Ведьмин клад - Татьяна Корсакова

И вот сейчас она смотрит на него своими глазюками ведьмовскими и спрашивает, почему она уволена. А потому и уволена, что дура! Потому что и вашим, и нашим… Ладно бы с нормальным мужиком, а то ведь с этим ублюдочным… Он ее на зону спровадил, а она с ним на столе…

– Ну что ты уставилась на меня?! – рявкнул он. – Непонятно что‑то?! Так я тебе объясню!

– Да уж объясни, будь любезен!

Ишь, еще и огрызается…

– Твой бывший тебя уволил! Что здесь непонятного?

– За что?

– За то, что ты и вашим, и нашим… – Егор осекся.

– Что – и вашим, и нашим?

– Да все! Вот ты скажи мне, Настасья, неужели после того, как это чмо мордастое тебя предало, тебе с ним не противно было?

– Что – противно?

– Да спать с ним, вот что!

– А кто с ним спал? – спросила она растерянно, и только потом, похоже, до нее дошел смысл сказанного. – Егор, ты думаешь, что я с Сашкой? – Она устало присела напротив, подперла кулаком подбородок.

– Это он так думает, – неожиданно Егор понял, в какую дурацкую ситуацию попал: обсуждает с малознакомой девицей ее интимную жизнь. Да ладно – обсуждает, он же еще и осуждает…

– А откуда ты знаешь, что именно он думает? – Под ее внимательным взглядом вся его злость испарилась. – Ты с ним виделся?

– Хуже. Я ему морду бил.

– За что?

– За тебя. Он сказал, что ты и вашим, и нашим, вот я ему и врезал. Вообще‑то, до этого я ему тоже врезал.

– А до этого за что?

– Тоже за тебя. За то, что ты из‑за этой сволочи четыре года отсидела.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю!

Она долго молчала, а потом сказала:

– Егор, он все наврал. Веришь?

– Верю.

Конечно, он верил. Теперь, когда она так близко, только руку протяни, совершенно ясно, что все это ерунда и происки врагов. А руку он все‑таки протянул…

Ее волосы были мягкими и прохладными, а щека горячей. Губы, наверное, тоже горячие, но проверить он не успел – Настя вдруг разревелась.

Ну что же это такое?! Да что же она плачет‑то?! Егор давно усвоил, что женские слезы – это страшное оружие. Все его бывшие подружки умели пользоваться им просто виртуозно. Наверное, понимали, что ему проще уступить, чем становиться причиной и свидетелем этого безобразия под названием «женские слезы». И Настасья туда же: стоит ему подойти ближе, чем на полметра, как она ударяется в рев.

Неожиданно в голове родилась очень конструктивная мысль. Если женщина плачет, то долг мужчины – ее утешить. Егор до сих пор с непонятной тоской вспоминал, чем закончилось прошлое «утешение», а тут такой шанс…

– Эй, Лисичка, ты чего? – Начало было не слишком элегантным, зато он под шумок погладил ее по голове.

Честно говоря, внятного ответа он не ожидал – женщины, они такие: плачут не пойми из‑за чего, – но она вдруг ответила:

– За меня никогда в жизни никто не заступался.

– Оно и видно, – буркнул Егор и погладил ее теперь уже по спине.

– И морду из‑за меня никому не били, – она всхлипнула.

– Ну, это дело поправимое. Хочешь, я каждый день буду бить в твою честь кому‑нибудь морду? – Ситуацию нужно было использовать по максимуму. Он и использовал: обнял всхлипывающую Настю, прижал к себе.

– Не надо морды бить, – всхлипывания перешли в хихиканье.

Как‑то она слишком легкомысленно относится к проявлению человеческого участия. Может, поцеловать ее, так сказать, в доказательство серьезности своих намерений?

Егор и поцеловал. Поцелуй получился соленым из‑за Настиных слез, но так даже интереснее…

…Егор лежал на кровати и счастливо улыбался. Ему и в прошлый раз понравилось – чего уж там! Но сегодня все было намного лучше. Уже хотя бы из‑за того, что его больше никто не прогонял спать на сеновал, и Настя выглядела не испуганной, а вполне себе довольной.

Несмотря на поздний час, спать не хотелось, зато хотелось поговорить «за жизнь». Вот ведь удивительно, ни с одной из бывших подружек говорить «за жизнь» после любовных утех не хотелось, а тут – нате вам, пожалуйста.

– Ты из‑за работы не переживай, Лисичка, – он подгреб Настю к себе, многозначительно посопел ей в ухо.

– Щекотно, – она хихикнула, но не отстранилась.

– Мы что‑нибудь придумаем. Знаешь, негоже приличной девушке работать в таком сомнительном заведении, да еще под началом такого козла.

– Не волнуйтесь, господин Ялаев. – Настя пробежалась пальцами по его пузу. – Если нам повезет, я скоро стану очень состоятельной дамой.

– Думаешь, повезет?

Она пожала плечами, спросила:

– Но попробовать‑то можно?

– А я тут подумал, – Егор перевернулся со спины на живот, приподнялся на локте, посмотрел Насте прямо в глаза: – А не объединить ли нам наши капиталы?

– То есть? – она озадаченно нахмурилась.

– Ну, сама посуди, тридцать процентов плюс сорок – это уже семьдесят, а семьдесят – это уже капитал. Станем мы с тобой очень обеспеченной семейной парой.

– Парой? – переспросила она.

– Семейной, – уточнил он.

– Не понимаю.

– А что тут понимать? Хочешь стать богаче, выходи за меня замуж. Нет, не так. – Он взъерошил волосы. – Если ты, Настасья, выйдешь за меня, то я брошу к твоим ногам аж тридцать процентов от лисьего клада.

– А если мы не найдем никакого клада? – спросила она осторожно.

– Ну, – он легкомысленно улыбнулся, – в таком случае тебе придется довольствоваться только моими рукой и сердцем. Понимаю, из сердца золотой унитаз не отольешь, но зато оно очень доброе и нежное.

– А это не слишком поспешное решение?

Ох, и не понравилось ему выражение ее лица, сейчас еще возьмет и откажет, а он для себя уже все решил. Вероятно, даже еще в тот самый момент, когда увидел ее купающейся в лесной реке. Русалкой она там была или нимфой, неважно, главное – что‑то потаенное в его холостяцкой душе она зацепила.

– Ну, Настя, ну ты даешь! Мы же с тобой знакомы без нескольких месяцев год! За это время можно было не только жениться, но и детей нарожать. – С детьми, это он, пожалуй, погорячился. Хотя щекастый карапуз с длиннющими ресницами, отпрыск бывшей Настиной подружки, не показался ему таким уж отвратительным и страшным. Мало того, карапуз показался ему очень даже симпатичным. Ой, беда…

– Мы же ничего друг о друге не знаем.

– Про меня, к примеру, все в газете написано, про то, что я самородок и космополит. Но, если тебе этого мало, могу предоставить подробную автобиографию. Хочешь?

– Не надо.

– Ну вот, а про тебя я уже все самое важное знаю.

– Что ты знаешь? – спросила она шепотом.

– Все: что ты отчаянная, смелая, порядочная и очень красивая, что я тебя люблю. – Уф, сказал, и язык от страха не отсох. Даже как‑то полегчало на душе.