Рось квадратная, изначальная - Сергей Зайцев

– Ни фига себе, – беспечно хмыкнул Воха, вольготно развалившийся на лежаке и чувствовавший себя за железными стенами махинерии в полной безопасности от вражеских происков. – Не бандюки прямо, а детская неожиданность. Никак не отстанут, елсы полосатые!

– Вот незадача, – пробормотал Проповедник, – я и не заметил, скатертью дорога, как мы сызнова остановились.

– И я тоже, – кивнул Воха Василиск. – Интересный ты рассказчик, дедуля, обертон те по ушам.

– Главное – не занимательность, главное – знания. – Минута наставительно подняла указательный палец, демонстрирую полное самообладание появившейся вражине – типа, видала я таких пачками и пачкала неоднократно, так что и смотреть не на что. Но где-то в глубине глаз всё же мелькнул тревожный блеск.

Приметив это, Благуша решительно поднялся и шагнул к оконцу поближе, словно желая загородить любимую своей широкой грудью.

– Чего желаешь, бандюковская рожа?

– Вот так сразу и бандюковская, – ничуть не смутился Ухмыл, который этого и не умел. – Я тут, понимаешь ли, мирные переговоры наладить пытаюсь, а меня словно мордой об стол. Эх, люди… Вот, смотри, у меня и сабли нет, – бандюк похлопал ладонью по пустым ножнам. – Говорю же – мирный я!

– Ага, а рядом где-нибудь ещё один обалдуй с двумя саблями стоит, оторви и выбрось, – презрительно бросил Благуша. – Не о чем нам с тобой разговаривать, бандюк, проваливай!

Тут Воха тоже поднялся и небрежно-ленивой походкой приблизился к оконцу.

– Погоди, торгаш, давай послушаем, мы ж никуда не торопимся. Вдруг что забавное скажет. Слышал же – мирные переговоры предлагает, и это бандюк-то! Явно неспроста, видать почему-то приспичило! Может, ещё пенкой угоститься захотел, как на прошлой остановке? Тем более что ему-то и не досталось, ежели не ошибаюсь?

– Трещи, трещи, сорока, пока крылышки носят, – туманно, но многозначительно ответствовал бандюк, продолжая ухмыляться.

– Пусть говорит, Благуша, – вдруг поддержала Boxy Минута. Слав почувствовал, как её ладони мягко легли ему сзади на плечи, а тёплое дыхание коснулось уха.

– Ну хорошо, оторви и выбрось, – продолжая сохранять строгий и неприступный вид, разрешил слав, внутренне млея от прикосновения послушницы Храма Света, столь желанной для него в любое время дня и ночи. – У тебя ровно двадцать секунд, рожа, чтобы нас заинтересовать. А не сможешь – Махина поедет дальше.

– Вот это другое дело! – ещё шире осклабился Ухмыл, демонстрируя небывалую радость. – Спасибо, девица. Расцеловал бы, ежели б мог, да стены мешают…

– Обойдёшься, – отрезал слав. – Говори. Не тяни время.

– Ладно, ладно, усы узлом. Дело, значитца, вот в чём: заслал меня ватаман узнать, как нам обратно через Бездонье в нормальный домен перебраться…

– А, так ты засланец! – непонятно заржал Воха.

– Обратно им теперича захотелось, – ворчливо пробасил дед, тоже не утерпевший и подступивший поближе к остальным. – А нечего было к нам чипляться! Сами ведь тогда в Простор-домене к нам полезли, вот и получили по сусалам!

– Да ладно, уважаемый, с кем ошибок не случается, – Ухмыл примирительно пожал плечами. – Нам от вас уже ничего и не надобно, кроме одного – покажите дорогу обратно. Мы и отстанем.

– А мы и сами не знаем, обертон те по ушам! – Воха подмигнул остальным.

– Как же, поверил я. – Ухмыл фыркнул. – Какого ж тогда рожна в самый центр попёрлись? Явно в гости к елсам намылились, какие-то общие дела вести.

– Да от вас и спасаемся, дудачина ты этакая!

– А вот дорогу покажите, и спасаться не нужно будет!

– Трепотня – она и есть трепотня, – вздохнул дед. – Трогай, Благуша, Махину…

Услышав это, Ухмыл помрачнел:

– Вот, значит, как… Хотел я вашему Вохе балабойку отдать, в знак мирных намерений, да не вышло… Ну как знаете…

Благуша, не слушая больше бандюка, уже развернулся было в сторону водильного кресла, как Воха вдруг вцепился ему в рукав, словно клещ:

– Постой, слав! О чём это он глаголет? Какая ещё балабойка, Ухмыл?

