Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне - Белтон Купер

В Реймсе мы без промедления отправились на поиски интендантской автоколонны Джорджа. Мне не понадобилось даже заглядывать в записку с адресом, которую передал мне Сембера, — я давно заучил его наизусть: «Рю де Муазон, 32». Дом располагался в шикарном районе, среди прелестных городских особняков XVIII столетия. За оградами проглядывали ухоженные сады, как это часто можно видеть и в Англии. Номер 32 оказался самым высоким на всей улице зданием — трехэтажным. На сером гранитном фасаде выделялись рельефы, украшавшие перемычки между окнами и над парадным. Балкончики на верхних этажах были забраны коваными решетками. Если к выбору квартиры приложил руку Джордж, то это здание выбрал именно он — мой брат всегда предпочитал высший сорт. Мы оставили джип у парадного входа и вошли внутрь.

В прихожей пол был выложен черными и белыми плитками итальянского мрамора, стены — увешаны картинами французских мастеров и бронзовыми канделябрами. Я был впечатлен, особенно вспомнив сараи и стылые подвалы бельгийских ферм, где мне приходилось ночевать. Даже шато в Пэре, где разместился штаб роты, в сравнении с этим особняком выглядело бледно.

За конторкой в зале сидел какой-то капрал. Я спросил, на месте ли капитан Купер, и мне объяснили, что кабинет Джорджа находится на втором этаже, справа от лестницы. Я представился братом Джорджа и попросил не выдавать своего прибытия раньше времени.

Капрал усмехнулся и снял трубку:

— Капитан, вас хочет видеть какой-то потрепанный лейтенантик!

Он проводил меня на второй этаж, попутно объяснив, что прежде в особняке располагался французский дом терпимости для немецких офицеров. Стало понятно, почему стены до сих пор увешаны картинами, изображающими нагих дев в развратных позах.

Когда я заглянул в кабинет, Джордж читал. Он поднял голову, и на лице его отразилось изумление: он не знал даже, жив ли я еще, когда Сембера передал ему, что со мной все в порядке, шел еще ноябрь. Мы горячо обнялись и заговорили разом. Я рассказал, что Сембера передал мне его адрес и у меня выдался случай его навестить. Рэйфорд тем временем завязал знакомство с капралом. Джордж распорядился обеспечить моего водителя койкой, душем и чистой одеждой, а потом отвести в унтер-офицерский клуб и познакомить с обстановкой.

Мы же отправились к Джорджу на квартиру. Пришлось завернуть за угол и миновать несколько домов. Еще одно трехэтажное здание выходило на улицу сквозным коридором, соединявшим парадное с задним двором. У подножия винтовой лестницы на первом этаже разместилась огромная пузатая печь, труба от которой пронизывала все три этажа и выходила на крышу — очевидно, она и служила в доме основным источником тепла.

Джордж объяснил, что на первом этаже проживает глава семейства, мадам Фош, с мужем и тремя детьми. Два верхних этажа армия заняла под квартиры. Комната Джорджа находилась на третьем этаже и выходила окнами на задний дворик. К третьему часу беседы мы истощили наконец запасы новостей, пересказав друг другу все случившееся с нами за два последних года. Джордж показал мне фотографии моей племянницы Дотси — ей уже исполнился год. Я хорошо запомнил день ее рождения (3 ноября), потому что в тот день мы прибыли в Англию в 1943 году — за сутки до моего собственного дня рождения.

Вечером мы отправились в объединенный офицерский клуб. Следующие три дня я наслаждался обильной и хорошей кухней, коньяком и отличными винами. Рэйфорд, кажется, отменно сдружился с капралом, и вместе они потратили немало времени на достопримечательности Реймса. В итоге мы оба весьма сожалели, когда наша побывка подошла к концу. Для нас она стала глотком свежего воздуха во фронтовом запустении.

Глава 9. СНОВА В ГЕРМАНИЮ

Возвращение в Ахен

7 февраля дивизия вернулась, чтобы занять прежние позиции вокруг Ахена, в Штолберге, Маусбахе, Верте и Гастенрате — места, за которые мы так отчаянно сражались в ноябре. Тем временем 104‑я пехотная дивизия, закрепившись в этом районе, продвинулась на запад до берегов Рера под Дюреном.

Ремонтный батальон вновь расположился на резинотехнической фабрике Энглебурта в Ахене, где для работы мастерских хватало и строений, и мощеных площадок. Едва мы добрались до места, как группа связи ринулась на захват телефонной станции. Толстые бетонные стены и крыша делали ее самым безопасным местом на всей фабрике.

По сравнению со снегопадами и распутицей времен Арденнской кампании погода значительно улучшилась, хотя почва размокла от дождей. Большая часть танков расположилась в грязи посреди окружающих небольшие деревушки полей, но ремонтная рота 33‑го бронетанкового полка вернулась в Маусбах, где в центре городка было достаточно мостовых. Хотя дивизия находилась в радиусе досягаемости вражеской артиллерии, немцы, судя по всему, берегли боеприпасы, готовясь к нашему грядущему наступлению.

Здание дирекции фабрики Энглебурта даже по немецким меркам было роскошным — крупнейший производитель шин в стране трудился без остановки, поставляя немецкой армии покрышки для грузовых и легковых машин. Столь напряженный график вынудил фирму предоставить высшему руководству комфортабельные квартиры на территории самой фабрики. В каждой столовой стены были обшиты резными панелями, на столах — льняные скатерти, салфетки, хрусталь и серебряные блюда. За дверями находились спальня и ванная комната.

Группа связи вернулась на фабрику Энглебурта раньше, чем основная часть штабной роты, так что мои приятели Линкольн и Лукас в срочном порядке реквизировали скатерти, хрусталь и столовое серебро. Мы уже жили в этих помещениях до начала контрнаступления в Арденнах, знали о здешней роскоши и хотели удостовериться в том, что наша группа получит свою долю, прежде чем о своем безраздельном праве на апартаменты объявят полковник Маккарти и майор Лоуренс.

К тому времени мы разжились одной из огромных горелок, которые стояли на каждом немецком танке. Было похоже на то, что майбаховские движки V8 на низкооктановом бензине в холодную погоду заводились с исключительным трудом, и, прежде чем попытаться завести машину, немцам приходилось подогревать бензопровод горелками. Делать это приходилось с опаской — при малейшей протечке топлива они рисковали поджечь танк. Горелки, которые мы снимали с каждой подбитой немецкой машины, служили прекрасным товаром для обмена — они пользовались большим спросом как обогревательные приборы. Такая горелка давала струю пламени в 7—8 сантиметров поперечником и длиной метра в три и прогревала воздух в комнате за несколько секунд, особенно если немного покрутить вентиль, меняя длину факела. Причастившись роскоши, группа связи смотрела на жизнь с оптимизмом.