Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аврора закрыла его рот ладонью.
— Берришон, ты солгал, этого не следовало делать, — тихо и печально промолвила она. — Я ведь и вправду сирота, он подобрал меня и воспитал из милости.
— Ну вот еще! — возмутился Жан Мари.
— В следующий раз, когда они будут спрашивать тебя, так и ответь. Я вовсе не стыжусь. Зачем же скрывать благодеяния моего друга?
— Но, барышня…
— Разве я не девушка без роду и племени? — задумчиво продолжала Аврора. — Без него, без его благодеяний…
— Вот услышал бы это мэтр Луи, как он велит себя называть, то-то бы рассердился, — объявил Берришон. — Из милости! Благодеяния! Да как у вас язык поворачивается, барышня?
— Слава богу, про него и про меня не говорят ничего другого, — почти прошептала девушка, и ее белоснежное лицо чуть-чуть порозовело.
Берришон придвинулся к ней.
— Знаете, барышня… — неуверенно пробормотал он.
— Да?
— Нет, ничего…
— Говори, Берришон!
Мальчик не решался, и тогда она властным голосом произнесла:
— Приказываю тебе говорить! Ну, я жду!
Опустив глаза, Берришон мял салфетку, которую держал в руках.
— Ладно, — промямлил он. — Только это все сплетни, обычные сплетни. Они говорят: «Все понятно. Он слишком молод, чтобы быть ее отцом. Он ее так прячет, и поэтому он ей не муж…»
— Продолжай! — приказала Аврора, на лбу у которой выступили капельки пота.
— А если он не отец, не брат, не муж…
Аврора закрыла лицо ладонями.
VII
Мэтр Луи
Берришон горько раскаивался, что начал этот разговор.
Он с ужасом смотрел, как грудь Авроры содрогается от рыданий, и думал:
«Вот вошел бы он сейчас!»
Аврора стояла, опустив голову. Волосы упали ей на ладони, и сквозь пальцы сочились слезы. Когда она вскинула голову, глаза ее были влажны, но к щекам опять прилила кровь.
— Если он не отец, не брат, не муж бедной сироты, — медленно, чеканя каждое слово, заговорила девушка, — и зовется Анри де Лагардер, значит он ее друг, ее спаситель и благодетель. О! — воскликнула она, воздевая руки к небу. — Даже само их злословие доказывает мне, сколь он выше других! Они его подозревают, потому что поступают так, как не поступит он. Я его и без того люблю, но теперь благодаря им стану боготворить.
— Правильно, барышня, — закивал Берришон, — боготворите его, и пусть они лопнут от злости!
— Анри, — прошептала Аврора, — единственный человек на свете, который защищал и любил меня.
— Ну, насчет любви, — подтвердил Берришон, вернувшийся к своим обязанностям, о которых он временно забыл, и продолживший накрывать на стол, — тут вы можете быть спокойны, это я вам говорю. Каждое утро мы с бабушкой видим это. «Как она провела ночь? Спокойно ли спала? Не грустила ли вчера? Не было ли у нее каких-нибудь желаний?» И ежели нам удалось угадать какое-нибудь ваше желание, он бывает так рад, так счастлив. Да что там говорить, он вас любит!
— Да, — подтвердила Аврора, отвечая собственным мыслям, — он добр и любит меня, как собственную дочь.
— И по-другому тоже, — с хитрой гримасой ввернул Берришон.
Аврора покачала головой. Эта тема была так желанна ее сердцу, что она даже не подумала ни о возрасте, ни о положении собеседника.
Жан Мари Берришон, накрывающий для нее стол, в этот момент стал чем-то вроде наперсника.
— Я все время одна и все время грущу, — промолвила она.
— Ну, барышня, как только он войдет, к вам сразу вернется улыбка, — возразил мальчик.
— Настала ночь, — продолжала Аврора, — а я все жду его, и так каждый вечер, с тех пор как мы приехали в Париж.
— Да полно вам, — бросил Берришон. — Это потому, что здесь столица. Ну вот, я накрыл стол. Бабушка, ужин готов?
— Да уж с час как готов, — пробасила из кухни Франсуаза.
Берришон почесал в затылке.
— Я готов голову дать на отсечение, — пробормотал он, — что мэтр Луи наверху с этим чертовым горбуном. Надоело мне смотреть, как барышня из-за этого мучается. Если бы я осмелился…
Он прошел через залу и ступил на первую ступеньку лестницы, ведущей к покоям мэтра Луи.
— Конечно, это запрещено, — размышлял он вслух, — и мне не хотелось бы увидеть господина шевалье в гневе, как в прошлый раз. Всесильный Боже! И все же, барышня, — обратился Жан Мари к Авроре, — я не понимаю, почему он все-таки прячется? Это же вызывает пересуды. Да будь я на месте соседей, я, хоть вовсе не любитель чесать языком, говорил бы, как они: «Он заговорщик» или «Он колдун».
— А они так и говорят? — удивилась Аврора.
Вместо ответа Берришон расхохотался.
— О господи! — воскликнул он. — Если бы они знали, как я, что у него наверху. Кровать, сундук, два стула, да на стене висит шпага — вот и все. Правда, что в запертой комнате, я не знаю, — поправился он, — там я видел только одну вещь.
— Какую? — заинтересовалась Аврора.
— Да ничего особенного. Дело было вечером, и он позабыл опустить язычок, который закрывает с той стороны замочную скважину.
— И ты посмел заглянуть в нее?
— Бог мой, барышня, это вышло совершенно случайно. Я поднялся, чтобы по вашей просьбе пригласить его, и вдруг в скважине виден свет. Ну я и