Бандюк привычно осклабился, огладил пальцами усы и вдруг одним движением выхватил из-за спины балабойку. Воха охнул, узнав свой родной инструмент, с которым не один год полюбовно в обнимку хаживал из веси в весь, из города в город, – синего дерева, с гладкими обводами корпуса, напоминающего своей грушевидной формой красивейшие женские бёдра, в чёрном лаке по бокам и с обратной стороны грифа, с пятью дорогущими струнами из вяленых жил ханыги, чистый дрожащий звук которых развязал немало сердец и кошельков. А бандюк, небрежно вдарив по струнам, запел громким гнусавым басом, откровенно издеваясь над бардом:

Я гуляю, как собака,Только без ошейника.Не ложитесь вы, дурёхи,Под меня, мошенника!

– Отдай, поганец! – завопил Воха, словно раненная в задницу трепыхала. Завопил и рванулся всем телом к оконцу, едва не впечатавшись лицом в стекло – будто и не было никакой преграды между ним и бандюком. Хорошо ещё столик остановил, наподдав ему краем под рёбра. Но Воха, не обращая внимания на боль, пожирал свою балабойку глазами, точно оголодавший крайн, дорвавшийся до своего национального кушанья – сала. – Не твоя! Отдай!

Ухмыл насмешливо подбоченился и помахал балабойкой перед оконцем, словно обыкновенной палкой. При виде столь грубого обращения бард аж застонал.

– Дорогу сказывай, усы узлом, – глумливо бросил Ухмыл. – Тогда и получишь.

Воха, совсем потеряв голову, рванулся к дверце махинерии, но дед и Благуша, не сговариваясь, стиснули его с двух сторон плечами, словно кирпич, угодивший в общую кладку, а Минута, шмыгнув за спину, уткнула барду в район правой почки пальчик, да так пребольно уткнула, что Воха задохнулся. И тихо шепнула на ушко:

– Хороший ты человек, Воха, но только попробуй про олдя сказать, так враз кости пересчитаю! Спроси Благушу, ежели не веришь. Он видел, как я это умею. Живого места не останется.

Вид у Вохи от этих слов сделался самый разнесчастный. Но воистину хорошим человеком оказался бродячий бард, да ещё и мужественным в придачу.

– Раз такое дело, – скрепя сердце проговорил бард упавшим голосом, – то и впрямь, Благуша, поехали дальше!

– Молоток, Воха, вот за это я тебя люблю, – похвалил слав, отпуская барда.

Минута же ласково улыбнулась ему, а дед одобрительно похлопал по плечу. От дружеского участия белобрысый слав воспрянул духом и мстительно выпалил в вытянувшееся от удивления лицо Ухмыла, никак не ожидавшего такого развития событий:

– А этот урод, обертон ему по ушам, пусть себе мою балабойку в задницу засунет! Да чтоб его после этого трое суток мимо кустов проносило, с музыкой!

– Постойте! – торопливо крикнул Ухмыл, несколько растерявшись. – Можно же это дело решить полюбовно! Что ж вы так сразу, усы узлом, на личности переходите! Давайте так: я вам балабойку отдаю, а вы мне про дорогу сказываете!

– Сказали же – не знаем мы дороги, – твёрдо отрезал Воха, прямо-таки упиваясь собственной стойкостью.

– Ну хорошо, хорошо, верю, усы узлом! – не сдавался Ухмыл. – Ежели честно, надоело мне вашу фиговину таскать, у меня и своя имеется, причём ничем не хуже. Да не могу же я её, в самом-то деле, просто так отдать! Поймите меня правильно – не по-нашенски это будет, не по-бандюковски. Перестанут меня после этого братки уважать. Давай, Воха, хоть сыграем на неё, балабойку твою.

– Это как? – заинтересовался Воха.

«Ежели представится хоть малейшая возможность забрать бардов инструмент, – подумал Благуша, – то придётся эту возможность использовать сполна». Он всегда считал себя добрым и справедливым человеком и в этот момент сочувствовал Вохе всей душой, чувствуя себя слегка виноватым после того, как ради общего дела пришлось обойтись с ним несколько круто.

– Как, спрашиваешь? – повеселел Ухмыл. – А вот так! Давай устроим состязание – ты выдаёшь пару строк из начала любой песни, а я – частушку, главное – не повторяться. У кого раньше выйдет запас – тот и проиграл. Я даже дам тебе поблажку, первым начну.

И Ухмыл, чтобы не упустить инициативу, живо затренькал на Вохиной балабойке:

Привязали девку к дубу,Все вокруг… а я не буду!

Благуша и иже с ним как один с неподдельным интересом уставились на барда в ожидании ответа. Да неужто тот уступит какому-то говню… тьфу, то есть бандюку?

Но кто, кроме самого Вохи, лучше всех осознавал свои возможности? Ваша правда – сам Воха и осознавал. В музыкальной теме он, безусловно, петрил получше остальных.

– Ты выиграл, – грустно ответил Воха Ухмылу.

– Вот тебе и на, – несказанно удивился бандюк. – Ты же даже не начинал, усы узлом?

– Частушек всё равно больше, чем песен, – усмехнулся Воха. – Нашёл, в чём меня перещеголять. Ищи другого дудака, обертон те по ушам.