но это ограничит возможности для последующих маневров. А мы предпочитаем начать наш месячный дрейф на глубине около 200 метров с пустыми уравнительными цистернами.

И ведь нам некуда спешить. Море все так же прекрасно, хотя при выключенном наружном освещении не больно-то много увидишь. Сейчас нет никаких намеков на биолюминесценцию: ни планктона, ни фосфоресцирующих рыбок.

На глубину 400 метров еще пробивается немного солнечного света, особенно если поглядеть через верхний иллюминатор в сторону поверхности. И даже когда смотришь на дно, глаз улавливает в воде тусклое сияние. Наблюдения, проведенные «Приватиром», говорят о том, что мы находимся в центре течения, так сказать в его «сердце». Нам передают, что на глубине 275 метров температура воды уже 15 °C, а на глубине 175 метров — 18°.

На поверхностном судне или просто «на поверхности» регулярно измеряют температуру, пользуясь так называемыми разовыми батитермографами — новым изобретением, которое сменило старый заслуженный батитермограф. «Разовыми» их называют потому, что эти приборы после первого же употребления, как говорится, списывают в расход.

Речь идет об электрическом термометре в маленькой пластиковой капсуле, с проводом длиной в несколько сот метров, один конец которого присоединен в термометру, другой — к регистрирующему аппарату на борту судна. Наблюдатель бросает прибор в воду, провод разматывается, и по нему идут на поверхность данные о температуре на той глубине, где находится термометр. Размотав весь провод, термометр обрывает его своим весом и идет ко дну. Кривая изменения температуры в зависимости от глубины регистрируется все время, пока работает прибор.

Казалось бы, на каждом измерении терять по прибору — расточительство. На самом деле, если посчитать, сколько времени сберегает команда судна и сколько экономится горючего — ведь теперь не надо останавливаться для каждого измерения, — сколько времени выигрывают те, кто регистрирует показания, то станет ясно, что этот способ намного эффективнее и дешевле прежнего; недаром он так быстро распространился.

«Приватир» и «Линч» (океанографическое вспомогательное судно, которое вскоре присоединится к нам) взяли с собой тысячи новых термометров, и они сослужат нам в экспедиции огромную службу.

29. Затерялись в Гольфстриме

В 14.03 наша глубина 328 метров. Замечаю предмет неправильной формы длиной сантиметров 20–30, он проходит вниз, задевая иллюминатор. Похож на морковку. Скорее всего каракатица. Через несколько минут нас подхватывает какое-то завихрение. По компасу и по смещению отчетливо видимых в воде частиц Фрэнк Басби заключает, что нас относит к югу. Правда, это длится недолго, всего около получаса, но затем возникает более серьезная проблема: подводный телефон не отвечает. Сверху доносятся какие-то невнятные звуки, наши вызовы размножаются четкими эхо, но ответов мы не слышим. В 15.14 ка глубине 300 метров мы приходим к выводу, что «Приватир» потерял нас.

Ситуация не опасная, но не лишенная драматизма. У нас было условлено с «Грамменом» каждые полчаса связываться по телефону с обеспечивающим судном. Поверхность вызывает: «„Бен Франклин“, я — „Приватир“. Прием». Мы отвечаем: «Роджер. Конец». Это так называемая проверка связи. И все.

Дело в том, что подводный телефон, особенно его передающее устройство, расходует ценную электроэнергию. Приемники с обеих сторон постоянно включены, но к передатчику мы на «Бене Франклине» прибегаем только при крайней необходимости.

Железное правило гласит: если час не было связи, иначе говоря, телефон не отвечает и система слежения, о которой я еще расскажу, не действует, «Бен Франклин» обязан всплыть на поверхность. Это правило вошло во все наши соглашения с ВМС и с НАСА. И вот теперь похоже, что нам в ближайший час придется вспомнить об этом правиле, если мы не добьемся удовлетворительной связи.

Кроме двух обычных телефонов, которые обладают сравнительно небольшим радиусом действия, зато потребляют меньше энергии, у нас еще два более мощных, но они жадно пожирают ампер-часы, как только их включат, а потому предназначаются исключительно для аварийных случаев. Их установили на борту накануне старта, и мы еще ни разу не пользовались ими. Теперь пришло время испытать это устройство.

— «Приватир», «Приватир», я — «Франклин». Прием.

Слышим ответ тихо, но отчетливо:

— «Бен Франклин», я — «Приватир». Приготовиться к определению дальности.

Сразу же слабый голос с поверхности начинает отсчет:

— Шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль.

Услышав слово «ноль», Дон Казимир немедленно отвечает:

— Есть!

Поверхность при слове «ноль» пустила хронометр, его остановят, как только до них донесется наше «есть!». И отметят, сколько времени звук шел от «Приватира» до «Бена Франклина» и обратно. Зная скорость звука (практически 1500 метров в секунду), поверхность может определить расстояние до мезоскафа. Взяв судно за центр, радиусом, равным этому расстоянию, проводят окружность. Где-то на окружности должен быть мезоскаф.

Судно быстро переходит поближе к полученной точке и повторяет операцию:

— Шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль!

— Есть!

Новая окружность либо сечет первую, либо — оптимальный случай — касается ее изнутри. В первом случае у вас два возможных решения, и третье измерение покажет, на каком остановиться. Во втором случае позиция мезоскафа сразу определена. Если же окружности совсем не соприкасаются, поиск начинают сначала.

В принципе дело простое, но действовать нужно быстро, ведь море не чертежная доска, скорость Гольфстрима у поверхности выше, чем на глубине, и мы даже не знаем точно, каким курсом идем. К тому же море не безлюдно, на поверхности есть другие суда, за которыми приходится следить.

Как выяснилось потом, «Приватир» потерял нас не только потому, что людям не хватало навыка, который им еще предстояло приобрести. Была и другая причина: на несколько минут наших товарищей отвлекли радиовызовы с земли, а близость других судов вынудила «Приватира» изменить курс.

Но все хорошо, что хорошо кончается: в 15.39 связь полностью восстановлена, можно снова вести слежение. Если бы не мощный аварийный телефон и если бы не замечательное искусство команды обеспечивающего судна, пришлось бы нам всплывать, чтобы установить радиосвязь и визуальный контакт, а потом уже возобновлять подводный дрейф. Такой перерыв был бы нам совсем некстати, особенно на второй день экспедиции.

Слово «слежение» требует кое-каких объяснений. Само собой разумеется, что навигация, подразумевая под этим словом точное определение нашей позиции, могла производиться только с поверхности. Сами мы чаще всего могли определить лишь свою глубину да в некоторых случаях общее направление нашего дрейфа, пока скорость аппарата не сравнялась со скоростью течения (на это нередко уходило несколько часов) и взвешенные частицы перемещались относительно нас. А на поверхности судно может определить свое место либо классическим астрономическим методом, либо, если небо пасмурное, системой «Лоран», в нашем случае — системой «Лоран А» на «Приватире» и системами «Лоран А» и «Лоран С» на «Линче».[74] Система «Лоран» заключается в том, что фиксируются чрезвычайно малые, но все-таки поддающиеся измерению промежутки времени между поступлением импульсов с двух разных радиостанций, работающих синхронно. Система «С» подобна системе «А», только еще более совершенна и точна. Таким образом, «Приватир», как и любое надводное судно, мог определить свое место с большой степенью точности, зависящей от условий радиоприема, но во всяком случае в пределах одной мили, а то и полмили.