Я люблю Капри - Белинда Джонс

— Перед нами, Гамильтонами, устоять сложно. — Таким образом ПБ помогает ей выкарабкаться.

— С богатыми мужчинами такое часто случается, — бормочет Морган.

Не может же он так в открытую оскорблять нас, называя охотницами за деньгами? Посмотрим…

— Предлагаю тост за новую владелицу старейшего и эксклюзивнейшего бутика на Капри! — говорю я, поднимая бокал в честь мамы, но стараясь при этом не упускать Моргана из виду.

— У вас здесь магазин? — Он удивлен, что и требовалось. — Это, должно быть, чертовски прибыльно.

— Надеюсь, так и будет! — Мама улыбается и пригубляет бокал. — Для меня это — сбывшаяся мечта! Всегда обожала моду!

— Какая женщина ее не любит, — стонет Морган. Хорошо! Похоже, его несчастная жена обирает его на полную катушку.

— Мистер Гамильтон? — К столу подходит официант.

Все трое, хором:

— Да?

— Мистер Тайлер Гамильтон?

— Это я! — поднимает руку мой сосед.

— Вам звонят из Нью-Йорка, синьор. Говорят, что это срочно.

— Прошу прощения. — обращается к нам Тайлер. — Я вернусь через пару минут. Заказывайте без меня.

Я возвращаюсь к своему меню, но Морган еще не закончил допрашивать маму.

— А у вас есть опыт ведения подобных дел? — спрашивает он.

«А у тебя есть манеры или какое-то их подобие?» — хочется заорать мне. когда я вижу, как меняется мамино лицо.

— Тридцать лет. не так ли, мама? — обращаюсь я к ней. (Я сбросила немного, чтобы оставить ее в пределах пятидесятилетнего возраста, но, кажется, мама не против открыть, сколько ей на самом деле, лишь бы заткнуть Моргана.)

— Верно, — говорит она и поднимает свой бокал. — Я дошла до самого верха, а начинала за прилавком «Алмей». И я наслаждалась своей работой каждую минуту.

— Так вы — продавщица, которой повезло! Рад за вас! — весело говорит Морган.

Высокомерный мерзавец. Ему то. наверное, нелегко пришлось, когда настало время сменить рубашку, в которой он родился, на… э… шелковую рубашку.

— А вы чем занимаетесь. Морган? — Неведомым образом мама умудряется не обидеться.

— Финансы, но не буду утомлять вас подробностями. — пожимает он плечами.

Очевидно, он считает, что нам — женщинам — этого не понять.

— Вам самому наскучило, да? — вдруг говорю я.

ПБ посмеивается.

— У Ким необычное чувство юмора. Морган. Так что поосторожнее!

— Моя работа — не скучная. — надувается Морган. — Просто многие робеют перед моими успехами.

— Дану?

— Да, — кивает он, преисполнившись сочувствием к самому себе. — Как говорит Бетт Мидлер, «если тебе сопутствует успех, труднее всего найти человека, который бы за тебя порадовался».

— Вы — большой поклонник Бетта Мидлера? Морган смотрит на меня сердито.

— Еще одна шутка?

— Просто спросила, — пожимаю я плечами с самым невинным выражением лица.

Придурки, вроде Моргана, ненавидят, когда их имя связывают с чем-нибудь гомосексуальным, а я обожаю их на этом ловить.

— Наверное, мы можем уже сделать заказ, — дипломатично вставляет ПБ и подзывает официанта.

Чего мы только не заказали: красные картофельные ньокки с креветками и майораном, маленьких осьминогов с мятой и салатом из зеленой фасоли, тюрбо со шнитт-луком и засахаренными томатами, филе говядины с лавровым листом и анчоусами… Последним заказывал Морган — его выбор вполне соответствовал его агрессивной натуре: orecchiette с рагу из рыбы-скорпиона и филе кролика. запеченное в свиной щеке. Свиной щеке? Я вздрагиваю.

— Вы готовы выбрать вино? — спрашивает официант.

— Дайте мне, — требует Морган. — Если выберет папаша, мы получим какую-нибудь бурду, виноград для которой давили грязными ногами местные крестьяне.

Я смотрю на него с отвращением.

— Не только у тебя есть чувство юмора! — грохочет Морган.

«Обхохочешься», — думаю я.

— А вот и золотой мальчик, — объявляет Морган о возвращении Тайлера. — Маленький совет. Ким: не вздумай трогать его волосы. Шевелюра — самое ценное, что у него есть.

Чуть выгоревшие на солнце светлые пряди и вправду подчеркивают золотистое свечение его кожи. Мама восхищенно любуется Тайлером, как девочка, но уже поздно — ей предназначен ПБ, он же — Отец Золотого Мальчика. Ух ты! Крепко это шампанское ударяет в голову.

— Все в порядке? — спрашивает ПБ.

— Да. только придется поехать в Верону раньше, чем планировалось, — объясняет Тайлер и садится — очень осторожно — на диван.

— О нет! — искренне огорчается мама.

— Надо встретиться с одним художником. Он очень темпераментный — его агент говорит, что встреча будет либо во вторник, либо никогда…

— А вы не могли бы остаться еще на один вечер?

— Мне надо подготовиться. Я ведь еще не видел последних выставок.

— Вы сказали — Верона? — переспрашивает мама.

Тайлер кивает.

— Мы там были, правда, дорогая? У вас уже есть переводчик?

А еще отчетливее нельзя?

— Да. должны были кого-нибудь нанять. Надеюсь. договоренность удастся перенести на другой день.

— Если не получится, то Ким…

— Верона — красивый город, — перебиваю я маму.

— Я там никогда не был. — От Тайлера пахнет дорогим табаком.

— Удобно, если бы рядом был человек, который знает город… — продолжает гнуть свое мама.

— А вы там были, Морган? — Я в отчаянии стараюсь увести разговор в другом направлении.

— Я не люблю всю эту суету вокруг Старого Света.

— Он считает, что Старый Свет перехваливают, — вздыхает Тайлер.

— Ну, может, всякие классики еще ничего, но этот парень, с которым ты встречаешься…

— Алессандро.

— Он же абстракционист, да? Тайлер кивает.

— Боюсь, тут я согласен с Элом Сэппом «Абстрактное искусство — продукт бесталанности, проданный людьми без принципов тем, кто сбит ими с толку». — Морган самодовольно нас оглядывает. — Мне бы пляж и достойную книгу, этого мне хватит.

— Именно за этим вы и едете в Сардинию? — Мне все-таки удалось отвлечь маму.

— Да, мы там проводим лето уже три года подряд. Я счел, что на Бермудах собирается слишком замкнутое общество.

— А теперь вы попали под очарование Италии, — гордо произносит мама.

— Страна мне нравится, люди — не очень.

«А уж они о тебе шибко высокого мнения!» — про себя фыркаю я. ПБ смущен.

— Мне кажется, тебе стоит взять свои слова обратно. Морган. Джина — итальянка.

— Я думал, вы из Британии. — говорит тот.

— Нет. я родилась на Капри, жила здесь до одиннадцати лет. потом переехала в Кардифф.

— А, — говорит Морган. — Вообще-то. мне не нравятся в Италии мужчины.